Ева Мортон сделала именно то, что обещала. Она схватывала все на лету. Она оказалась исполнительной и проворной. Быстро училась, была трудягой, которая доказала, что полезна и в больших, и в малых делах. Весь день они переговаривались между собой через открытую дверь кабинета Имоджин. Сынишка Имоджин, Джонни, заболел пневмонией еще до судьбоносного собеседования с Евой. После ее трудоустройства они вдвоем разработали хитрую систему, благодаря которой остальные сотрудники журнала пребывали в неведении о том, что Имоджин нередко часами отсутствует в офисе, ухаживая за ребенком. Ева охраняла вход в кабинет, перенаправляя звонки на мобильник и уверяя посетителей, что ее начальницу нельзя беспокоить, потому что она очень занята. После того как по вечерам все расходились по домам, Ева печатала новые версии макетов и привозила их в таунхаус к Имоджин. Та вручную вносила правки, и Ева доводила макеты до ума перед утренним совещанием. Ее помощь была бесценной. С самого начала Имоджин поражало, насколько отчаянно Ева старалась соответствовать и угождать. Если кто-то упоминал, что нужно забронировать столик в ресторане, Ева присылала ему пять вариантов на выбор. Тому, кто хвалил ее браслет, она дарила такой же на день рождения. Когда Имоджин добавила в прическу прядки медового цвета, Ева тоже сделала колорирование. Гардероб девушки постепенно менялся, с базовых моделей J. Crew она переключилась на более престижных модельеров. Покупки оплачивали в основном немолодые поклонники Евы — по вечерам эти джентльмены поочередно увозили ее из офиса в своих дорогих авто. Притязания Евы скрывались глубоко внутри, словно в матрешке. Каждый раз, когда новая матрешка появлялась на свет, Ева казалась все более уверенной и самонадеянной. И вот как раз когда Имоджин всерьез раздумывала о том, чтобы после двух с половиной лет безупречной службы повысить Еву до заместителя редактора, та постучалась к ней в дверь. Глаза у нее были красными. Чтобы доставить удовольствие отцу, упертому тренеру школьной футбольной команды старшеклассников, одержавшей наибольшее число побед на чемпионате штата в Висконсине, человеку, который предпочел бы иметь сына, будущего банковского воротилу, а не дочь, работающую в сфере моды, Ева сдала экзамен для поступления в бизнес-школу. Она совершенно не ожидала, что ее примут, но Гарвард предложил ей стипендию для получения магистерской степени. Огорчить отца Ева не могла. Итак, Имоджин лишилась лучшей помощницы, которая у нее когда-либо была. На прощание она подарила Еве свой винтажный шарфик от Гермеса из шелковой саржи. Узнав, что Имоджин больна, Ева дважды посылала ей цветы. К одному из букетов прилагалась открытка со словами «Скорейшего выздоровления», изображавшая грустного котенка, подталкивающего лапкой упитанную рыже-полосатую кошку постарше. Другой букет — любимые цветы Имоджин, кремовые магнолии в вазе — пришел вообще без открытки. Только бумажка с нацарапанной на ней надписью «от Евы», и все. Прежде чем двери лифта открылись прямо в офис Уортингтона, Имоджин обратилась к себе с короткой мотивирующей речью. Она, Имоджин Тейт, — преуспевающий главный редактор, женщина, которая должна была вдохнуть в «Глянец» новую жизнь и провернула это, хоть все уверяли ее, что это невозможно. Она выигрывала награды и уламывала рекламодателей. За краткую поездку на лифте Имоджин решила отыграть предстоящую сцену настолько бесстрастно, насколько это вообще возможно с Уортингтоном. Босс любил и уважал ее за редкую для женщины уравновешенность. Имоджин считала, что одно из ее лучших качеств — умение чувствовать как людей, так и пространства. Расправив плечи, она хладнокровно прошествовала мимо двух неказистых помощниц Уортингтона. На том, чтобы на эту работу брали только невзрачных, настояла четвертая жена издателя, бывшая королева красоты и бывшая же его помощница (тех времен, когда он состоял в третьем браке). Уж она-то прекрасно