– Я здесь, тебе ничто не угрожает. – Мамочка сказала, что Роб жив, но после того, как он убил нашего отца, его посадили, – продолжила Лика. – Если же братик скончался, то очень-очень хочу увидеть его могилу. Наверное, она заброшена. Приведу захоронение в порядок, памятник поставлю. Где Роб? Знаете о его судьбе? – История давняя. Разрешите рассказать? – осведомился Березкин, глядя на меня. – Будем благодарны, – ответил Боря. – Тогда займу ваше время, за пару минут все не охватить, – продолжил Сергей Петрович. – Мои отец и дед были известными врачами. И дядя Леонид тоже по образованию доктор, но сначала он занимался научной работой, затем стал чиновником от медицины. Не стану лукавить, Леонид Михайлович продвигал меня. Я быстро стал кандидатом наук, главврачом роддома, за что получил шквал критики от коллег. На меня писали подметные письма в Минздрав, организовывали жалобы от несуществующих женщин. Потом поутихли. Новый взрыв негатива случился, когда я одним из первых в России открыл частный роддом и медцентр для женщин. – Если доктор глуп, малопрофессионален, то больные к нему обращаться не станут, – сказал я, – а ваши медучреждения очень популярны. Да и на чужой роток не накинуть платок. Пусть говорят. Не следует слушать завистников, надо продолжать свое дело. – Приятно, что вы это понимаете, – улыбнулся врач. – Не скрою, мне было малоприятно ловить за спиной змеиное шипение: «Сергей Березкин так высоко залез, потому что его отец и дядя толкают». Но когда в России появилась коммерческая медицина, жизнь все расставила на свои места. Где те, кто меня считал выскочкой? И памяти о них не осталось. А я до сих пор работаю. Сергей Петрович глубоко вздохнул. – К сожалению, в моей жизни была еще одна проблема. Нерешаемая. Мама, Виктория Павловна. Ее родители, мои дед и бабушка, из так называемых диссидентов. Их отправили в психиатрическую лечебницу, где пара и скончалась. Маме тогда всего пара лет была. Она попала в дом малютки, затем в приют, откуда сиротку в семь лет взяли на воспитание прекрасные люди. Мама получила хорошее образование, удачно вышла замуж и родила меня. Начиная с шести лет, с момента, когда у нее появились новые родители, жизнь маму баловала. Девочку обожали, но в ее памяти крепко засели страшные годы в интернате. Голод, издевательство старших детей, воспитательница, которая по десять раз на дню говорила: «Ты дочь предателей советского народа, расстрелять их следовало». Мама боялась и ненавидела тех, кто отнял у нее родных. Страх и желание никогда не общаться ни с какими представителями власти сопровождали ее всю жизнь. Мама не могла войти в отделение милиции, ей становилось плохо у двери. Она не участвовала в первомайских демонстрациях, потому что следовало двигаться в колонне мимо трибуны Мавзолея. Даже на почту с опаской заглядывала. Если мы с ней ехали в метро, а в вагон входил человек в форме, в любой – военной, милицейской, – мама хватала меня в охапку и, расталкивая пассажиров, ухитрялась выскочить на перрон в тот момент, когда уже закрывались двери. Я влюбился в Зину, а она поняла, что жить без меня не сможет. Пару лет мы проводили время вместе у нее на квартире. Потом Зинуля забеременела, следовало оформить отношения. Я привел любимую к себе домой. Мама плохо отреагировала на появление будущей невестки и устроила ей допрос с пристрастием, спросила: «Кто у вас, милочка, родители?» Но я предупредил Зину, как надо отвечать, поэтому она сказала: «Папа и мама упокоились. Они были простыми, хорошими людьми». Вроде, мама успокоилась, но через две недели, когда я вернулся домой с работы, у двери в квартиру лежала куча моих вещей. Я обомлел, нажал на звонок. Мама приоткрыла дверь, не сняв цепочку, и громко сказала: «Предатель! Лжец! Решил ввести в мою семью существо из фамилии вешателей-душителей! Выбирай: или я, или она!» Сергей Петрович покачал головой. – Я любил маму, но кое-чего ей делать не следовало. Поехал к Зиночке, рассказал ей все, сказал, что останусь с любимой. И ночью у Зины случился выкидыш. На малом сроке произошло, но для женщины, которая хочет детей, это трагедия. С матерью я потом наладил отношения. Зиночка велела к ней пойти, поговорить, сказала: «Очень