– Мелкий, – сообщил парень и гыгыкнул. Машег вскинулся… Но нет, это не в его сторону шуточка. Это парниша представился. Ну да, Мелкий-то он Мелкий, а вымахал – повыше отца. Что Прорвич его отец – понятно. Очевидное сходство. В отличие от девчонки, которая ни на бабу, ни на Прорвича не похожа. Хотя кто тут разберёт? Папаша бородой до глаз зарос, а красота здешних простолюдинок на нет сходит очень быстро. – Холопка моя, – сообщил Прорвич, кивнув в сторону бабы. Вот как. А Сергей думал: жена. А синеглазка? Почему молчит? – Немая она, – пояснил Прорвич. – Как малой была, злые люди родню её убили, испугали сильно. С тех пор не говорит. – Беда, – Сергей поглядел на девушку. Та не улыбалась больше, смотрела в стол. – Кто те душегубы? Может, я с них спросить смогу? – Ты не спросишь. Сказано было недобро, почти с угрозой. Словно Сергей был как-то причастен к случившейся с девушкой беде. Машег зевнул. Ему судьба синеглазкиной родни была неинтересна. – Вы, должно, устали с дороги? – более мягким тоном предположил Прорвич. И Сергей вдруг осознал: а прав хозяин. Устал. И вроде непонятно, с чего? Примеряясь к другу, Сергей шёл, можно сказать, вполсилы. И вдруг в сон потянуло. От сытости, надо полагать, потому что время не позднее. Прорвич кивнул Мелкому, тот сдёрнул со стены медвежью шкуру, сбросил в дальний угол, на кучу свежего сена: – Спать там будете, – решил хозяин. Сергей хотел возмутиться: не по статусу это, княжьим людям на полу спать, но Машег уже плюхнулся на шкуру, даже сапог не снявши. Была в этой внезапной сонливости друга отчётливая неправильность. Но обдумать её он не успел. Потому что вырубился прямо на скамье. Глава 36. Когда побудка не радует Первое, что осознал Сергей, очнувшись: незыблемые законы гостеприимства грубо нарушены. Они с Машегом лежали связанные на земляном полу (медвежья шкура снова висела на стене), а нерадушные хозяева копались в мешках гостей. И находили, естественно, много интересного. – Очухался? – добродушно улыбаясь, поинтересовался Прорвич. – Водички хочешь? – Не откажусь, – прохрипел Сергей. – Марва! Синеглазка помогла Сергею сесть, черпнула из бочонка, напоила. Вода заметно отдавала болотом, но плевать, жидкость всосалась в организм, как слеза – в песок пустыни. – Благодарю. – Больше ничего не скажешь? – спросил Прорвич. Сергей покачал головой. Поёжился. Не от страха, от холода. Одежду у них тоже забрали, оставив только исподнее. – Не спросишь ничего? – Боги с тебя спросят. – Мой не спросит, – Прорвич улыбнулся ещё ласковее. – Как думаешь, кто вас сюда привёл? Сергей промолчал. – Так тебе скажу, парень: такого подарка они нам никогда не делали. Верно, Мелкий? – Ага. Сын даже глаз не поднял, раскладывал серебрушки по кучкам: дирхемы к дирхемам, милиарисии к милиарисиям… Сергей посмотрел на Машега. Друг спал. Безмятежно. Даже похрапывал. Вспомнилось не к месту, как их пытались опоить в херсонском борделе. И как Машег так же безмятежно дрых в трюме судна, увозящего их в рабство. И там, и здесь закон был нарушен. Причём именно тогда, когда Сергей подобного не ожидал и недопустимо расслабился. Словно жизнь старательно повторяла один и тот же урок. – Вы такие милые мальчишки. Жаль, что придётся вас за Кромку отправить, – Прорвич лицемерно вздохнул. – Так не отправляй, – предложил Сергей. – Нельзя, – развёл руками Прорвич. – Так-то я б тебя, может, и оставил, тем более, сиротке моей ты глянулся. Но ведь сбечь можешь. Вы – люди княжьи, опасные. Сбежишь, да и вернёшься за обиду спросить. – Хочешь, клятву дам, что не спрошу? Прорвич поглядел на Сергея пристально, потом потряс корявым пальцем: – Хитёр! Да я обман чую. Не проведёшь. – Полезное свойство. Было бы у меня, не стал бы старосту слушать и бересту тебе отдавать. Прорвич по-женски тоненько засмеялся. – Молод, не глуп, прямая тебе дорога была – в князья. Была да кончилась. Не стать тебе князем. – Вот тут ты немного ошибся, – сказал Сергей, переходя в сидячее положение с упором на подпирающий крышу столб. – Князем я уже был. И снова стану. Но ты не увидишь. Не разглядишь из-за Кромки. Прорвич присел рядом, на корточки. Смотрел молча. Жаль, лица его толком не разглядеть. Темновато. – Что глазки пучишь, невместник? Чуйка подводит? – Может, и подводит, а может, жду. Вдруг скажешь… интересное? – Страха в голосе Прорвича не было. А вот сомнение присутствовало. – А смысл? – Сергей покрутил головой, шея затекла. – Ты ж, дурень, меня за Кромку вернуть хочешь. – Вернуть? – Прорвич поднялся, взял со стола глиняную плошку с жиром, поправил пальцем фитилёк, поставил на пол, вновь присев на корточки. Коптящий язычок пламени оказался между ними. Глаза у мужика – как два буравчика. Так и сверлят. Давай, смотри. Может, что и впрямь разглядишь? Зря, что ли, за огоньком сбегал да им от сглаза и прикрылся? Осторожничает. Вон как обереги тискает. Что бы Прорвич ни углядел в тенях, терять Сергею в любом случае нечего. А вот если удастся этого писклявого гада как следует напугать… Станут возможны варианты. – Почему – вернуть? – Правильно понимаешь, – похвалил Сергей. – Вернуть. За Кромку. А обратно в Явь я уж сам как-нибудь. Никаких угроз. Только улыбка многообещающая. – Не похож ты на того, кто по тропам ходит, – без особой уверенности проговорил Прорвич. – Там без бережения никак. – Это тебе никак, – Сергей ухмыльнулся ещё шире. – А мне – не надо. Я сам себе оберег. Прорвич задумался. Поглядел на дрыхнущего Машега. Потом – на Сергея. И снова на Машега.