знала, на что способен ее муж, когда на горизонте появляется амбициозная молоденькая женщина. Одна из помощниц попыталась было преградить Имоджин путь, но запуталась в своей отстойной макси-юбке. Когда Имоджин ворвалась в кабинет через внушительные дубовые двери, Уортингтон, который всегда был ранней пташкой, а теперь, когда компания вела столько дел с Азией, и подавно являлся на работу ни свет ни заря, стоял у панорамного окна с видом на центр Манхэттена на персональной тренировочной площадке для гольфа. В кабинете царила смесь стали, стекла и темного дерева — ни дать ни взять круизный лайнер в стиле ар-деко. Немецкие медные канделябры действительно изначально украшали танцевальный зал трансатлантического судна компании «Кунард Лайн». А сам Уортингтон, застывшим в вальяжной позе — толстые пальцы сомкнуты на рукояти клюшки для гольфа, — походил на карикатурного дельца работы Гиршфельда.[4] Он был уродлив, и привлекательность его заключалась в богатстве. Нос картошкой и крохотные розовые ушки делали его похожим на выросшего в альфа-самца Хрюшу из «Повелителя мух».[5] Имоджин знала, что все женщины, на которых он был женат, описывали его как веселого, чудаковатого, сумасшедшего гения. — Имоджин, — трубным голосом воскликнул он, — ты выглядишь превосходно. Похудела? — его взгляд гулял вверх-вниз по ее фигуре, особенно задерживаясь на груди. Пытался понять, не изменилась ли она к лучшему? «Да, Картер, этот бюст лет на десять моложе, выше и крепче. Может, и покруглее немного. Спасибо, что заметил», — сама того не желая, думала Имоджин. Когда механик меняет двигатель, ему всегда приходится чуть-чуть приспособить его под автомобиль. Твердо решив держать себя в узде, она улыбнулась, расположилась на мягком кожаном диване справа от тренировочной площадки для гольфа и перешла прямо к делу. — Я рада, Картер, что вы снова наняли Еву Мортон. На стальном кофейном столике фирмы «Джемелли» лежало несколько экземпляров новой автобиографии Уортингтона. Над набранным крупно и жирно словом «Богатство» красовался двойной подбородок медиамагната — благодаря ретуши он казался четким и волевым. — Да-да. Умная девушка эта Ева. Она, знаете ли, теперь магистр, получила степень в Гарварде… и ноги от ушей… как у молодой Сьюзен Сарандон.[6] Черт, эта подружка в свое время могла зажечь, — он подмигнул сам себе. Имоджин давно привыкла к тому, что Уортингтон делил всех женщин, включая Сьюзен Сарандон, на «подружек», «цыпочек» и «девок» и рассматривал их скорее как набор аксессуаров, красивых или не слишком привлекательных, а не как отдельных личностей — людей иного пола. Язык, которым он изъяснялся, больше подошел бы шулеру из Атлантик-сити, чем издателю с Манхэттена. Болтать попусту босс никогда не любил, однако Имоджин все же задалась вопросом, имеет ли он хоть малейшее понятие о том, что сегодня она впервые пришла в офис после болезни. И еще ей хотелось бы узнать, как, по его мнению, полученная Евой степень магистра и ее же ноги от ушей связаны с руководством веб-сайтом. У Имоджин были друзья, которые окончили бизнес-школы в конце девяностых — начале двухтысячных. Какой стала магистратура теперь, она не знала, но по рассказам большинства знакомых получалось, что обучение больше всего напоминало летний лагерь для взрослых с пивными вечеринками и экскурсиями — отложенное взросление, которое сплошь и рядом забрасывало новоиспеченных магистров в следующую налоговую категорию. Имоджин знала, что Уортингтон довольно благожелательно настроен к Еве, поэтому подыграла ему. — Она определенно из числа лучших. Я очень рада, что мы снова будем работать вместе, — сказала Имоджин с идеально выверенной улыбкой. — Для сайта нужны хорошие люди. — Это будет больше, чем просто сайт, Имоджин. Честно говоря, я и сам не до конца понимаю, что из этого выйдет, но думаю, мы заработаем хренову тучу денег. Уортингтон замолчал, словно обдумывая преимущества того, что у компании в