жаль Викторию Павловну, понимаю ее. Не следует твою маму нервировать, не надо нам регистрировать отношения в загсе. И так счастливы. Если еще раз забеременею, тогда посмотрим, а пока зачем?» Жили мы очень хорошо, ни разу не повздорили. Перебрались в Подмосковье – всегда хотели на свежий воздух, вот и решили вернуться на малую родину Зины. Она, смеясь, рассказывала, что соседки придумали, будто я женат на другой, а она любовница. Вместе с моим другом они открыли частную лесную школу неподалеку от нашего дома. Зина стала там директрисой. Детей нам Господь не давал, но мы уже не очень их хотели. Перегорели. И я на работе был окружен младенцами, и Зиночка с ребятами проводила весь день. Очень счастливое было время. Прекрасное. Почему так долго рассказываю? Чтобы вы поняли, что Зинаида Яковлевна – моя единственная любимая супруга. Брак мы не оформили из-за моей мамы, а та прожила почти сто лет. Зина редко просила меня о чем-то, а уж в мою работу никогда не вмешивалась. Из подруг у нее была только Елена Петровна Зубова. Девочки познакомились в первом классе. Лена знала все о наших отношениях, а мы были в курсе ее непростой личной жизни. Лена постоянно влюблялась, посмотрит один раз на мужчину, и все! Как с обрыва прыгнула. Елена поет, бегает, говорит: «Андрей-Петр-Алексей-Николай самый лучший!» Пару месяцев горит огонь страсти. Потом раз – и с глаз Елены падает пелена. Зубова прибегает к Зиночке, плачет: «Как я могла даже посмотреть на этого урода!» Первое время мы жалели Лену, потом поняли, что она неспособна на настоящее глубокое чувство. Ей нравится период влюбленности, эйфория, бабочки в животе. Но это, простите, не любовь, это быстро заканчивается. Бабочки в гусениц превращаются. Спустя некоторое время мы перестали переживать по поводу краха очередного романа Лены. Потом, когда она в очередной раз приехала в гости, я насторожился. Лицо у Лены слегка отекло, за час она три раза в туалет сбегала, от пирожных отвернулась: «Фу, они сладкие, нет ли у вас сосисок с горчицей?» Ну, я же акушер-гинеколог, поинтересовался у нее: «Ты как себя чувствуешь?» Зубова вздохнула: «Что-то жор нападает припадками. То готова все съесть, то отворачивает даже от конфет. Устаю очень, спать постоянно хочется». Знакомая картина. Задал самый нужный вопрос: «Месячные есть?» Она засмеялась: «Ты прямо доктор Айболит! Надо, наверное, пойти в поликлинику. Сбился весь цикл, ничего нет». – «Давно нет?» – уточнил я. Лена рукой махнула: «Да уж месяца четыре, может, пять. Но ничего не болит, значит, здорова я. Потолстела немного. Это хилые всегда худеют». Доктор обвел нас взглядом. – Понятно? – Да уж, – покачал головой Боря, – беременности она, похоже, не ожидала. Сергей Петрович тихо кашлянул. – Ну, таких немало. Узнала Елена, что с ней, в панику впала, потребовала, чтобы я ей аборт организовал. Отказал. На таком сроке эта операция опасна. Она сама пыталась избавиться от ребенка. Ее мама Надежда Васильевна постоянно звонила, плакала: «Сергей Петрович, объясните дурочке, что так себя вести нельзя. То в ванне горячей сидит, то какие-то таблетки пьет. Вчера со стола прыгала. Скажите ей, урода родит или инвалида. Вся жизнь ее потом под откос пойдет, замуж не выйдет». И как ответить? Решил провести с Еленой работу – та рыдать начала: «Поговори с Павлом! Он должен на мне жениться, дам тебе телефон». Зиночка меня одного на разговор к мужчине не отпустила, вместе поехали, рассказали ему про ребенка. Дядька не обрадовался, начал объяснять: «Познакомились с Леной на кассе в супермаркете. Ей пяти рублей не хватило на оплату покупки. Дал деньги, она мой телефон взяла, пообещала позвонить, вернуть долг. Смешно! Кто ради пары целковых заморачиваться станет? Но она звякнула, напросилась ко мне в гости, приехала, привезла вино, сыр, положила на стол монетки. Выпили, поговорили, утром в одной постели проснулись. Пару месяцев отношения поддерживали, она о себе рассказала, что папа профессор, мама актриса известная, сама Елена – художница, тоже известная». Анжелика подскочила в кресле. – Мама совсем из другой семьи! И картины она никогда не рисовала. Березкин протяжно вздохнул. – Сейчас рассказываю вам то, что хорошо знаю. Елена любила