Я взял его и продолжил разливать чай по чашкам Митараи и полицейского, на дне которых уже было молоко. – О, Миюки-тян, ты еще не спишь? – голос Леоны прозвучал удивленным. В тишине ресторана были хорошо слышны стук дождевых капель и треск дров в камине. Девушка говорила шепотом, поэтому я не мог расслышать, о чем она говорила: дождь полностью заглушил ее голос. Я вернулся на свое место, поставил чайник на стол и, взяв свою чашку, поднес ее к носу и вдохнул аромат. У этого напитка был уникальный запах, которого я не встречал у японских чаев. Я аккуратно придерживал блюдце левой рукой, совсем как делал Митараи за чаепитием в нашей квартире на Басямити. Мой друг часто игнорировал правила этикета и такт, поэтому не принимал чаепитие всерьез, однако его обычное поведение сегодня было очень уместным. Сделав глоток чая с молоком, я испытал приятное удовлетворение после тяжелого рабочего дня и приятного ужина. Впервые в жизни я сидел в ресторане без музыки. Неторопливо путешествуя по Британии, я, кажется, начинал лучше понимать свои собственные чувства и эмоции. Роскошные рестораны и высокая кухня – это прекрасно, но впечатления от красивых пейзажей и чистого воздуха без выхлопных газов шумных автомобилей куда ценнее, чем претенциозные развлечения, и намного дольше сохраняются в памяти. Можно ли испытать нечто подобное, путешествуя по сельской местности в Японии? Куда бы ни отправились, вы столкнетесь с копией Токио и докучливыми взглядами прохожих. Откуда в шотландцах этот гуманизм невмешательства в чужие дела? Это, вероятно, результат воспитанной в них уверенности в себе. Размышляя, я не сразу заметил, что Леона вернулась к столу. Ее тонкая талия находилась прямо перед моим лицом. Очень медленно я поднял глаза вверх, стараясь не упустить прелесть от созерцания, а затем вздохнул. Выражение лица Леоны изменилось – она, кажется, была обеспокоена: губы приоткрыты, глаза слегка затуманены. Митараи тоже заметил ее присутствие. – Что-то случилось? – спросил я, поставив чашку на стол. Пожилой полицейский замолчал и посмотрел на девушку. – Моя мама и Юдзуру, мой брат Юдзуру… – едва слышно прошептала Леона. – Ваша мать и Юдзуру? – спросил я. – Они мертвы. – Что?! – вскрикнул я. – Похоже, его убили… – продолжила девушка. – Убил, но кто? – спросил Митараи. – Это все лавр… – ответила Леона. Митараи замолчал. – Лавр убил их обоих? – спросил я. – Да, да… Леона оперлась о спинку стула руками, а затем рухнула на колени прямо на каменный пол. Я, вскочив с места, подбежал к девушке, чтобы поддержать ее. Она вся побелела, как лист бумаги. Митараи объяснил все пожилому полицейскому, затем громко позвал Эмили и подошел к Леоне. – Наверху есть кровать, дадим ей отдохнуть там. Исиока-кун, отнеси ее на руках, – сказав это, Митараи направился к лестнице в углу зала. * * * После того как Леона смогла немного прийти в себя, она рассказала нам обо всем, что произошло на Темном холме за время нашего отсутствия. Рассказ был настолько пугающим, что моя кожа тут же покрылась мурашками. Случившееся ужасало, но в то же время лишь укрепило мою уверенность – моя догадка оказалась верной! Сразу после нашего отъезда в Йокогаму пришел еще один тайфун – сильный шторм бушевал всю ночь. На следующее утро, когда буря утихла, жители дома Фудзинами были обречены на ужасающую находку на заднем дворе, где тайфун оставил заметный след. Похоже, Тэруо первым вышел в сад. Наутро после тайфуна он нашел свою жену Ятиё у корней гигантского камфорного лавра бездыханной. В черном пальто, вся промокшая, она лежала лицом вниз на земле. Ее голова была повернута к дереву, а костыль отброшен и валялся в стороне. Кость правого плеча была раздроблена, как в результате жестокого избиения, а на правой стороне лица виднелись ужасные синяки. Все выглядело как повторение жуткого