Глава 4 На следующее утро Банстед не стал аннулировать чек. Если взглянуть на события глазами Пташки, дело выглядело так: он отказался заплатить ей лишние двести фунтов, она пригрозила ему револьвером, он смешался и откупился чеком. Немного хитрости, и история повторится вновь, а при желании некоторые обстоятельства можно будет выделить особо. Банстед начал изучать дела об убийствах, совершенных без свидетелей, когда оружие выстрелило во время борьбы. Обвиняемые утверждали, что произошел несчастный случай. Бывало, что их показаниям сразу верили, но иногда дела направляли в суд, и тогда, как правило (хотя встречались и исключения), присяжные выносили обвинительный приговор. Читая стенографические отчеты судебных заседаний, Банстед с особым вниманием разбирал показания экспертов и заключения юристов, где подробно разъяснялось, в чем подсудимый допустил ошибку или просчет. В спорных случаях определяющим фактором неизменно оказывался угол, под которым пуля вошла в тело. За последние тридцать лет врачи и оружейники предоставили столько бесценных сведений, что вдумчивый убийца мог избежать промахов. Банстеду потребовалось три месяца, чтобы решить этот вопрос, предусмотрев все скрытые опасности. Он работал по вечерам, когда Пташка не показывалась. Вдобавок следовало учесть и сопутствующие обстоятельства. Счастье, что он не потерял голову тем вечером в кабинете! Если бы он набросился на Пташку, тогда, возможно, ему не удалось бы ее убить. А если бы и удалось, то предыдущие события убедили бы суд в его виновности. Никто не поверил бы в несчастный случай, несмотря на все его заверения. Для успешного убийства нужны неопровержимые свидетельства в пользу обвиняемого. Каждое его утверждение должно быть подкреплено доказательствами. Пока он занимался своими изысканиями, на смену осени пришла зима. Внешне жизнь его казалась прежней, такой же, как в первые три месяца после предательского ухода Мод, но в нем самом произошли значительные перемены. Его больше не мучили приступы тоски и отчаяния. Он перестал искать забвения в виски, изредка довольствуясь скромными порциями, и начал уделять больше внимания своему предприятию. Банстед поставил перед собой вполне определенную цель: вернуть Мод и Родерика, освободившись от дьявольского наваждения. Пташка наведывалась к нему три-четыре раза в месяц на день-другой и уходила с чеком. О ее жизни Банстед знал не много. Пташка снимала квартиру в Оксфорде на пару с какой-то подругой – видимо, девицей того же пошиба. Привечала ли она других любовников, Банстед понятия не имел, да это его и не заботило. Эта женщина не существовала для него как личность, однако его по-прежнему с неодолимой силой влекло к ней. Их связь напоминала союз двух музыкантов, которые люто ненавидят друг друга, но сознают, что составляют великолепный дуэт. Рождество он встретил в одиночестве, но на второй день появилась Пташка. Тщательно выстраивая «обстоятельства, предшествовавшие трагическому случаю», Джеральд принялся разжигать ссоры. В начале января Пташка швырнула ему в лицо кофейную чашку, и по счастливой случайности оказалась задета бровь. Банстед вызвал доктора, а на следующий день обратился в суд, обвинив Пташку в нападении. После этого пришлось заплатить за нее штраф в десять шиллингов плюс судебные издержки и вдобавок подарить ей сто фунтов, чтобы заслужить прощение. Банстед всячески потворствовал ее сумасбродствам, тщательно подготавливая убийство, и к февралю был уже готов. Револьвер по-прежнему лежал в ящике стола. Джеральд не притрагивался к нему с того дня, когда им завладела Пташка, и теперь, достав, осмотрел его, выискивая возможные особенности, о которых не упоминалось в проработанных им судебных материалах. Это был тяжелый шестизарядный револьвер, какими вооружали