фантазировать. Порой рассказывала всякие истории. Ну, например, ее на улице остановил известный режиссер, предложил главную роль в своей новой картине, а женщина отказалась, потому что понимала, что мужчина ее на диван уложит. Зина подруге не верила, я тоже некоторое время не понимал вдохновенную фантазерку. Вернемся к Павлу. Он нас выслушал и замолчал. Зина ему сгоряча пообещала: «Сейчас можно сделать анализ ДНК! Когда малыш появится, не пожалею денег! Если он ваш, станете алименты платить!» Мужчина улыбнулся: «Просто новость очень неожиданная. Елена от меня ушла примерно месяц назад. Сказала: «Ты скучный зануда». А я давно хочу семью, детей. Готов отвести ее в загс. Бытовые условия у меня пока скромные, только раскручиваю свое дело. Квартира маленькая, двухкомнатная, зато своя!» Березкин опять вздохнул. – Мы с Зиночкой не ожидали подобного разговора. Обрадовались. Надежда Васильевна тоже успокоилась – дочка станет замужней дамой, ребенок родится в законном браке. Павел ей понравился, он спокойный, малоразговорчивый, но работящий, вежливый и хорошо воспитан. Возраст у Елены не юный, характер сложный, может в девках остаться. Все были довольны, кроме невесты. Та истерику устроила: «Павел дурак, не хочу с ним жить». Но Надежде удалось дочь уговорить. Глава тридцать четвертая Сергей Петрович положил ногу на ногу. – Тут уместно сообщить, что муж Надежды Васильевны был известным коллекционером антикварных музыкальных шкатулок. Петр Леонидович физик, чем конкретно он занимался, дочь не знала. Но, судя по огромной квартире, в которой они жили, по просторной даче со всеми удобствами близ Москвы, по походам Надежды Васильевны в спецсекцию ГУМа, по тому, что никаких материальных проблем у семьи не было, мужчина работал на оборону. Он умер в том возрасте, когда еще жить и жить. Заботу о вдове и дочери взяло на себя государство. Надежде Васильевне оставили всю зарплату мужа, личный автомобиль с водителем, подарили дачу в Потапкино. Елена жила как в сказке. Единственное, на что она жаловалась в школьные и студенческие годы Зине – это на ежемесячные походы к врачу. Надежда Васильевна тщательно следила за здоровьем дочери, а той не нравилось постоянно сдавать кровь на анализы. Сергей Петрович нахмурился. – Когда Елена родила ребенка, стало ясно, что у него непростая проблема со здоровьем. Попросил новоиспеченную бабушку срочно приехать в роддом. Та примчалась, узнала суть дела, заплакала и рассказала правду про мужа. Петр Леонидович был одним из тех, кто разрабатывал ядерное оружие. В то время не очень понимали, что оно опасно не только для тех, кто работает с радиоактивными веществами, но и для их потомков. В лаборатории, которой заведовал Петр Леонидович, случилось ЧП. Подробности Надежда Васильевна не сообщила, думаю, она сама их не знала. Мне она сказала, что что-то там взорвалось. В комнате во время происшествия находились две женщины и трое мужчин. Все были молодые, их мигом госпитализировали, пролечили, и группа продолжила свои исследования. Одну женщину только спасти не удалось. Потом у этих людей начали появляться дети. За каждой беременной женщиной, будь то сотрудница или жена члена коллектива, постоянно наблюдали врачи. В СССР тогда не проводилось исследований, связанных с беременностью женщин, решивших родить от мужчины, который за пару лет до зачатия ребенка получил дозу радиоактивности. Поэтому у докторов были опасения, вдруг у беременных начнутся серьезные проблемы со здоровьем? Но, с другой стороны, появилась уникальная возможность посмотреть, как радиация влияет на женщину, которая вынашивает малыша, и потом понаблюдать за ребенком. Повторю, большую дозу облучения получили пятеро сотрудников, из них две женщины. Во время беременности одна умерла от инфаркта. У второй женщины и у супруги одного мужчины на свет появились младенцы, которые прожили считаные часы. У Надежды Васильевны родилась на удивление здоровая Елена. У Федора Гладкова на свет появилась Ира, с ней тоже вроде никаких проблем не возникло. Девочки подрастали, за ними пристально наблюдала команда специалистов. Их отцы, Петр Леонидович и Федор Николаевич, не смогли увидеть дочек подростками – оба вскоре умерли. Их жены не