* * * Пока Малуф держит лестницу, Сами забирается на крышу помочь Нурдгрену с мешками. Ливанец же на балконе, чтобы ускорить процесс, привязывает к веревке по паре мешков за раз. Ему неуютно на этой узкой платформе, где его видно со всех этажей. Полицейские могут войти в здание в любой момент, если еще не сделали этого. Его единственный путь к отступлению – лестница, но на ней он станет еще более легкой добычей. Малуф смотрит на часы: пятнадцать минут превратились в тридцать: нужно уходить. Решив бросить оставшиеся мешки, он карабкается вверх по лестнице. На крыше Сами подбегает к вертолету, чтобы затащить мешок в кабину. Открыв дверь, он нос к носу встречается со взбешенным пилотом. Джек Клюгер пытается перекричать рев двигателя: – Вы же сказали пятнадцать минут! Где вас носит? Бензин на нуле! Индикатор топлива продолжает мигать красным. 91 05.44 Если грабители заминировали ангар в Мюттинге, то они вполне могли сделать то же самое и в Вестберге. Каролин Турн не хочет брать на себя такую ответственность: что, если бойцы войдут в здание и бомбы взорвутся? Криками и жестами ей удается остановить микроавтобусы на подъезде к зданию. Из первого автобуса появляется командир-бодибилдер в бронежилете и шлеме. Он в ярости. Он идет к Турн размашистым шагом и останавливается рядом с ней, смотрит на нее сверху вниз. Мышцы на шее дрожат от напряжения. – Вам лучше отойти подальше. Мы входим, – шипит он. Гул вертолета прямо над ними настолько громкий, что они вынуждены повысить голос. – Здание может быть заминировано! – кричит Турн. Кажется, она чувствует запах бензина. Откуда он – от вертолета, автобусов спецназа, заправки? Командир в полном снаряжении недоверчиво хмыкает и переводит взгляд на вход в здание. На втором этаже в своей комнате сидят охранники, и у них на экранах те же кадры, что у Палле Линдаля на ноутбуке в полицейском микроавтобусе. Неужели они не заметили бы, если бы кто-то заложил в здание бомбы? – Заминировано? – рычит взъяренный командир, и Турн сразу становится понятно, что он ей не верит. – Но я ничего не вижу! – Есть такие подозрения. – И что вы хотите этим сказать? Нам что, не идти на штурм? – Сначала мы должны убедиться в том, что… Но не успевает Турн закончить фразу, как рев вертолета нарастает, и в следующую секунду комиссар и командир спецназа видят, как он взлетает. – Они уходят! – кричит Турн, чувствуя, что ее охватывает паника. – Уходят! Из микроавтобуса выпрыгивают два полицейских с гранатометами, стремглав бегут по газону, опускаются на колено и наводят свое оружие на вертолет. Командир смотрит на Турн. – Приказ! Турн не отводит глаз от вертолета. – Приказ! – рявкает командир. – Дай мне приказ! Турн не знает, кто может находиться в вертолете помимо грабителей. Летит ли пилот под дулом пистолета или он тоже замешан в преступлении? Взяли ли они заложников? – Отдавай приказ! – кричит на нее командир. Он весь покраснел, на шее вздулась вена. Турн переводит взгляд на бойцов, сидящих на корточках с оружием наготове. Снова поднимает глаза к небу и понимает, что уже слишком поздно: вертолет уже высоко. – Дьявол! – кричит, осознав то же самое, командир и бросается к микроавтобусу. Бойцы с гранатометами – за ним. – Езжайте за вертолетом! – кричит Турн командиру, а сама несется в противоположном направлении, к своей машине. На полпути через пустырь у нее звонит телефон. Не снижая скорость, Турн отвечает. – Каролин? Каролин? – кричит в ухо Берггрен. – Это я. Звонил Херц. Военные говорят, что у них в небе, примерно там же, где ты, два истребителя. Турн пытается собраться с мыслями. – Грабители только что улетели. За ними едут спецназовцы. Можешь связать меня с их микроавтобусом кордоном, Матс? Истребители? И что они сделают? – Откуда я знаю? Может, собьют вертолет? Турн уже на парковке. Если не знаешь, кто находится на борту вертолета, ни о каком обстреле не может быть и речи. Могут ли помочь камеры Линдаля? Возможно, на каких-то камерах видно, кто садится в вертолет? – Дай мне минуту, – пыхтит она в микрофон. – Что мне сказать пилотам истребителей? – Попроси их подождать. Слышишь? Подождать. Она бросается к полицейскому микроавтобусу, чтобы переговорить с Линдалем, но тут снова звонит Берггрен. – Контрприказ, Каролин. – Что это значит? – Ульссон узнала об истребителях. Это противозаконно. – Противозаконно? – Военные не имеют права вмешиваться в полицейские операции. Есть такой закон… Так что Ульссон дала контрприказ. Самолеты вернулись на свой маршрут. – Опять политика, – презрительно хмыкает Турн, испытывая все же некоторое облегчение от того, что не придется брать на себя ответственность за то, что шведские истребители атакуют гражданский вертолет в воздушном пространстве столицы. – Радары засекли вертолет? – спрашивает она. – Нет, ничего, даже при взлете. Военные ищут. Мы тоже. Пока ничего не видно. – Они летят слишком низко. – Вот именно, слишком низко. Но тогда бойцам должно быть легче увидеть их с земли? Турн кивает: он прав. Грабители не только летят на предельно малой высоте, но еще и отключили все приборы, так что вынуждены держаться освещенных трасс, чтобы хоть как-то ориентироваться. Хотя уже чувствуется, что начинается новый день, на темном горизонте пока лишь одна светлая полоса. По собственному опыту Турн знает, что за толстыми окнами вертолета мир видится еще темнее. – Дай мне поговорить с командиром, – говорит она Берггрену. – Соедини меня с ним. Может, я смогу им помочь? 92 05.35 Тур Стенсон зевает, поглаживая щетину. Ночная смена, как обычно, тянется долго и монотонно. Она началась около полуночи – в это время в редакции разворачивается небывалая активность: материалы отправляются в печать, чтобы оформиться в завтрашнюю газету, сотрудники носятся по коридорам, в кабинетах разрываются телефоны, статьи появляются на страницах и тут же исчезают, обсуждения заголовков, картинок и рекламы первой полосы становятся горячими, как никогда. Впрочем, Тур Стенсон не имеет ко всей этой суете никакого отношения: он один из самых молодых в редакции и официально работает на предприятии по лизингу персонала, которым владеет газета. В отличие от этого предприятия, в редакции царит стабильность – с 2001 года сюда не приняли ни одного нового сотрудника. Хотя Стенсон работает с электронным изданием и считается интернет-гуру – как и все, кто моложе тридцати пяти, он никогда не знает, оставят ли его на работе в следующем месяце. В начале смены Стенсон, как обычно, обменивается парой слов с собирающимися домой коллегами: нет ли громких скандалов в Голливуде? Потом он просматривает сайт конкурентов: может, там уже что-то опубликовали, а он пропустил? Редакция же мало-помалу сбрасывает листву, и уже через час рабочие столы в открытом офисном пространстве пустеют.