очередной раз появятся гигантские барыши. Не так давно консалтинговая фирма Маккиттрика, Маккиттрика и Дресслера провела исследование, чтобы попытаться выяснить, почему сама компания и, в частности, ее журналы теряют деньги. Хотя вообще-то понять, куда утекают финансы, и без консультанта, который берет пятьсот долларов в час, было нетрудно. В штате состоял, скажем, обозреватель, который держал апартаменты в первом округе Парижа, чтобы проводить там выходные в обществе непрерывно сменяющихся молодых воздыхателей. Был числящийся за компанией номер-люкс в Милане, где ее руководящий состав славно проводил время во время модных показов и в выходные. В контрактах главных редакторов (в число которых Имоджин тоже входила) имелись дополнительные пункты, касающиеся автомобилей, одежды, косметики… Уортингтон вздохнул о старых добрых временах, ударом клюшки посылая мяч в сторону лунки и промахиваясь сантиметров на пять. Он продолжил: — Я рад, что вы так доброжелательно настроены. Я-то беспокоился, что вы можете плохо принять эту новость. Я же знаю вашу преданность этим глянцевым страницам. Думал, вам не захочется переходить на электронный формат. На самом деле я даже боялся, что вы просто возьмете и насовсем уйдете от нас. Но ясно же, что пришло время, когда для компании на первый план выходит цифровая версия. «Что за электронный формат?» Ничто из того, что вылетало из рыбьего рта Уортингтона, казалось, не имеет смысла. Конечно, она предана глянцевым страницам журнала. Это ее работа. Он что, хочет сказать, что теперь они станут выкладывать в сеть больше журнальных материалов? Может, для этого и привлекли Еву? Может, сегодня в бизнес-школах учат, как делать деньги, размещая журнал в Интернете? Имоджин не испытывала уверенности, что подобное сработает, но все так сильно изменилось за какие-то несколько лет! Издательское дело стало совсем другим, она это знала. Блоги, веб-сайты, твиты, линки и кросспостинг. Теперь все это очень интересует людей. Уортингтон выудил из кармана новенький поблескивающий мячик и продолжил: — Новая бизнес-модель, которую придумала Ева, не похожа ни на что, с чем я сталкивался раньше. Навороченный гибрид «Амазона» и Net-à-Porter.[7] А так подумать… мы получаем процент с каждого проданного товара. И это не считая экономии на печати и доставке. Имоджин тонула в потоке изливающейся на нее информации, ей казалось, что на нее надвигаются стены офиса. Глазные мышцы напряглись и задергались, в голове зашумело, живот скрутило. Ногти впились в ладони. «Держи себя в руках, соберись». Хотя, конечно, глупо полагать, что можно месяцами не ходить на работу, а потом вернуться и не обнаружить никаких перемен. Имоджин растянула губы в улыбке. — Картер, что вы хотите мне сказать? Что случилось с моим журналом? Он без выражения посмотрел на нее и сказал тоном, который обычно приберегал для своих пятилетних близнецов: — Ваш журнал теперь приложение. ГЛАВА ВТОРАЯ Когда она вернулась из офиса Уортингтона, на этаже «Глянца» в преддверье утреннего совещания плескалось море новых лиц. Имоджин полагала, что у нее будет больше времени на подготовку к встрече со штатом журнала. Она всю неделю репетировала речь, которую собиралась произнести в первое после перерыва рабочее утро. Сейчас, глядя сквозь прозрачную стену на тех, кто заполнял редакционный зал, она с удивлением поняла, что не узнает никого. Ее ответственный редактор Дженни Паркер и креативный директор Максвелл Тодд отсутствовали. Имоджин вошла и опустилась на кресло во главе длинного белого стола, выискивая глазами знакомые лица. Так, пара-тройка людей из отдела продаж и маркетингового отдела, но никого из ее редакторов… Девушка, сидевшая напротив, лучезарно улыбнулась ей. Имоджин встретилась с ней взглядом и сразу поняла, что совершила ошибку. — Имоджин Тейт! — взвизгнула ее визави. — Я вас обожаю. Я так рада, что вы вернулись. Вы же вроде как богиня моды. Богиня! Я только что