общались, не дружили. Ира и Лена не болели, занимались спортом, но потом, когда они пошли в старшие классы, характер у девочек резко испортился. Ирина к окончанию гимназии превратилась в истеричку. Ее поведение мгновенно менялось. Сидит, обедает, спокойно ест суп и вдруг бросает ложку, кричит: «В тарелке лук! Сколько можно говорить! Ненавижу его!» Вопль, слезы, попытки убежать из дома. Когда Ирина вышла замуж, стало еще хуже, она изводила скандалами мужа, в упор не замечала сына Колю. Тот рос непослушным, постоянно дрался, делал гадости. И у Надежды Васильевны тоже начались свои проблемы. Лена отвратительно училась, также отличалась резкой сменой настроения, жила по принципу «делаю что хочу». Советский Союз развалился, деньги на исследования тем, кто наблюдал за детьми облученных, выдавать перестали. И Надежде Васильевне государство больше никаких средств не выделяло. Но женщина жила спокойно, работала стоматологом, у нее было много клиентов. А еще в семье хранилось собрание музыкальных шкатулок Петра Леонидовича. Они по-прежнему стояли в кабинете покойного, в шкафу, который он специально заказал для своей коллекции. Когда возникали сложности с финансами, продавали один экземпляр. Надежда Васильевна приноровилась к непростому характеру дочери, жалела ее. А потом на свет родился… Сергей Петрович начал кашлять. – Кто? – прошептала Анжелика. – Моя дорогая, – очень ласково откликнулся главврач и посмотрел на меня. – Ситуация необычная. М-да. Не уникальная, подобные случаи в медицине описаны. Попробую объяснить. У Елены Петровны родился мальчик. При наружном визуальном осмотре все было нормально. Но потом почти сразу выяснилось, что у малыша проблемы. Ребенку сделали УЗИ. Аппараты тогда не такие точные были, как сейчас, но того, что увидели, хватило для понимания, что Роберт внешне мальчик, а внутри девочка. Половые мужские органы новорожденного – просто украшение, они работать не будут. То, что внутри, – от девочки и в нормальном состоянии. Оставлять ребенка в таком виде ни в коем случае нельзя, его надо прооперировать. Я как врач объяснил, что родилась девочка. У нее все по нашим расчетам работающее. Потребуется операция, но есть такие хирурги. У ребенка снаружи просто украшение, его убрать просто. Надежда Васильевна заверила меня, что всегда хотела внучку, а вот Елена Петровна закричала: «Не смейте убивать моего сына!» Никакие уговоры на нее не действовали, стояла на своем: «Родила Роберта!» Сергей Петрович сложил руки на груди. – Елена Петровна не понимала, что у нее уникальный ребенок. Как правило, то, что в семье растет гермафродит, выясняется в период полового созревания. Но ведь проблема не только в половых органах. Самая большая закавыка – в голове. Ребенок считает себя мальчиком, одевается соответственно, ходит в школу, у него есть друзья. Ну да, имеются некие странности, например, излишняя плаксивость, обидчивость. Но родители считают это капризами. И вдруг у подростка начинаются месячные! Мальчик узнает, что он девочка! Мало ребенку проблем пубертатного возраста, так еще ломается половая идентификация! Травма на всю жизнь. А у Роберта редкий случай, ясность наступила сразу. Его легко было оперировать сразу после рождения – в то время, которое человек не помнит. И уже говорил, мужские признаки были только снаружи, а внутри – матка и яичники. Вот так ребенку аукнулось радиоактивное облучение деда. Елена, дочь ученого, с виду была здорова, но у нее имелись проблемы с нервной системой и памятью. А у ребенка вот такая штука. Я начал уговаривать мать. Та ни в какую! Кричит: «У меня сын!» Истерика, агрессия, в драку полезла! Павел целиком и полностью поддерживал врачей и тещу. Надо отдать должное мужчине, он не бросил жену, не упрекал ее: «Из-за тебя урод получился». Утешал Лену, успокаивал Надежду Васильевну, демонстрировал оптимизм, говорил жене: «Младенец ничего не ощутит, просто уберут лишнее, сформируют девочку. Никогда она не узнает правду. Шрам со временем почти незаметным станет. Если спросит, откуда он, спокойно сам ей объясню: «Ты в годик, когда ходить училась, упала в гараже, попала низом живота на мой инструмент, пришлось порез зашивать». И все! Но Елена орала: «Мальчик! Он