— Помоги Стюарту. Мой новый лучший друг Джереми вытащит меня на улицу. Салли перевела взгляд с него на меня и обратно. — Джереми, ты уверен? — Я кивнул. Хоть я и не был уверен, я хотел помочь. — Все хорошо. Мне казалось, что я могу посидеть с паралитиком, обойдясь без приступов паники, но, если бы рядом был доктор Норт, я непременно спросил бы его, как мне поступить в этой ситуации. — Окей, — сказала Салли и ткнула пальцем в Дэвида. — Будь паинькой. — Она опустила палец и повернулась ко мне. — Если понадоблюсь, я в комнате Стюарта. Если он поранится, не ищи меня, а звони 911. — Ну пиздец! — закатил глаза Дэвид, когда она пошла к лестнице. Я не знал, что ему сказать, поэтому промолчал. Теперь, наедине с Дэвидом, я уже не был в себе уверен. Мне хотелось, чтобы Эммет вернулся и присоединился к нам, но зная, как он ненавидит Дэвида, он вряд ли пришел бы. — Че-чем ты хочешь заняться? Меня бы не удивило, если бы он ничего не ответил или заявил с сарказмом о том, что ему не нужна помощь, но вместо этого он вежливо ответил: — Было бы здорово, если бы ты придержал для меня дверь. Я знаю, что на ней есть автоматический доводчик, но для меня дверь остается открытой недостаточно долго. Папа говорит, что все исправит, но ремонтник не может прийти раньше следующей недели. — Конечно. Без проблем. — Я поспешил к двери, настежь ее открыл и терпеливо ждал, пока он проедет через порог на своем инвалидном кресле. На это ему потребовалось много времени, в основном потому, что он все время попадал колесом в угол, а не в проем. — Прости. — Его щеки покраснели, и он с ненавистью посмотрел на дверь, снова пытаясь преодолеть порог. — Я плохо управляю коляской, когда злюсь. — Все в порядке. Я никуда не тороплюсь. — Я вспомнил, как он сказал о том, что мало времени проводит на улице. — Дай знать, если я могу чем-то помочь, но не торопись. Возможно, это всего лишь мое воображение, но мне показалось, что после моих слов он немного расслабился и довольно быстро нашел правильный угол, чтобы отправиться дальше по коридору… к следующим дверям. Я поспешил обойти его, чтобы их открыть. Они открылись обе, но Дэвид должен был повернуть кресло задом наперед, чтобы въехать в них, пока я открывал еще и внутреннюю дверь. Я нахмурился. Эти двери для колясочника оказались непростым делом. — Не боись. — Дэвид преодолел последний барьер между внутренними и внешними дверями, ускорился, спускаясь вниз по пандусу, и громко вздохнул, оказавшись на улице. — Черт! Чувствую, будто освободился из тюрьмы. Спасибо, бро. Я у тебя в долгу. Я никогда не был раньше ничьим братом. Сложив руки на животе, я нерешительно подошел к его креслу. Что я должен сказать? Я чувствовал, как во мне начинает подниматься паника, но я стиснул зубы и не позволил ей овладеть мной. Нет! Все, что мне нужно делать, это быть его живой кнопкой вызова. Если он захочет поговорить со мной — он заговорит, а если нет — я не против насладиться тишиной. Он тоже наслаждался ею, наклонив голову к подлокотнику кресла так, что его подбородок был поднят к небу. — Идеальный осенний день! Но он был не таким уж идеальным, чтобы это озвучивать, поэтому я молча продолжал наблюдать за Дэвидом. Он был красив. Темно-каштановые волосы были коротко подстрижены, у него была небольшая бородка, но я мог разглядеть щетину в тех местах, где он побрился не так хорошо. Хотя было ясно, что брился он не сам, ведь для этого его руки должны были бы хорошо функционировать. Дэвид был одет в ярко-зеленую футболку с желтыми и белыми геометрическими фигурами спереди и в джинсы. Я уставился на его неподвижное тело и ноги, задумавшись о том, как мало он двигался. Его ноги казались тоньше, чем необходимо, из-за того, что они начали атрофироваться. Я двигался немного, но достаточно, чтобы нарастить основные мышцы, а единственным способом заставить работать его мышцы было переносить его. Когда я перевел взгляд на его лицо, то обнаружил, что он смотрит на меня. Я уже собрался извиняться за то, что пялился на него, но он заговорил прежде, чем я успел что-то сказать. — Ты и правда встречаешься с парнем, кайфующим от поездов? Я не ожидал такого вопроса и неловко огляделся. — Да, я встречаюсь с Эмметом. Мое лицо покраснело, я стал готовиться к тому, что он начнет меня высмеивать, и на меня накатила паника, когда я понял, что не смогу уйти, даже если он будет меня оскорблять. — Тебе он нравится? Вы просто живете вместе? Или вы пара? Его вопрос звучал серьезно, а не так, будто он издевается надо мной, но я все еще чувствовал себя неловко. — Пара. — Как это произошло? — Он повернул свое кресло, чтобы быть ко мне лицом. — Я имею в виду, они же все обидчивы и нелюдимы. Они же аутисты. Я начал понимать, почему Эммет так ненавидит Дэвида. Не зная, что ему ответить, я отвернулся, надеясь, что он отстанет, но не тут-то было, хотя он немного успокоился. — Прости. Это было грубо. — Он уставился на детскую площадку. — Я спрашиваю тебя, потому что это то, чего я хочу больше всего. Возможности встречаться с кем-то. Я думаю, что ушел со сцены, потому что теперь прикован к этому стулу, да и живу в этом Особом доме для не таких как все. Но ты встречаешься с кем-то. Не притворяешься. Это то, о чем я спрашиваю. Как это произошло? На что это похоже? Если ты, конечно, не против