твитнула, что вы пришли на наше совещание, и уже получила пятнадцать ретвитов! Все мои подружки дико завидуют, что я дышу с вами одним воздухом. Она протянула через стол руку (кончики неоново-розовых ногтей украшало нечто, напоминающее глазурь на ванильном тортике). Отвечая на рукопожатие, Имоджин заметила на запястье девушки черный резиновый браслет с розовой надписью «Годный, Гордый, Грандиозный GLOSSY.com!». — Я Эшли, ваша помощница. И еще я комьюнити-менеджер сайта! — Эшли чуть повысила свой детский переливчатый голосок в конце последнего предложения, и оно прозвучало как вопрос, хотя Имоджин не сомневалась, что это было утверждением. Перед тем как уйти, Имоджин как раз подыскивала помощницу, и то, что ей не придется тратить силы на эти поиски, радовало, но она скептически отнеслась к подобному совмещению обязанностей. Как Эшли собирается одновременно помогать ей и делать то, чем полагается заниматься комьюнити-менеджеру? — Каким именно комьюнити вы занимаетесь, дорогая? — поинтересовалась Имоджин, разглядывая длинные шелковистые волосы Эшли, всматриваясь в ее голубые глаза с абсурдно длинными ресницами, которые могли оказаться и настоящими. Пухлые губки девушки были подкрашены темно-красной помадой, которая, вопреки логике, делала их обладательницу еще красивее. Она определенно выделялась в этой толпе удивительно похожих друг на друга барышень. Эшли засмеялась и вскочила со своего места с энергией щенка лабрадора, ее волосы заструились шелковистой волной. — Комьюнити в широком смысле. Я работаю с соцсетями. Twitter, Crackle, Facebook, Pinterest, ScreamR, YouTube, Bloglogue, Instagram, Snapchat и ChatSnap.[8] На самом деле сейчас мы отдаем Tumblr[9] на аутсортинг в digital-агентство,[10] но я по-прежнему контактирую с ними. Имоджин кивнула, надеясь таким образом показать, что она поняла больше половины слов. В этот миг в помещение вошла Ева, балансируя с ноутбуком на одной руке и айпадом на другой. Она метнула в сторону Эшли уничтожающий взгляд и рявкнула: — Девочки, мы не на собрании университетского женского клуба! Имоджин не довелось поучиться в университете. Молли Уотсон взяла ее к себе, когда она, семнадцатилетняя, работала продавщицей, и с тех пор Имоджин трудилась, не покладая рук. А вот неприятные ассоциации, связанные с девушками из университетских клубов, у нее были. Они казались ей будущими участницами телешоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка», эдакими красивыми задиристыми стервами. Она оглядела собравшихся в зале девиц — большинству всего двадцать с небольшим. Где же ее персонал? Чувство стиля у этих девочек отсутствовало нацело, а манера следования моде имела две разновидности: каждая первая выглядела, как потаскушка, каждая вторая — как фитоняшка.[11] Или слишком узкие платья, или спортивные штаны с толстовками. Никто из присутствующих не следовал неписанным правилам индустрии моды. Конечно, профильные журналы пестрели яркими цветами и экстравагантными аксессуарами, плеядой моделей в продуманных до мелочей нарядах из тафты, экокожи и, конечно же, мехов всех цветов радуги. Но люди, создававшие моду, по большей части сами придерживались простого, строгого стиля. Своих отличить от чужаков, прокравшихся мимо охраны на Неделю моды, не составляло труда, поскольку на редакторах модных журналах обычно можно было увидеть нечто непринужденно сочетающееся между собой — этакий лук Céline,[12] или, возможно, «Сен-Лоран», блузка с винтажным тренчем от «Гермес». Такая одежда поддерживала ощущение постоянства и невозмутимости в мировом хаосе. По этой причине Грейс Коддингтон[13] по-прежнему каждый божий день надевала черное. Большинство топовых издателей и модельеров никогда даже не красили ногти. Имоджин не разу не видела ни пятнышка цвета на ногтях рук Анны Винтур.