мальчик!» Когда Роберту исполнилось два года, жена выкинула вещи мужа на улицу. Павел ушел, но продолжал дружить с Надеждой Васильевной, давал деньги, встречался с ребенком. Общение с женой минимизировал. А та прямо ненавидела мужчину. Три года Елена воспитывала Роберта, машинки ему покупала, пистолеты. Ребенок равнодушно на них смотрел, ему нравились пластмассовые звери, домики, куколки – он определенно родился девочкой, природу не обмануть. Когда Роберту исполнилось три года, Елена ни с того ни с сего напала на продавщицу в магазине. Ей показалось, что у женщины на голове рога выросли. Зубову поместили в психиатрическую клинику. И тогда Надежда Васильевна оформила опеку над ребенком и решила сделать ему необходимую операцию. Все прошло успешно. Бабушка опасалась, вдруг соседи начнут удивляться, задавать вопросы, куда подевался Роберт, что с ним, откуда девочка взялась? Поэтому она закрыла городскую квартиру, перебралась на дачу. Внучку назвали Анжеликой, а та и не подозревала, что первые годы прожила мальчиком. Глава тридцать пятая Березкин залпом осушил стакан с водой и продолжил: – Надежда Васильевна сумела скрыть не только от внучки, но и от всех окружающих, где содержится ее дочь. Все в селе думали, что та работает за границей, домой из командировок на короткое время приезжает. А когда Елена оказалась-таки в Потапкино, в доме появилась Маргарита Львовна, якобы подруга бабушки, а в реальности психиатр, которая тщательно следила, чтобы подопечная прилюдно не слетела с катушек, и корректировала лекарства. Сергей Петрович покачал головой. – Зина, естественно, в курсе всех проблем была. Она была очень умной женщиной, а у меня имелись обширные связи. Найти хорошего акушера-гинеколога хочет любая женщина – бедная ли, богатая. Моя телефонная книжка – просто справочник знаменитых и власть имущих дам. Что придумала Зина, когда Елена родила? Она предложила: «Надо подделать карту роженицы Зубовой, написать там, что у нее ожидалась двойня. Каждый ребенок со своей плацентой, один, мальчик, появился на свет раньше срока и умер, а второй, девочка, появился в положенный день. Первого похоронили». Я сначала не понял, зачем такой кавардак, Зинуля растолковала: «Не надо малышке знать, что она была гермафродитом. Если вдруг объявится кто-то, кто слышал про мальчика, он начнет приставать к Анжелике, и она спокойно объяснит: «Я из двойняшек, у меня был братик. Но он умер». И все. И для подтверждения ее слов нам нужно захоронение. Если сама малышка начнет проявлять активный интерес, расспрашивать про брата, ей покажут могилу». Сергей Петрович потер ладонью затылок. – В случае смерти, которая наступила после рождения, тело младенца отправляется в морг, потом выдается родителям, но только если беременность продлилась сто девяносто семь дней. Поэтому я написал в документе, что мальчик появился на свет недоношенным, имел пороки развития, несовместимые с жизнью. Спросил у Зины: «Где будет его могила? Трудно с погостом договориться». – «А на нашем кладбище, – вмиг придумала Зина, – неподалеку от моих родителей. Я все устрою». Сергей Петрович взял стакан, который стоял на столике. – Объяснил Зине, что Елена не хочет делать ребенку операцию. «Надежда Васильевна умная и хитрая, – засмеялась жена, – вот увидишь, она быстро с дочерью разберется. А могила уже есть». И мы совершили ошибку. Полагали, что малыша прооперируют в течение года. В таком возрасте никому не понять, мальчик он или девочка. Бабушка предполагала, что дочь с новорожденным будет жить на даче, коляску во дворе не поставит. Ан нет! Елена решила остаться в городе, гуляла во дворе дома, всем соседям объявила: «У меня сын Роберт!» И прооперировать ребенка удалось лишь спустя три года, когда мамашу забрали в психиатрическую лечебницу и бабушка оформила опеку. Но к тому моменту люди знали, что у Зубовой мальчик. В меддокументах же роженицы указана смерть мальчика на седьмом месяце беременности! Исправить документ не получится, он уже в архиве. Оставалось лишь уповать на то, что никто бумагу не увидит. – Мы нашли архивные данные, – сказал Борис, – и не могли понять, как же так? Вроде малыш умер, а вроде он остался жив? Теперь ясно. Сергей Петрович