поговорить об этом. Я прислонился к дереву, сгорбившись и засунув руки в карманы шорт. — Мы встретились на пикнике в этом году. Он представился мне. Потом мы стали тусоваться вместе, и… — Я замолчал, вспомнив, какой поворот приняло для меня это лето. — За что тебя упекли сюда? — В голосе Дэвида не было сарказма. — Ты кажешься нормальным. — Я далек от нормального настолько, насколько это возможно. — Я не мог заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому перевел взгляд на подлокотник его кресла. — У меня серьезное депрессивное расстройство. — Я вспомнил то, что сказал мне доктор Норт, и добавил сквозь сжатые губы. — И хроническая тревожность. — Это так плохо? Я поморщился. — Еще пару недель назад я валялся в больнице, потому что пытался покончить с собой. — Ой. Что ж. Да, это плохо. — Он непривычно замолчал, и когда я осмелился взглянуть ему в лицо, то увидел, что вся его бравада пала. Он не мог встретиться со мной глазами. — Вот что значит делать это в одиночку. Тебе не нужно было делать это одному. Его признание на несколько мгновений повисло в воздухе, а потом я вспомнил, что слышал Эммет в день переезда Дэвида. — Так ты все еще хочешь убить себя? — Потом до меня дошло, как это прозвучало, и я добавил: — Я ничего не предлагаю. Мне просто интересно. Его плечи неуклюже дернулись, наверное, так он пожимал ими. — Иногда. Но не задумываюсь об этом так серьезно, как раньше. Я был прикован к постели, когда пытался придумать способ это сделать, а из-за того, что не смог, я стал еще больше хотеть себя убить. — Он мотнул головой в сторону дома. — Вот когда папа начал создавать «Рузвельт». Я сказал, что не хочу, чтобы он это делал, но мой врач заметил, что я так злился на отца, на то, что он вкладывает в эту затею все наши деньги, что перестал думать о самоубийстве. Так что, думаю, по какой-то причине это хорошо. — Я рад, что твой папа построил «Рузвельт». Иначе мне пришлось бы жить в приюте. — Но почему? Люди, страдающие депрессией, не должны жить в медицинских условиях, разве нет? — Он дождался, когда я, вновь смутившись, посмотрел на него, и продолжил. — Прости. Я не пытаюсь быть придурком. — Мне стыдно, что я такой двинутый. Дэвид фыркнул. — Каждый день после обеда кто-то должен залезть пальцем в мою жопу, чтобы вытащить оттуда мое дерьмо. Я уверен, что любое твое признание не будет хуже этого. К своему стыду, я уставился на него, открыв рот. Я думал, что он шутит, но он был серьезен. Святое дерьмо! Простите за каламбур. Он поднял бровь. — Ну так? Ты рассказывал мне, почему вынужден жить здесь или в приюте, но не дома. — Я часто нервничаю и паникую, и меня легко выбить из равновесия. Мне сложно поддерживать порядок в доме, а иногда даже мысль о том, чтобы приготовить ужин, утомляет меня. Эммет делает это сам. То есть я готовлю вместе с ним, но он решает, что мы будем есть. Он спрашивает меня, чего бы мне хотелось съесть, но в основном я согласен с его выбором. — Я стал топтаться на месте. — Я не могу жить дома. Мои родители думают, что я должен это преодолеть, но я не могу. Из-за них я чувствую себя еще хуже. Мне нравится здесь жить, но я не могу найти работу. Я подготовил все документы для соцзащиты, но все равно должен работать. Не только из-за денег, но еще и потому, что нехорошо просиживать целыми днями перед телевизором, ожидая, пока Эммет вернется домой с учебы. Я даже не могу взять книгу в библиотеке. — Почему? Что происходит? Я пожал плечами. Шок от слов про его какашки прошел, и я снова стал смущаться. — Общественные места наводят на меня панику. Не все, конечно, и не все время, но такая опасность присутствует всегда. Это получается не специально, но с каждым разом все хуже. Доктор Норт говорит, что это нормально, так я ищу безопасность, но я чувствую себя таким неудачником. Все вокруг где-то работают. — Ну привет. Чтобы сидеть под гребаным деревом, мне нужна нянька. Ты думаешь, я работаю? — Нет. Но люди от тебя этого не ждут. Они думают, что я нормальный, и не видят, какая в моей голове каша, поэтому раздражаются, когда я веду себя не так, как все. Ты хотя бы сидишь в инвалидном кресле, чтобы заставить их оставить тебя в покое. — Да уж. — Он задумчиво наклонил голову на бок. — Будь я проклят. Я чувствую себя нормально, но ужасно выгляжу, ты же выглядишь нормальным, но чувствуешь себя ужасно. Чувак, нам надо чаще тусоваться вместе. — Он выпрямил шею, и его глаза расширились. — Подожди! Подожди! Вот оно! Точняк! — Он подкатил каталку ближе ко мне, и его лицо стало взволнованным. — Ты должен работать на меня! В моей голове сразу всплыли слова про какашки, и я занервничал. — Что мне делать? — Всякую фигню. Открывать для меня двери. Укладывать мои волосы так, чтобы я не выглядел идиотом. Кормить меня, но не обращаться со мной, как с ребенком. Тусоваться со мной в тени. И все в таком духе. Это звучало просто, даже замечательно, но я был уверен, что где-то скрыт подвох. — Я не медсестра и не сиделка. Я едва закончил школу. — А я не хочу медсестру, сиделку или кого-то в этом духе. Мне нужен тот, кто мог бы помогать мне добираться до аудитории, если я когда-нибудь решусь вернуться в колледж. Как же то, что я согласился посидеть с ним несколько минут, превратилось в это? — Ты хочешь платить мне за то, чтобы я тусовался с тобой?