[14] На ногах — да, может быть, но на руках — никогда. Все в редакционном зале отбивали пальцами дробь на экранчиках айфонов и планшетов. Имоджин чувствовала себя голой и ущербной без собственного девайса, который остался лежать без дела на столе ее кабинета. Раньше она никогда не брала телефон на собрания. Это было неприлично. Дробь по экранчикам замедлилась, но не прервалась окончательно, когда Ева хлопнула в ладоши: — Давайте приступим! Как видите, сегодня у нас пополнение, — Ева улыбнулась Имоджин. — Некоторые из вас знакомы с Имоджин Тейт, нашим главным редактором, но многие ее еще не знают. Последние шесть месяцев она была на больничном. «Больничный». Имоджин поморщилась, услышав это слово. Ей не хотелось, чтобы ее отсутствие объясняли именно так. Она была в отпуске! Такое объяснение устраивало ее куда больше. — А теперь она вернулась, как раз к запуску новых замечательных продуктов: веб-сайта и приложения «Глянца». Давайте устроим ей теплый прием, как принято у нас в Glossy.com! Но прежде чем Имоджин успела хотя бы подняться со своего места, чтобы обратиться к персоналу с речью, собрание во весь опор помчалось дальше. Эта Ева была совершенно новой, она не имела ничего общего с той, что сидела в закутке перед входом в кабинет Имоджин и отвечала на звонки. Эта Ева развернулась вовсю. Она казалась куда рассудительнее, ярче и остроумнее, чем помнилось Имоджин. Женщина, в которой Имоджин опознала консультанта по бронированию, кратко рассказала о фотосессии, запланированной на эту неделю. Ева выступила со сложными статистическими выкладками: уникальные просмотры страницы, естественный трафик, реферальный трафик, кросс-канальный анализ. Имоджин не совсем понимала, что все это значит. На первой же свободной страничке своего блокнота «Смитсон» она записывала цифры вместе с некоторыми словами, которые ей удалось дешифровать, и на протяжении всего этого тяжкого испытания удерживала на лице улыбку. Она — Имоджин Тейт. Она все еще главный редактор. Она в числе тех первых редакторов, которые завели сайты, чтобы продвигать свои модные журналы, пусть даже никогда толком и не использовала его. Разве кто-то учил ее тому, как все это работает? Едва закончив говорить о чем-то, именуемом коэффициентом эффективности, Ева снова хлопнула в ладоши и воскликнула с напористой настойчивостью: — За дело, за дело, за дело! Все одновременно поднялись из-за стола и молча бросились к рабочим местам, ловко удерживая свои макбуки в одной руке — так официантки держат подносы. Имоджин направилась к Еве, но слишком поздно поняла, что та уже говорит по телефону через гарнитуру. Ева показала на запястье, где не было часов, и, обращаясь к Имоджин, одними губами произнесла: «Минуточку». Имоджин оставалось лишь сбежать в туалет, чтобы взять себя в руки. Сидя в кабинке, она массировала виски. Что за чертовщина тут творится? Это был совершенно новый офис, совсем не тот, из которого она уходила. Она больше не знала своего места в неофициальной иерархии журнала. Где уважение? И персонала Имоджин нигде не видно. Возвращаясь к своему кабинету, она увидела, что там собрался народ. Как приятно! Возможно, ее хотят поприветствовать, поздравить с возвращением? Подойдя ближе, она поняла, что новые сотрудницы расселись на всех доступных горизонтальных поверхностях, а Ева тем временем яростно чертила лиловым маркером на доске, стоящей позади стола Имоджин, какую-то схему. Имоджин громко откашлялась, но это никак не сказалось на происходящем. — Ева! — сказала Имоджин громче, чем собиралась. — Имоджин, привет. Присоединяйся. Мы тут импровизируем на тему всяких новых идей. Импровизируют? — А импровизация всегда проходит в моем кабинете? Ева серьезно кивнула: — Всегда. Разработчики пахали всю ночь. Теперь они могут подремать в конференц-зале, — она пожала своими широкими плечами. — Тебя не было, так что мы занимали твой кабинет. «Кто вообще вламывается в чужой кабинет и начинает рисовать что-то на стенах?» — Дамы, как насчет того, чтобы поимпровизировать попозже? Дать мне шанс немного наверстать упущенное?