Статья Эддисона Цао, обозревателя Women’s Wear Daily Мода протянула руку помощи собакам вчера вечером на вечеринке Glossy.com, приуроченной к очередной Неделе моды. Возвратившаяся на свой пост главный редактор Имоджин Тейт собрала в своем прекрасном доме старых и новых королей и королев моды, в том числе Донну Каран, Такуна, Тимо Вейланда и Каролину Эррера. Однако к концу вечеринки никто не обращал внимания на этих блестящих особ. Серьезно! Все внимание присутствующих было отдано щенкам. Боже, благослови Интернет! Ни одна вечеринка Недели моды не была так широко представлена в «Инстаграме», как эта, ведь Имоджин Тейт принесла на нее целую коробку очаровательных малышей, ищущих свой дом. #Безупречность Однако не все пришли в восторг. Новый шеф-редактор «Глянца» Ева Мортон ускользнула с тусовки задолго до ее окончания… ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Октябрь 2015 Как-то свежим осенним пятничным вечером Имоджин обнаружила, что не сводит глаз с румяного лица Санта Клауса. Рон Хобарт, экстрасенс и мозгоправ Имоджин (такой вот пакет услуг предоставлял этот человек) походил на рождественского деда, как его брат-близнец. Под его крылышком жили и умирали модные издатели и дизайнеры. Среди своих он был известен под прозвищем «Медиум моды». Не проходило ни одного сезона, чтобы Донна и Том не обратились к Рону с просьбой подобрать наилучшие дни для своих показов. А вот того, что помимо предсказания счастливых дат и моделирования карьер он, являясь лицензированным психотерапевтом и доктором медицинских наук, оказывает людям квалифицированную помощь, большинство его клиентов не знало. К тому же он был сертифицированным мастером рейки и с удовольствием давал сеансы, если кто-то просил его об этом. Когда Имоджин впервые пришла к нему как к экстрасенсу (дело было больше десяти лет назад), он сказал ей, что она выйдет замуж за высокого темноволосого мужчину с необычным родимым пятном. Она только посмеялась, ведь в то время искренне считала, что ее мужем станет светловолосый Эндрю Максвелл. Спустя шесть месяцев она познакомилась с Алексом, на левом бедре которого обнаружилась родинка, напоминающая плюшевого мишку. С того самого мгновения, как Имоджин вошла в кабинет Рона, по ее щекам обильно потекли слезы. Рон дал ей выплакаться, поочередно поглядывая сквозь очки со стеклами в форме полумесяца то на нее — сочувственно, то в книгу Халиля Джебрана «Пророк». Они сидели друг против друга в уродливых зеленых креслах, стоявших на ворсистом ковре от стены до стены. У дальней стены в фальшивом камине пылал фальшивый огонь. На каминной полке стояли фотографии кумиров хозяина кабинета — Дирака Чопры и Опры. Имоджин наконец успокоилась настолько, что смогла говорить, и выложила все, что касалось Евы. На предыдущих сессиях они обычно разбирали взаимоотношения Имоджин с семьей и с друзьями, речь о работе заходила редко. — Что сильнее всего тревожит вас в этой ситуации? — спросил ее Рон. Он сложил указательные пальцы домиком и оперся на них подбородком. — У вас же больше нет фантазий насчет Эндрю, правда? О том мужчине, которым Эндрю теперь стал? — Нет, — решительно качнула головой Имоджин, не сомневаясь, что говорит правду. — Но у меня есть другие фантазии. Я мечтаю снова стать нужной. Мечтаю, чтобы люди обращались ко мне, принимая серьезные решения, и считались с моим мнением так, как считаются с Евиным, — она издала не то смешок, не то всхлип. — Я чувствую себя невидимкой, невидимой старухой. Я вхожу в комнату, и никто этого не замечает. Никто не поднимает на меня глаз. И я начинаю испытывать чувство вины, оттого что хочу, чтобы меня заметили. — Вы не кажетесь мне невидимкой. — Это потому, что вы не были у меня в офисе. — Вы знаете, что вам следует делать? — Быть благодарной, — сказала Имоджин, сомневаясь, не