— Уже девять вечера, мне нужно домой. Я хотел бы остаться, но не могу. Я запаниковал. Я должен был отпустить его домой, но не хотел, чтобы он меня покидал. И пусть, когда он был со мной, я все еще пребывал в депрессии, он был моим якорем в этом океане эмоций. Я не хотел спать в темноте, в одиночестве, да еще и на препаратах. На самом деле, подумав об этом подольше, я почувствовал, как слезы выступают на моих глазах. Я прижал его руку к моим губам и, когда поцеловал костяшки его пальцев, слеза скатилась по моей щеке. — Пожалуйста, — прошептал я, — останься. Сжав мою руку крепче, Эммет стал напевать и взмахивать ей, будто хотел стряхнуть с нее воду. Он уставился на мои губы. — Мне пора домой. Остаться здесь на ночь плохая идея, и я не думаю, что мой аутизм мне позволит. Прости. Но я могу задержаться еще ненадолго. Мне хотелось, чтобы он остался на всю ночь. Мне было нужно, чтобы он остался со мной, но я понял, что он не может. Хотя бы еще немного. Объятий. Поцелуев. Я кивнул Эммету. Действие сильных препаратов заканчивалось. Я похлопал по месту рядом со мной. Ляг рядом. Обними меня. — Это не комната. И ты весь в трубках. Я был слишком измотан, чтобы спорить, поэтому просто откинул одеяло и ждал. Походив и понапевав еще немного, Эммет сел ко мне. Он возился с рельсом на кровати и уронил пульт от телевизора, проворчав что-то, прежде чем занял нужное положение, близко ко мне, и наши тела соприкоснулись. — Они арестуют нас, — пробормотал он. Я накрыл нас одеялом и, прикоснувшись к его лицу уверенным движением, которые ему нравились, прижался губами к его губам. Приоткрыв рот, я облизал его губу. Эммет вздрогнул и пробормотал: — Ты лизнул меня. — Но потом он тоже приоткрыл рот, впустив мой язык. Из-за всех этих препаратов эрекции у меня быть не могло, но я почувствовал его твердость, упирающуюся мне в пах. Его поцелуи были неуклюжими и робкими, но я был смел, и Эммет принимал каждое мое движение. Обняв меня за плечи, он дышал все тяжелее и тяжелее, пока не отстранился. Когда он заговорил, голос его дрожал. — Джереми, если ты продолжишь меня целовать, я кончу прямо в трусы. Я улыбнулся, но поцелуев не продолжил, только уткнулся носом в его щеку. У него была лучшая щетина на свете, ощущать её было так хорошо. — Спасибо за то, что вызвал 911. За то, что ты со мной. За то, что ты есть. — 911 вызвала моя мама, но с моего телефона. Эммет тоже неловко уткнулся носом в мою щеку, но без моего напора. — Пожалуйста, Джереми, не делай так больше. Я хотел пообещать ему, что больше этого не сделаю. Мне хотелось сказать, что я не думаю о самоубийстве, пока он со мной. Это было бы ложью. Поэтому я поцеловал его губы еще раз и прижался к нему. Когда вошла медсестра, она не накричала на нас, но велела Эммету уйти, и, когда он ушел, я молча уткнулся в подушку и захныкал. Прежде чем грусть поглотила меня, медсестра сделала мне укол еще какого-то препарата, и я заснул. На следующее утро я проснулся уже не с таким сильным ощущением опьянения. Оказалось, что я реагировал на успокоительные препараты сильнее, чем они ожидали, поэтому так долго чувствовал себя настолько одурманенным, но теперь, хоть я и чувствовал себя по-прежнему ослабевшим, я был в состоянии сидеть, ходить и двигаться. После проверки уровня кислорода в моей крови мне сняли все трубки и капельницы и принесли большой завтрак. Эммету тоже принесли завтрак, потому что он вернулся, как только я проснулся. Он ел молча, а потом стоял надо мной, практически кормя меня с ложечки, заставляя все съесть. Медсестрам мы, наверное, казались милыми, они продолжали улыбаться и смотреть на нас. Хотя некоторые из них знали Эммета, как он объяснил, его мать навещала в этой больнице своих пациентов. Вскоре после того, как мы съели наш завтрак, приехали наши родители, все четверо, и матери, и отцы обоих. Мой отец держал мать под руку, успокаивающе её поглаживая, пока она вытирала свои глаза. Джен приехала с ними, хотя стояла она немного подальше, серьезная и бледная. Она всегда держалась так отстраненно по отношению к нашей семье, но, когда мы с ней разговаривали по телефону или находились наедине, она вела себя по-другому. Мне надоело думать о том, как ужасен будет день, когда они заставят меня чувствовать себя плохо из-за того, что