Она прижимается ко мне, и я опускаю руку между нами, стараясь добраться до ее нежной, скользкой плоти между бедер. Черт, она часто дышит и дрожит под моими руками, а я так возбужден, что с трудом удерживаюсь от того, чтобы не расстегнуть немедленно ширинку, выпустив на свободу член, и не начать тереться об нее. Но вместо этого я провожу пальцами по ее невероятно нежной плоти. Она единственная женщина, которая была у меня за долгое время. Мне трудно заставить себя не думать о том, что я инстинктивно будто присваиваю ее, когда целую ее шею, губы, плечи. Легко представить себе, что все остальное за пределами этой комнаты исчезло или по крайней мере поставлено на паузу, и облегчение – пусть даже и воображаемое – вызывает дрожь, пробегающую по моему позвоночнику, напряженному у основания. Я сильно возбуждаюсь от этой девушки, она волнует меня так, как никто и ничто раньше. Клянусь, я все еще, даже спустя два месяца, чувствую отзвуки того ощущения, когда ее губы целовали мой член, а руки направляли меня внутрь нее. – Ты хоть представляешь, как это на меня действует? – Я отступаю немного, чтобы видеть, как мои пальцы скользят вверх и вокруг ее клитора и потом назад, вниз, внутрь. Мне чертовски нравится, как они выглядят, когда становятся мокрыми от ее сока. – Господи, когда твоя киска стала такой сладкой? – Я смотрю на ее опущенные глаза, она, сильно закусив нижнюю губу, не отрываясь, смотрит, как я ласкаю ее. Меня обжигает вдруг внезапная догадка, причиняя мне физическую боль: – Ты позволила этому долбаному мальчишке лизать тебя прошлой ночью? Она закрывает глаза, прижимается к моей руке, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее шею. Ее молчание – это все равно что «да», и от этого огонь в груди разгорается еще сильнее. А потом я вспоминаю, как она выглядела утром: как будто одновременно хотела и трахнуть меня, и побить. – Скажи мне, что тебе нравятся мои губы. Она шепчет, задыхаясь: – Мне нравятся твои губы. – Скажи мне, что ты помнишь, как кончала под ними. – Я помню. – Сколько раз? Харлоу издает смешок и выгибается со стоном, когда я вожу большим пальцем вокруг, вокруг, вокруг ее клитора. – Много. – Я помню, как приказал тебе ползти через всю комнату, чтобы получить то, что ты хочешь. Она впивается ногтями в мое плечо: – Извращенец. – Но ты ползла. – Я целую шею, подбородок. – А я люблю лизать ее. Люблю твои грязные вздохи. Внезапный стук в дверь нарушает тишину комнаты, и мы оба подпрыгиваем. Харлоу дрожит и хватает меня за руку, поэтому я продолжаю ласкать ее. – Финн? Черт, это Ансель. – Да? – Эй, ну… Мы уходим. Это на тот случай, если ты хочешь ехать к Оливеру. Я чувствую, как Харлоу ждет, что я отвечу. Ее тело напряжено. – А когда Оливер уезжает? – спрашиваю я, взвешивая свои возможности. – Он уехал десять минут назад, чтобы еще раз проверить, все ли готово к открытию магазина. Я издаю стон и, сам того не понимая, убираю руку и вытираю ею рот. Но на моих пальцах сок Харлоу – теперь я могу ощущать ее запах, ее вкус, и я так сильно возбужден, что стискиваю зубы от напряжения. Она смотрит на меня, но в свете уличных фонарей трудно понять выражение ее лица. Если я не уйду сейчас с ними, мне придется брать такси. А семейный бизнес Робертсов сейчас в таком состоянии, что не может позволить себе потерять ни одного доллара из жалких пяти тысяч, лежащих на счете в банке, поэтому я не думаю, что имею право потратить 30 баксов на такси. – Мне надо выдвигаться… с ними, – говорю я. – Понимаю. – В ее голосе не слышно ни злости, ни даже разочарования – только усталость. – Не садись за руль, когда поедешь домой, – прошу я. – Ты выпила слишком много. Она моргает, а когда она смотрит на меня в упор, я вижу, как та самая завеса, за которой она прятала свои эмоции, а сегодня вроде бы открыла, возвращается на место. И чувствую укол разочарования, когда она говорит: – Ты думаешь, я идиотка? – Нет. – Я иду за телефоном, сую его в задний карман. Странно, у меня почему-то такое чувство, что