забрела ли она в ловушку. — Я и так благодарна. У меня есть дневник, куда я записываю благодарности и все такое. — Вы сейчас говорите, будто Гвинет Пэлтроу, которая отчаянно пытается выглядеть скромной и смиренной. Имоджин попыталась проглотить разочарование. — Каждый божий день я чувствую себя долбаной самозванкой, и меня это бесит. Ради всего святого, мне уже сорок два, я слишком стара, чтобы ощущать себя дурочкой. Рон поморщился. — Думаю, вам нужно сопоставить то, что вы получаете от этой работы, и то, насколько вы способны справиться с тем, что вас изводит женщина, которая в вашем описании выглядит социопаткой, — он на минуту замолчал, закатил глаза, и все его тело стало трястись. — Что вы узнали? — с опаской спросила Имоджин, желая, и уже не в первый раз, чтобы ее медиум и ее психотерапевт все-таки были разными людьми. Рон подергивал пальцами, демонстрируя, что сейчас вселенная общается с ним напрямую. — Все должно стать гораздо хуже, прежде чем исправится, — сказал он неохотно. — Многое должно измениться. Имоджин неестественно выпрямилась, позвоночник будто в кол превратился. — Что должно измениться? Рон посмотрел на нее почти безумным взглядом. Он всегда уверял, что выматывается, когда заглядывает в будущее. — Не думаю, что вы останетесь в Нью-Йорке. Во всяком случае, не насовсем. Я вижу вас на юге. И еще будет какая-то свадьба. — Евы и Эндрю? — Думаю, да, — медленно кивнул Рон. — Они же только что познакомились! Ее психотерапевт пожал плечами. С ним говорила вселенная. Таймер на его айфоне пискнул, сессия окончилась. Он потер виски, потянулся, подняв руки над головой. Имоджин смотрела, как длинная борода подпрыгивает над его животом, который вздрагивает, как желе в мисочке. Оставалась еще одна вещь. — Рон, у вас есть «Твиттер»? Он поднял кустистую бровь: — Конечно, есть. — Подпишетесь на меня? ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Имоджин не могла игнорировать жжение, возникшее у левого соска. Оно накатывало волнами, заставляя сильно прикусывать губу. Имоджин не хотела будить Алекса, потому что ее захлестывало чувство вины. Разве она достаточно занималась своим здоровьем в последние несколько месяцев? Нет, ее настолько поглотили проблемы, связанные с Евой и работой, что она перестала обращать на себя внимание. В первые дни после операции она выбросила из головы всё, кроме собственного выздоровления, была внимательна к каждой мелочи, к хирургическому дренажу и к тому, чтобы каждые пару часов избавляться от жидкости. Она регулярно упражняла руки, поддерживая их мышцы в тонусе, но перестала это делать с тех пор, как вернулась в журнал. Врачи предупреждали ее, что ей нужно внимательно относиться к своему самочувствию, чтобы предотвратить рецидивы и инфекцию. Она определенно не станет будить Алекса и жаловаться. — Мамочка! — Привет, Джон-Джон. Почему ты так рано проснулся в субботу? — Мне приснился страшный сон. Она опустила крышку стульчака, села и взяла мальчика на колени. Боль в груди от этого лишь обострилась. — Расскажи, что за сон. Там была ведьма? — головка с белокурыми кудряшками качнулась вверх-вниз. — Могу поспорить, она была страшной. И что ты делал? — Прятался. — Храбрый, умный мальчик. А где ты прятался? — На дереве! — От ведьм лучше всего прятаться на деревьях, — испуг на лице Джонни сменился гордостью. — Знаешь, что я хочу, чтобы ты сделал, если противная ведьма еще раз явится в твой сон, дорогой? — Что, мамочка? — Тебе не нужно прятаться. Можешь встать напротив нее, прямо перед ее лицом, — Имоджин заглянула прямо в лицо мальчика, оказавшись нос к носу с ним, и Джонни захихикал, — и сказать: «Ты не отсюда. Это я отсюда. Это мое дерево и мой сон». — Ты такая умная, мамочка. Такая умная и такая мягкая, — малыш уткнулся лицом в кружева ее ночной рубашки как раз там, где