солдат британской армии в 1914 году. Барабан вращался против часовой стрелки, и если держать оружие перед собой, слева был виден край фланца гильзы одного патрона и почти полностью капсюль другого. То же и справа. Таким образом, стрелку довольно было одного взгляда, чтобы определить, сколько патронов расстреляно. Барабан был полон. Из револьвера предстояло выстрелить всего один раз. Банстед не думал прибегать к ухищрениям с оружием – главная хитрость состояла в том, чтобы заставить Пташку выкрасть револьвер. Высыпав на стол патроны, он положил их в коробку для документов и запер, а револьвер убрал в ящик стола, который оставил незапертым. Весь февраль и март револьвер пролежал в ящике. Часть плана, представлявшаяся Джеральду простой, неожиданно оказалась неосуществимой, и в апреле он начал терять веру в себя, а в мае, все глубже погружаясь в тоску и уныние, стал задумываться, уж не сдаться ли. Более того, когда Пташка заявила, что устала жить с Эми Фентон и присмотрела себе небольшой домик в Оксфорде, он почти пообещал купить его и поселиться вместе, продав дом в Гродбери, и в одну из суббот они поехали осматривать дом. Это был особнячок из шести комнат на южной окраине города. Владелец недавно умер. Дом продавался с мебелью и обошелся бы в тысячу восемьсот фунтов в случае быстрой продажи. – Но тысячу можно выплатить по закладной, если у тебя туго с деньгами, – предупредила Пташка. – Мы выкупим дом полностью или вообще не купим, – отозвался Банстед, понимая, сколь страстно ей хочется заполучить особнячок. В конце концов, дом вполне ему подходил, как и любой другой. – Значит, если ты отправишь чек, как только мы вернемся, я смогу переехать уже в понедельник. Нет, лучше через неделю, чтобы привести все в порядок… – К чему такая спешка? Мне нужно подумать. Его нерешительность послужила причиной бурной ссоры, разразившейся вечером. Во время сцены примирения Банстед сказал Пташке, что та может оформить покупку на свое имя, а он ознакомится с договором и вынесет окончательное решение. В понедельник днем, позвонив ему в контору, она радостно сообщила, что договор будет готов в четверг, и обещала принести его в тот же день вечером. Судя по ее тону, она не сомневалась, что дом Банстед купит. Он и сам так думал… до вечера. Уныло сидя у себя в кабинете после ужина, он обнаружил, что револьвер пропал из ящика. Его тоска рассеялась в одно мгновение. Джеральд достал коробку для документов, вынул патроны и положил в карман. В среду утром Банстед позвонил Пташке на квартиру. Трубку взяла Эми Фентон. – Она в Школе искусств, мистер Банстед, и будет позировать обнаженной до половины первого, так что, полагаю, не сможет ответить на ваш звонок. Ей что-нибудь передать? – Ну… видите ли, мисс Фентон, Пташка взяла мой револьвер… – Девица затаила дыхание, и Банстед понял, что это для нее не новость. – Думаю, она показала его вам. Конечно, она решила пошутить. Попросите ее спрятать оружие в безопасном месте. Если его похитит какой-нибудь жулик, неприятностей не оберешься. Все складывается как нельзя лучше, заключил Банстед. Разумеется, Пташка не собиралась никого убивать, а просто задумала припугнуть трусливого любовника, чтобы добиться своего, о чем беспечно разболтала подружке. Осталось нанести последний штрих, и предыстория «несчастного случая» будет завершена. Банстед вызвал секретаршу: – Отправьте это письмо мисс Арабелле Луизе Чагфорд, адрес указан на конверте. «Моя дорогая Пташка, это официальное предупреждение, записанное моим секретарем под диктовку. Я не намерен покупать тот дом в южном Оксфорде, что ты задумала приобрести. Таким образом, любые выплаты по договору о покупке тебе придется взять на себя. Преданный тебе, Джеральд Банстед». Его расчет был прост. Получив письмо в четверг