нападения, произошедшего несколькими днями ранее. Связавшись с больницей, Тэруо выяснил, что на кровати в палате Ятиё была обнаружена записка. Неразборчиво, сильно дрожащим почерком был написано: «Меня кое-кто ждет, я отлучусь ненадолго, но скоро вернусь». Женщина так и не вернулась в палату. Рядом с окном в ее палате находилась пожарная лестница, по которой нельзя было подняться и войти снаружи, но, в случае пожара или эвакуации, пациенты легко могли открыть замок на окне и выбраться на улицу. По словам лечащего врача, Ятиё Фудзинами успела немного восстановиться и могла встать без посторонней помощи, но у нее не хватило бы сил самостоятельно преодолеть большое расстояние. Это означало, что кто-то заставил женщину открыть окно и проник в палату, а затем вынес ее на спине и увез из больницы. Была еще одна пугающая деталь. Прибыв на место преступления, детектив Тангэ поднял тело женщины с земли и обнаружил под ним нацарапанные прямо поверх грязи слова «Леона» и «мужчина», по всей видимости, оставленные самой Ятиё. Похоже, это было ее предсмертное послание. В пользу этого говорил и тот факт, что под ногтями пальцев на ее правой руке было обнаружено много забившейся грязи. Слова, очевидно, были лишь частью более длинного послания, продолжение которого было утрачено. Была ли вторая часть смыта дождем, или у женщины просто закончились силы, неясно, но начальный фрагмент чудом сохранился. Ятиё из последних сил закрыла собой послание, пытаясь сохранить написанное. Для Леоны все складывалось наихудшим образом. Всем известно, что в своем предсмертном послании жертва часто оставляет имя своего убийцы. Неужели Ятиё обвинила дочь в своей смерти? Это, должно быть, шокировало девушку. К счастью, мы могли выступить свидетелями защиты. Леона, все это время путешествовавшая вместе с нами, находилась на другом конце света. Она была невиновна! Послание выглядело очень загадочным. Кроме имени девушки, там был еще иероглиф «мужчина» – но зачем? Каким могло быть продолжение? Однако и это было не все. Нас ужаснула еще одна смерть, произошедшая, пока нас не было в Японии. Тело Юдзуру было обнаружено при крайне странных обстоятельствах, повергших нас в шок. Обнаружив тело Ятиё, Тэруо собирался было вернуться в дом и вызвать полицию, но его внимание привлек камфорный лавр. Среди ветвей в густой кроне гигантского дерева, растрепанного бурей, виднелось что-то странное. Кажется, это были мужские брюки. Мужские брюки, висящие в форме буквы V. Пошатываясь, Тэруо направился к дереву. По мере того как он шаг за шагом приближался к лавру, его сердце билось все быстрее и громче. Глаза мужчины расширились, и он громко закричал. Из верхушки ствола торчала нижняя часть тела мужчины. Ноги в черных брюках были направлены в небо, как будто недавно выросшие ветки, в форме латинской буквы V. Обуви на ногах не было, только черные носки. Что до части тела выше пояса, то… ее просто не было. Верхняя половина тела была полностью погружена в ствол камфорного лавра, который был расколот посередине и теперь напоминал огромную пасть крокодила. Все выглядело так, словно гигантская змея успела заглотить только половину человеческого тела – от головы до пояса. * * * Киёси Митараи сидел на одном из корней камфорного лавра на заднем дворе дома Фудзинами. Он сложил ладони вместе, оперев локти о колени, и не отрываясь смотрел на дерево. После тайфуна по саду были разбросаны ветки и листья, а земля была сырой из-за проливного дождя. Из-за прошедшей бури все деревья в саду теперь выглядели иначе. Сад напоминал мне женщину, которая всегда опрятна, но ее прическа слегка растрепана сильным ветром. Только камфорный лавр, казалось, ничуть не изменился – он не сдвинулся ни на сантиметр, и его толстый ствол, подобно крепкому бессмертному великану, прочно стоял на земле. Митараи