переменил позу. – В сложное положение мы попали. Трудно уговорить человека с нездоровой головой принять разумное решение. Когда Елена оказалась в деревне, стало понятно, что у нее все совсем плохо, у женщины почти пропала память. Надежда Васильевна постаралась, чтобы Лика поменьше общалась с мамой. К слову сказать, Елена не удивилась, увидев девочку, ничего не спросила про Роберта. Много спала. Женщину ничто не интересовало. А потом малышка подошла к бабушке и спросила: «Кто такой Роберт? Мама просит его позвать». Надежда Васильевна вызвала Маргариту Львовну. Девочке объяснили, что она плохо поняла слова мамы, та хотела, чтобы бабушка позвонила ей на работу. Не Роберта Елена хотела увидеть, а сообщить что-то на работу. Роберт – работа. Похожие слова. И вроде все обошлось, но спустя неделю Лика сказала Надежде Васильевне: «Бабуля, знаешь, мама давно-давно купила мне машинку, сказала: «Играй, Роб». Я не хотела, мечтала о кукле, сказала так маме, а та меня очень больно ударила. И еще, бабуля, она потом меня головой об пол в ванной била и плакала: «Где Роберт?». Надежда Васильевна испугалась, бросилась ко мне. Я знал, к кому обратиться. Один из моих хороших друзей – врач-психотерапевт, виртуозно владеет гипнозом, мог убрать у девочки все ненужные воспоминания. Но мужчина никогда не работал бесплатно, только за большие деньги. Я спросил у Надежды Васильевны, сумеет ли она заплатить. Если нет, я помогу. Дама улыбнулась: «Сереженька, спасибо. Ты и так столько сделал! Коллекция музыкальных шкатулок Петра Леонидовича обширна, экземпляры очень ценные. Одна женщина выставляет отобранный экземпляр на аукцион. Продается одна шкатулочка – живем два, а то и три года без проблем». И я успокоился. – Наверное, Надежда Васильевна хранила раритеты в банке? – предположил Трифон. – Понятия не имею, где бабушка прятала коллекцию, – вздохнула Лика. – Наверное, там кое-что осталось. – Раритеты там, где их никто никогда не найдет, – объявил Березкин. – Вы знаете, куда бабушка положила шкатулки? – прошептала Анжелика. – Зачем вам эта информация? – осведомился рассказчик. – Хочу вынуть то, что собрал дедушка, привести в порядок, отреставрировать, – затараторила Анжелика. – И вообще! Я единственная наследница, никого, кроме меня, из семьи не осталось. – Печально, – заметил Сергей Петрович. – Но вам еще не исполнилось тридцати пяти лет. – Да, – улыбнулась Лика, – я еще молодая. – Надежда Васильевна боялась, что вы продадите все сразу, быстро потратите деньги, останетесь нищей, – объяснил Березкин, – поэтому она спрятала чемодан, в который положила шкатулки. А вы в день тридцатипятилетия получите сообщение от банка. – Так вы знаете, где шкатулки? – повторила девушка. – Надежда Васильевна скончалась внезапно, – развел руками Березкин, – она не успела мне сообщить это. – Да, – прошептала внучка, – на моих глазах сказала, что устала, пойдет приляжет, попросила ей чаю принести. Я напиток заварила, захожу в спальню, а бабушка уже неживая! Очень испугалась! Трифон обнял Лику. – Я на работе был. Жена позвонила, плачет. Тоже обомлел. Только что человек был жив, разговаривал, улыбался, а через пять минут его нет. А где могила Роберта? – На кладбище неподалеку от села Крутово, где у нас с Зиной дом и где теперь один живу, – ответил Березкин. – А зачем она вам? Там ничего нет! Фальшивое погребение. – Не знаю, – еле слышно пробормотала девушка. – Была уверена, что брат жив, он убил отца! Зачем мама мне такой ужас наплела? Сергей Петрович снова потянулся к бутылке с водой. – Дорогая, вам сегодня пришлось выслушать много информации. Очень трудно все сразу переварить. От всей души советую вам сейчас поехать домой и лечь отдохнуть. Дам вам телефон хорошего психотерапевта, походите к нему на сеансы. По какой причине Елена нагромоздила чудовищную ложь? Ваша мама была очень больным человеком, лечилась у психиатра. Но лучше женщине не становилось. Не она придумала чудовищную историю, а ее болезнь. Нет никакой логики в поведении женщины. Больные с диагнозом, как у Елены, очень часто выглядят здоровыми, говорят уверенно, им веришь. – Спасибо вам за откровенность, – поблагодарил я рассказчика, – без вас нам бы никогда не докопаться до правды.