утром, Пташка, разумеется, придет в бешенство и, желая отвести душу, выложит все Эми Фентон, а вечером, вне себя от ярости, явится к нему с договором, чтобы потребовать чек. Пташка приехала в четверг вечером, взяв от станции такси, но вовсе не казалась сердитой и даже улыбалась. В руках она сжимала сумочку и длинный конверт с договором и, судя по всему, решила пустить в ход не угрозы, а ласки. Впрочем, это не имело значения. Банстед взял у нее сумочку и раскрыл. Внутри в полнейшем беспорядке находились всевозможные мелочи, и Банстед не без труда нашарил в этой куче револьвер. На барабане виднелись пятна розоватой пудры, и часть ее просыпалась на ковер. – Я отнесу оружие наверх и потом спущусь к тебе. Заряженный револьвер Банстед положил в карман и вернулся в гостиную. Пташка стояла примерно там, где и ожидалось, он быстро подошел к ней вплотную и выстрелил в грудь, направив дуло вверх, потом тщательно вытер оружие и, надев перчатки, вложил его Пташке в руку, не забыв сжать запястье, чтобы с внутренней стороны остались следы ногтей. Все. Можно звонить в полицию. Глава 5 Когда речь идет о смертельных выстрелах, пусть и случайных, на место почти всегда немедленно прибывают представители Скотленд-Ярда – по крайней мере медицинские эксперты и специалисты по баллистике. Выстрел в упор из армейского револьвера оставляет такую огромную рану, что установить с абсолютной точностью угол, под которым вылетела пуля, невозможно. Заключения экспертов нисколько не противоречили версии Банстеда. Он предстал перед следствием. Дознание проводил не многоопытный коронер, что могло бы послужить поводом для тревоги, а подающий надежды юноша, который разыграл свою роль как по нотам, в полном соответствии с замыслом Банстеда. Подозреваемый чистосердечно поведал свою историю, выложив все, что могло бы свидетельствовать против него. Он признался, что покойная была его любовницей, что он хотел порвать с ней, но не мог набраться решимости. Мисс Чагфорд оказывала на него давление, требуя купить домик в Оксфорде. – В понедельник она сообщила мне по телефону, что попросила агента составить договор о покупке дома, и собирается привезти документы в четверг вечером, чтобы я их просмотрел, и добавила, что сделку нужно заключить немедленно, поскольку есть и другие претенденты. Я не придал значения ее словам, решив, что она просто пытается надавить на меня и это всего лишь одна из ее уловок, но вечером обнаружил, что из ящика стола исчез револьвер. Его могла взять только она. Во вторник утром я позвонил ей на квартиру. Мисс Чагфорд не оказалось дома, и я говорил с ее соседкой, мисс Фентон. Та призналась, что видела револьвер. – Вам не приходило в голову, что мисс Чагфорд намеревалась воспользоваться револьвером, чтобы угрозами вынудить вас купить дом? – спросил коронер. – Если у меня и мелькнула подобная мысль, то как-то смутно, неясно. Конечно, мисс Чагфорд была женщиной бурного темперамента. Однажды я даже подал на нее в суд за нападение. Возможно, пропажа револьвера меня немного обеспокоила. Я начал опасаться, что недостаточно ясно высказался, отказавшись платить за дом, поэтому в среду, воспользовавшись помощью секретарши, отправил мисс Чагфорд письмо, в котором официально уведомил ее, что не желаю участвовать в покупке дома. Когда в четверг вечером она явилась ко мне с длинным конвертом в руках, я тотчас спросил: «Что у тебя за бумаги? Если это договор, не понимаю, зачем ты его принесла». Она не ответила, а сразу прошла в гостиную. Я последовал за ней. Ее угрюмое молчание заставило меня вспомнить о револьвере, и я немедленно заговорил о нем. «Он у меня с собой, – сказала мисс Чагфорд и, достав оружие из сумочки, наставила на меня. – Верну, когда выпишешь чек на тысячу восемьсот фунтов, а я получу дом, сколько бы писем ни