она меня сегодня обыграла: – А ты не хочешь поехать домой с нами? Она качает головой. – Я в порядке. – Я тебя завтра увижу? – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но она уворачивается и отталкивает меня – то ли в шутку, то ли всерьез. – Уходи, Солнышко. Эмоциональные прощания не прописаны в нашем брачном контракте. Все правильно. Эту язвительную Харлоу я знаю гораздо лучше. Поправив кепку и слегка кивнув ей, я выхожу за дверь. Глава 3 Харлоу Я НАЧИНАЮ думать, что, несмотря на всю свою мягкость и слегка отстраненную манеру поведения, Оливер на самом деле весьма неплохой бизнесмен. Потратив несколько месяцев на поиски наиболее подходящего помещения для своего магазина, он наконец нашел то, что искал – обновленное, яркое помещение на Джи-стрит, в районе Газовых фонарей, между модным тату-салоном и баром. Место потрясающее, и я сказала бы это, даже если бы сейчас тут не было толпы посетителей и нескольких знаменитых, судя по всему, авторов комиксов, которые сидят за столиками в глубине и подписывают желающим книги. Поймав взгляд Лолы, которая стоит в нескольких футах от меня, я убеждаюсь, что она тоже впечатлена. Я бывала в магазинах комиксов… ноль раз. Но все-таки сразу понимаю, что планировка этого магазина гениальна. Я ожидала увидеть что-то вроде узких, пыльных стеллажей, от пола до потолка забитых яркими цветными обложками книг и журналов, но Оливер выбрал другое решение – полки кубической формы, асимметричные, и вдоль стен панели различного размера, которые сами выглядят как страницы комикса. Они заполнены книгами и различными сопутствующими товарами, но в то же время здесь остается достаточно места для столов в форме стопки журналов с соответствующими названиями. Впереди, у огромных окон, находятся диванчик и несколько кресел, обтянутых ярко-красной кожей, это место, где можно отдохнуть и почитать. – А разве люди не захотят просто сидеть и читать здесь, ничего не покупая? – спрашиваю я Оливера, когда он заканчивает экскурсию, которую проводит специально для меня. Но он уже отходит, чтобы поприветствовать клиента – магазин полон, и вместо него мне отвечает голос Финна: – Я задал ему тот же вопрос. Голос его звучит хрипло и слабо, как будто он сорвал его прошлой ночью. Я тут же вспоминаю, как его пальцы касались меня, в ушах у меня звучат те возбуждающие вещи, которые он говорил, и эти ощущения только усиливаются, когда я слышу, что он подходит ближе. Повернувшись, я встречаю его взгляд. Я ожидаю, что после нашего вчерашнего облома нам обоим будет немного неловко, но он смотрит мне прямо в глаза и улыбается. Сегодня его глаза скорее зеленые, чем карие, а ресницы кажутся еще гуще, еще темнее. Губы у него немного припухли, но от этого мне только сильнее хочется посасывать их, ласкать. Пьяный угар прошел, а он стал еще привлекательнее? Это несправедливо, слышишь, Вселенная? Могу поклясться, что мы оба пытаемся сохранять хладнокровие, но мне интересно, получается ли это у меня так же плохо, как у него. Он произносит, не отводя взгляд от моих губ: – Но Оливер говорит, что любители комиксов предпочитают иметь собственный экземпляр своих любимых серий. Он хочет, чтобы люди приходили сюда и, может быть, открывали для себя новые серии. Хочет, чтобы новички чувствовали себя комфортно, чтобы у них было время выбрать ту книгу или серию, которую им захочется иметь. Чтобы дать это пояснение, Финн, кажется, использовал больше слов за раз, чем за все время нашего с ним общения. – И ты все это запомнил? – Ага. – Это имеет смысл. Мне нравится такой подход. Я замолкаю, жду. Он закрывает глаза, потирая переносицу. – Ты в порядке, Робертс? – спрашиваю я. – Ты упускаешь шикарную возможность сказать какую-нибудь колкость. Он открывает один глаз: – Никогда больше не буду пить. Это вызывает у меня смех. Финн Несокрушимый страдает от тяжелого похмелья? – Ты слишком старый, чтобы такое говорить. – Практически среднего возраста, – соглашается он. – Можно уже улизнуть и выпить пива на завтрак.