я почти сделал. На какое-то мгновение это заставило меня пожалеть, что мне не удалось покончить с собой, но потом Эммет взял меня за руку, и я не жалел больше ни о чем. Однако я не получил нотаций и нагоняя, которых ожидал. Когда все стали чувствовать себя неловко и оглядываться по сторонам, в палату вошел доктор. Эммет, сияя, встал. — Доктор Норт, вы врач Джереми? — Да, я один из них. Рад снова тебя видеть, Эммет. Мариетта, Даг. — Врач пожал им руки и повернулся к моим родителям. — Доктор Говард Норт. Приятно познакомиться. Мои мать и отец приняли его рукопожатие, но вели себя так, будто им стыдно, как будто они смущены тем, что им пришлось вызвать мне врача. Доктор Норт не заметил этого, а если и заметил, то проигнорировал их. — Я хочу попросить всех вас ненадолго покинуть палату, чтобы я мог поговорить с Джереми наедине. Если вы подождете в холле, я подойду к сестринскому посту и дам знать, когда мы закончим. Мой отец застыл, и его усы приняли горизонтальное положение, параллельное его плечам. — Мы остаемся. Он наш сын. Мы имеем право услышать то, что вы у него спросите. Джен закатила глаза, но ничего не сказала, а доктор Норт спокойно обратился к моим родителям. — При всем уважении, мистер Сэмсон, ваш сын совершеннолетний. Если он захочет, чтобы вы присутствовали при нашей беседе, то можете остаться. Можете присутствовать и на других беседах, если он согласится на это, но по закону Джереми имеет право принимать самостоятельные решения относительно его здоровья. И даже если бы он был несовершеннолетним, то я бы все равно настаивал на том, чтобы эта беседа хотя бы частично проводилась конфиденциально. Это не из-за неуважения к вам, как к родителям, а из уважения к Джереми, как к личности. Это приятно меня удивило, но я сразу напрягся, когда отец посмотрел на меня, явно ожидая, что я скажу доктору Норту, что мы можем говорить при них, и я хочу, чтобы они остались. Я не хотел, поэтому уставился на одеяло и позволил доктору Норту прогнать их всех. Я не возражал, чтобы остался один единственный человек, но он ни на что не жаловался. Эммет обхватил двумя пальцами два моих в знак молчаливого прощания. Потом все ушли, и в палате остались только я и доктор Норт. Улыбаясь, он пододвинул стул к моей кровати и принял на нем расслабленную, но вежливую позу. — Ты сегодня хорошо выглядишь. Как ты себя чувствуешь? Я согнул лежащие поверх одеяла руки. Мне не хотелось говорить о том, как я себя чувствую. Меня осенило, что, возможно, из-за этой ужасной ошибки, которую я совершил, они поместят меня в какое-нибудь заведение. Эта мысль заставила мой завтрак проситься наружу. — Спасибо, что Эммет остался вчера со мной. Я имею в виду, что думаю, это благодаря вам. Я ценю это, и думаю, он тоже. — Всегда пожалуйста, — сказал он. — А почему ты не хочешь рассказать мне о том, как ты себя чувствуешь? Мои ногти снова и снова царапали одеяло, а я уставился на свои ноги. — Я в порядке. Простите, что всех напугал. Я начал говорить, что это больше не повторится, но остановился, почти уверенный в том, что этот парень видит ложь насквозь. — Джереми, ты не должен нервничать. Здесь тебе нечего бояться. Но я боялся многого. Несмотря на препараты, я почувствовал, как приступ паники ищет способ вырваться наружу. Я не мог потерять Эммета после того, как снова его обрел. Прохладные, слегка обветренные руки сомкнулись на моих. — Поговори со мной о том, что заставляет тебя беспокоиться. Позволь мне помочь тебе. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь затолкнуть страх поглубже. Мне не хотелось говорить ему, чего я боюсь, но, если я не скажу, это гарантирует, что у меня начнется приступ паники, из-за которого меня, скорей всего, упрячут в психушку. — Я не хочу в психиатрическую больницу. — Мы всего лишь разговариваем, а не изучаем такую возможность, Джереми. Как ты сейчас себя чувствуешь? Смущенно и напугано. И еще глупо. Раньше я чувствовал себя лучше. Когда Эммет был здесь. — Я хочу увидеть Эммета. — Ты увидишь. Но сначала мне нужно, чтобы ты поговорил со мной о своих чувствах. Я не хотел. — Я хочу пойти домой. Не очень, на самом деле, но это было лучше того, что происходит сейчас. Одному Богу известно, что этот парень найдет у меня в голове, если начнет копаться в ней.