присылала твоя секретарша». Я возразил: «Не глупи. Ты взвинчена и можешь случайно нажать на спусковой крючок». Она отвечала мне развязно и дерзко. Я не предполагал, что мисс Чагфорд собиралась выстрелить в меня, услышав отказ, иначе подписал бы чек, а затем аннулировал в банке. Опасаясь все же случайного выстрела, я сделал вид, что подчинился, и внезапно набросился на нее. Крепко ухватив левой рукой ее запястье, я хотел направить револьвер в сторону, то есть влево от себя, но она вывернула кисть и, не выпуская оружия, выставила вперед правое плечо, так что поднятое вверх дуло уткнулось ей в грудь. В этот миг и раздался выстрел. Коронер задал еще множество вопросов, но лишь для того, чтобы уточнить подробности. История Банстеда, подкрепленная заключениями экспертов, выглядела весьма убедительно. Один из присяжных попросил разрешения вмешаться. – Мне хотелось бы уточнить, касалось ли дуло лица женщины, пока шла борьба, мистер Банстед. Дело в том, что на револьвере остались следы косметики… похоже на губную помаду, розовую. – Этого я не помню, но не думаю, что такое возможно. – Тут все ясно, сэр, – обратился к коронеру сержант полиции Гродбери. – Это не губная помада, а пудра. С коробочки соскочила крышка, и все в сумке оказалось засыпано пудрой. Мы нашли ее следы и на полу в холле. – И в гостиной тоже, полагаю, – заметил коронер, а сержант полистал свой блокнот. – Не беспокойтесь, сержант: по этому вопросу от вас не требуется показаний под присягой. Насколько я понимаю, пудра к делу не относится. Показания Эми Фентон также вошли в тщательно продуманную предысторию «несчастного случая». Покойная показала свидетельнице револьвер в понедельник вечером, заявив, что намерена припугнуть мистера Банстеда его же оружием, если тот откажется подписать чек. Свидетельство Эми стало краеугольным камнем здания, возведенного Банстедом за долгие месяцы кропотливых исследовательских трудов, но не успел он мысленно поздравить себя с победой, как все тот же дотошный присяжный пожелал задать новый вопрос: – А что происходило в четверг утром, мисс Фентон? Покойная упоминала, что собирается пригрозить мистеру Банстеду револьвером, когда от него пришло письмо с отказом? – Нет, мне она этого не говорила. – Тон мисс Фентон стал враждебным. – Я не видела ее утром в четверг. У меня разболелась голова, и я поднялась только после полудня. За отсутствием иных разумных объяснений присяжные вынесли решение, что смерть мисс Чагфорд наступила в результате несчастного случая, однако к Банстеду отнеслись с неприязнью: уж больно легко ему удалось выкрутиться. Столь явная, поистине возмутительная невиновность невольно вызывала смутные подозрения, что дело здесь нечисто. Жюри ограничилось тем, что вынесло частное определение, в котором высказало порицание Банстеду за небрежное обращение с огнестрельным оружием, ибо тот хранил заряженный револьвер в открытом ящике стола, пренебрегая необходимыми мерами безопасности. На следующий день после дознания Банстед как раз собирался отправиться в контору, когда неожиданно пришла Мод. – Я сожалею, что тебе пришлось пройти через такое ужасное испытание, Джеральд. Думаю, в случившемся есть доля и моей вины. Это было самое чопорное извинение, какое только мог вообразить себе Банстед, но показалось ему райской музыкой. После краткого обмена вежливыми фразами, позволившего обоим сохранить лицо, Мод приняла предложение мужа вернуться домой и заметила: – Будет лучше, если мы не станем продавать дом и переезжать, а то люди могут подумать, что ты бежишь от наказания. Глава 6 К тому времени как летние каникулы Родерика подошли к концу, жизнь Банстеда вернулась в прежнее русло. Он больше не думал ни об убийстве, ни о женщине, пробудившей в нем те темные чувства, которые теперь перегорели.