выглядел так, словно собирался всю ночь просидеть на корнях камфорного лавра. Кажется, даже он, всегда веривший только в логику, наконец признал силу этого таинственного дерева и решил бросить ему вызов. Глядя на то, как серьезен и молчалив мой друг, я подумал, что на этот раз он может проиграть. Ведь Джеймс Пэйн, как выяснилось, ни при чем, во всем виноват камфорный лавр! Митараи сидел на корнях несколько часов; солнце уже давно село. Сперва я оставался рядом с ним, но, решив не мешать ему думать, вернулся в комнату с пианино, которая раньше служила детской для Леоны. Из окна я мог хорошо видеть Митараи, одиноко сидевшего на заднем дворе. Он предупредил Леону, чтобы она ни за что не оставалась одна, поэтому сейчас девушка сидела со мной в комнате. Поставив стул у окна, из которого открывался вид на сад и Митараи, она положила руки на подоконник и принялась смотреть вниз. Я глядел на нее, сидевшую так без движения, и вдруг заметил, что мое первое впечатление о ней немного изменилось. Мои часы показывали два часа ночи. Только что вернувшись из поездки в Шотландию, я был абсолютно измотан. Будучи девушкой, Леона наверняка устала еще больше. Но, когда я предложил ей немного отдохнуть, она ответила, что Митараи, вероятно, устал куда сильнее нас. Леона была права, однако мой друг, поглощенный сложным делом, становился невероятно выносливым и выглядел бодрым, независимо от того, сколько километров он прошел без отдыха или сколько ночей подряд не спал. – Он часто остается наедине со своими мыслями? – спросила Леона. – Да, – ответил я. – Ко мне он возвращается, уже придя к какому-то выводу и найдя решение. Если же ему нужно подумать, то он предпочитает быть один. – Одинокий человек, – сказала девушка. – Но это признак его таланта. Он как слон, случайно оказавшийся среди кошек: для всех вокруг он – всего лишь несуразная серая глыба. На обратном пути в самолете Леона плотно разговаривала с Митараи. Рассказывала ему о своей семье, братьях, но особенно о трудностях, с которыми столкнулась ее мать Ятиё, – будто иначе не могла справиться с тяжестью обрушившихся на нее обстоятельств. Она осталась совсем одна. Таку умер, Юдзуру умер, ее мать тоже погибла. Икуко, Тинацу, Тэруо и Миюки не были членами семьи Фудзинами. Если Джеймс Пэйн не выжил, то во всем мире у Леоны больше не осталось кровных родственников. Печаль, одиночество и, прежде всего, злость на неизвестного преступника подтолкнули ее на отчаянную откровенность. Я понимал это болезненное чувство. Невыносимую печаль и гнев можно немного облегчить, если признаться в них окружающим. Я хорошо помнил лицо Юдзуру, который, несмотря на наше недавнее знакомство, с энтузиазмом рассказывал мне о смертных казнях в разных культурах. Мне было грустно от мысли, что его больше нет с нами. Он был чудаком, но не злодеем. Поэтому его родные, должно быть, ужасно опечалились. У Леоны был стойкий характер: девушка ни разу не показала нам своих слез, однако я не сомневался, что трагедия, с которой она столкнулась в столь юном возрасте, являлась одной из самых ужасных за всю ее жизнь. Она больше не была той уверенной в себе и энергичной Леоной Мацудзаки, которую мы встретили несколько дней назад. В своем горе девушка начинала терять себя настоящую и, подобно тонущему человеку, старалась найти кого-то, на кого можно было опереться. Я сидел в своем кресле, сортируя в уме полученную за день информацию. Тело Юдзуру, перевернутое и помещенное вверх ногами в отверстие в стволе дерева, было сильно повреждено: голова разбита, кости лопаток, плеч, рук и ребер сломаны как минимум в десяти местах. Тело было покрыто синяками, мышцы порваны, а кости кое-где торчали наружу сквозь кожу. По словам детектива Тангэ, нужно было дождаться результатов вскрытия, чтобы узнать точное время смерти и ее причину.