– Вот скажу своему дядьке, он полицейский, задаст тебе! – Убирайтесь сейчас же, – спокойно сказал Фрэнк и аккуратно вставил булыжник на место. Мальчики постарше удалились, им эта забава надоела. Но младшие вернулись к воротам. Им хотелось посмотреть, как Фрэнк будет кормить Боба овсом. Фрэнк закончил мыть Боба и поставил его под дерево, чтобы голова лошади оказалась в тени. Он повесил Бобу на шею мешок с кормом и отправился мыть фургон, насвистывая «Позволь назвать тебя своей милкой». Как будто по сигналу, Флосси Гэддис, которая жила под Ноланами, высунулась из окна. – Эй, привет! – весело крикнула она. Фрэнк понял, кто его окликает. Он помолчал, потом ответил: «Привет», не поднимая головы. Потом обошел фургон и встал с другой стороны, так что Флосси не могла его видеть, но ее настойчивый голос преследовал его. – Закончил на сегодня? – радостно спросила она. – Да, скоро заканчиваю. – Не собираешься поразвлечься? Субботний вечер как-никак. Нет ответа. – Только не говори, что у такого пригожего парня, как ты, нету подружки. Опять никакого ответа. – Говорят, сегодня в Шемрок-клубе будет веселье! – Вот как? – без интереса спросил Фрэнк. – Ну! Я купила билет на двоих – для девушки с кавалером. – Прости, что-то устал сегодня. – Будешь сидеть дома, на пару со своей старушкой? – Наверно. – Да пошел ты к черту! Она захлопнула окно, и Фрэнк вздохнул с облегчением. На этот раз отделался. Фрэнси жалела бедную Флосси. Девушка не отступалась от попыток привлечь внимание Фрэнка, хотя терпела поражение раз за разом. Флосси всегда бегала за парнями, а те бегали от нее. У Фрэнси была тетя Сисси, которая тоже бегала за мужчинами. Но те всегда бежали ей навстречу. Разница между ними заключалась в том, что Флосси Гэддис изголодалась по мужчинам, а у Сисси был здоровый аппетит. И эта разница решала все. 3 В пять часов пришел домой папа. К этому времени и лошадь, и фургон уже стояли в конюшне Фрабера, Фрэнси дочитала книгу, доела вафли и смотрела, как тонкие бледные лучи вечернего солнца ползут по старому деревянному забору. Она прижала к щеке нагретую солнцем, пропахшую ветром подушку перед тем, как положить ее на кровать. Папа напевал свою любимую балладу «Молли Мэлоун»[8]. Он всегда пел ее, поднимаясь по лестнице, и тем давал знать, что пришел. В Дублине честном, Где девы прелестны, Впервые увидел красотку Мэлоун… Фрэнси с радостной улыбкой успела открыть дверь раньше, чем папа допел куплет. – Где мама? – спросил он. Он всегда задавал этот вопрос, входя в дом. – Она пошла на шоу с Сисси. – Вот что! – огорчился он. Он всегда огорчался, если не заставал Кэти дома. – Я сегодня вечером работаю у Кломмера. Там празднуют свадьбу на широкую ногу. Он почистил котелок рукавом, потом повесил. – Будешь официантом или будешь петь? – И то, и другое. Найдется у меня чистый фартук, Фрэнси? – Есть выстиранный, но не глаженый. Сейчас поглажу. Она положила на два стула гладильную доску и поставила утюг нагреваться. Взяла сложенную квадратом мятую парусину с завязками и побрызгала на нее водой. Дожидаясь, пока нагреется утюг, подогрела кофе и налила ему чашку. Он выпил и съел пончик с глазурью, оставленный для него. Он был очень весел, потому что подвернулась работа на вечер, да и день выдался славный. – Такой день, как этот, он как подарок, – сказал отец. – Да, папа. – А горячий кофе – разве это не замечательно? Как люди жили, пока не изобрели кофе? – Мне нравится запах кофе. – Где ты покупаешь зерна? – У Уинклера. А что? – Кофе лучше с каждым днем. – Осталось немного еврейского хлеба, кусочек. – Отлично! – Он взял хлеб и перевернул его, увидел с другой стороны этикетку с эмблемой Союза пекарей. – Отличный хлеб отлично выпекают пекари профсоюза. Он снял этикетку. Вдруг вспомнил: – А как там эмблема на моем фартуке? – Вот она, вшита в шов. Сейчас разглажу ее. – Эмблема, она как украшение, – пояснил он. – Вроде розы в петлице. Вот посмотри на мой значок с эмблемой Союза официантов. И папа отполировал рукавом бледный зеленоватый значок на лацкане. – Пока я не вступил в профсоюз, хозяева платили мне, как им вздумается. Иногда вообще не платили. Чаевые есть, говорили мне, и хватит с тебя, вот твой заработок. Кое-где с меня еще и брали деньги за то, что давали работу. У тебя такие большие чаевые, говорили мне, можешь заплатить за концессию. А потом я вступил в профсоюз. Твоей маме не стоит переживать из-за взносов. Когда я работаю от профсоюза, хозяин обязан платить мне зарплату, и не важно, что есть чаевые. Все работники должны объединяться в профессиональные союзы. – Да, папа. Фрэнси принялась гладить. Она любила слушать отцовские разглагольствования. Фрэнси вспомнила про штаб-квартиру профсоюза. Как-то раз она ходила туда, относила отцу фартук и деньги на трамвай, чтобы доехать до работы. Она видела, как он сидел там с другими мужчинами. В смокинге, который носил всегда. Другой одежды у него не было. Черный котелок смотрелся небрежно-элегантно. Он курил сигару. Когда Фрэнси вошла, он снял котелок и выбросил сигару. – Моя дочь, – с гордостью сказал он. Официанты посмотрели на худенькую девочку в старом платье и переглянулись. Они были не чета Джонни Нолану. Всю неделю работали на постоянной работе, а субботними вечерами подрабатывали ради дополнительных денег. У Джонни не было постоянной работы. Он работал от случая к случаю – вечер тут, вечер там. – Должен сказать вам, друзья, – заявил он. – У меня двое чудесных детишек и прекрасная жена. И должен признаться, что я не очень хорошо поступаю с ними. – Не переживай, – сказал сосед и похлопал его по плечу. Фрэнси услышала, как двое мужчин в сторонке обсуждают ее отца. Коротышка говорил: – Послушай только, как этот парень распинается про свою жену и детей. Заслушаешься. Забавный тип. Зарплату отдает жене, а чаевые пропивает. У него занятный договор с Макгэррити. Он отдает все свои чаевые ему, а Макгэррити наливает ему по первому требованию. Никто из них не знает – кто кому должен, то ли Макгэррити ему, то ли наоборот. Но эта система расчетов, похоже, его вполне устраивает. Он всегда под мухой. И коротышка ушел. У Фрэнси заныло сердце, но когда она увидела, как окружившие отца мужчины любят его, как улыбаются ему и смеются его словам, как охотно слушают его, боль в сердце поутихла. Те двое в сторонке досадное исключение. Она знает, что все остальные любят ее отца. Да, все любили Джона Нолана. Он задушевно пел задушевные песни. Еще в самые древние времена люди, особенно ирландцы, любили и почитали певцов, которые жили среди них. Приятели отца, официанты, на самом деле любят его. Клиенты, которых он обслуживает, любят его. Жена и дети любят его. Он такой веселый, молодой, обаятельный. Жена не таила на него обиды, и детям даже в голову не приходило, что им следует стыдиться его.