у нее болело, но она терпела, понимая, что ему нужно прижаться к ней. — Мне всегда так приятно это слышать, дорогой! Как думаешь, ты сможешь пойти еще поспать? Сын снова кивнул, его глаза стали закрываться. Имоджин опять сильно прикусила нижнюю губу, поднимая его и стараясь, чтобы нагрузка в основном приходилась на правую руку. Малыш слегка засопел, когда Имоджин положила его в кроватку. Потом она заглянула в комнату Аннабель. На кровати дочери стоял ее ноутбук. Имоджин взяла его, чтобы не возвращаться в их с Алексом спальню за их общим девайсом и не разбудить мужа. Когда экран засветился, возвращаясь к жизни, Имоджин закрыла двенадцать вкладок с мгновенными сообщениями, видео с котом Саймона, Reddit[102] и страничку с фанатским пабликом музыкальной группы, состоящей из трех парнишек с асимметричными стрижками. Осталось закрыть только вкладку с «Фейсбуком». Именно из-за дочери Имоджин когда-то заставила себя зарегистрироваться в этой соцсети в надежде, что та будет поответственнее в своей сетевой жизни, раз мама где-то рядом, пусть даже и нечасто. Ей нравилось фото, которое Аннабель поставила на профиль, замечательный снимок, на котором она старается удержать у себя на коленях одновременно Джонни и Коко. Имоджин не хотела шпионить за дочерью ни сейчас, ни вообще, но ничего не смогла с собой поделать, потому что заметила у нее на странице новый коммент: «ЧО С ТОБОЙ НЕ ТАК? Почему не плачеш когда смотриш в зеркало и видиш такую УРОДКУ?» Имоджин в буквальном смысле согнулась пополам, будто ее ударили в живот. Снова Чоткая Конфетка. Конечно, это не могло быть настоящим именем, но Имоджин все равно решила посмотреть, что знает о владелице этого имени «Гугл». Ответом на запрос стал лишь фейсбучный профиль с фотографией самодовольной маленькой брюнетки, обладательницы идеальной кожи, если не считать маленького шрама в форме полумесяца на подбородке справа. Сучка. «Я что, назвала сейчас сучкой десятилетнюю девочку?» Вопреки исповедуемой Тилли стратегии невмешательства первым инстинктивным побуждением Имоджин было броситься на защиту дочери, такой ласковой и дружелюбной, оградить ее от этих слов, швырнуть компьютер через всю комнату, дать окорот «Фейсбуку» или хотя бы удалить оскорбительный комментарий. Она стала кликать вокруг него, желая найти кнопку, где будет ясно сказано: «Нажми, и все это удалится навсегда». Проклятье, почему такой кнопки не существует? Так же, как и кнопки «удалиться навсегда из Интернета». Ощущая собственную беспомощность, Имоджин сжалась. Наконец она нашла в правом верхнем углу над комментарием стрелочку, при нажатии на которую вылезло меню, где была опция, позволяющая скрыть оскорбление. Сделав это, она почувствовала облегчение. Не исключено, что она все-таки сможет защитить дочь от зла во всемирной паутине. Потом Имоджин переключилась и набрала в «Гугле»: «Рак груди и боль». Первый же результат привел ее на хорошо знакомый бледно-розовый сайт со статьей «Признаки рака молочной железы». Восьмым признаком там значилась «вновь возникшая и не проходящая боль в одной и той же части груди». Ну вот, у нее все началось снова. Ей удалили не всю опухоль. Она знала, что такая опасность существует. Именно этого она боялась в первые дни после операции. Боялась, что ей придется снова и снова проходить через операции и периоды восстановления, постепенно утрачивая шанс вернуться к нормальной жизни. Ей хотелось кричать. Плакать. Она проклинала себя. Проклинала свой журнал. Проклинала Алекса, два года назад отказавшегося от высокооплачиваемой работы в корпорации. Это позволило бы ей перестать тащить на себе заботу по содержанию семьи. Хотя, конечно, она сама тогда уговорила его отказаться. Проклинала Уортингтона за превращение ее журнала в треклятое приложение, в котором ей никак не разобраться.