Клив Прескотт Командир лейтенанта Прескотта, капитан Дургин, позвонил в Центральную диспетчерскую, чтобы сообщить о гибели Казимира Доловица. Прескотт протянул руку через плечо Коррелла и взял трубку. Услышав новость, начальник управления движением закрыл лицо руками и с глухим стоном сполз по спинке кресла. — Я сейчас поеду на тот берег реки к 28-й улице, — продолжал свой разговор с Прескоттом капитан, — хотя я уверен, что тамошние полицейские все равно не дадут нам ничего сделать. Они возьмут операцию в свои руки. Коррелл вдруг встрепенулся и театральным жестом воздел руки к небу. — Подключаются все более высокие начальники, — рассказывал капитан. — У нас Костелло и председатель, а с той стороны главный полицейский комиссар и мэр… Слушай, что там у тебя за шум? Коррелл в этот момент посылал в потолок хриплые проклятия подлым убийцам Казимира Доловица, безжалостно призывая на их головы гнев божий и еще более твердо обещая свою собственную месть. — Это начальник управления движением, — объяснил капитану Прескотт. — Должно быть, Доловиц был его приятелем. — Скажи, чтобы он заткнулся. Я ничего не слышу. Теперь взгляды всех, кто находился в диспетчерской, были прикованы к Корреллу, который вдруг затих, снова обмяк всем телом и тихо зарыдал. — Сохраняй спокойствие, Прескотт, — сказал капитан. — Поддерживай связь с поездом, пока мы не найдем какой-то другой способ связаться с похитителями. Кстати, они передавали что-нибудь еще? — Нет. Они молчат уже несколько минут. — Если они выйдут на связь, скажи, что мы уже ведем переговоры с мэром. Скажи, что нам нужно больше времени. Господи, что за чудовищный город!.. У тебя есть вопросы? — Да, — сказал Прескотт. — Я хотел бы принять участие в операции. — Это исключено. Оставайся там, где находишься… — и капитан повесил трубку. К этому моменту в диспетчерскую набились группы людей из других отделений Центральной диспетчерской. С сигарами в зубах они обступили кресло Коррелла и бесстрастно наблюдали за его истерикой. Впрочем, эмоции Коррелла были столь же остры, сколь недолговечны. Он перестал размазывать слезы и дубасил теперь в гневе кулаком по столу. — Джентльмены! — обратился Прескотт к присутствующим. Десятка полтора голов повернулись к нему. — Джентльмены, с этой минуты здесь располагается пост полиции, и я вынужден просить вас незамедлительно очистить помещение. — Каз мертв! — продолжал свою мелодекламацию Коррелл. — Он пошел грудью на автоматы… — Джентльмены! — убеждал Прескотт собравшихся вокруг него диспетчеров. — Толстый Каз покинул этот мир, — не унимался Коррелл. Встречая пристальный взгляд лейтенанта, группа любопытных начала рассеиваться, все так же не вынимая сигар изо рта. Прескотт сказал: — Попробуй связаться с поездом, Фрэнк. Однако настроение Коррелла снова изменилось. Тело его напряглось, и он завопил: — Я не стану марать свое достоинство разговорами с какими-то черными злодеями! — Как ты узнал, что они черные, по радио? — При чем здесь цвет кожи? Я имею в виду, что у них черные души! — возмущенно ответил Коррелл. — Хорошо, хорошо, — сказал Прескотт, — а теперь дай мне сесть и начать работать. Коррелл вскочил на ноги. — А как же я буду управлять поездами, если ты займешь мое место? — Сядь за стол одного из диспетчеров. Я понимаю, это сложно, Фрэнк, но ведь ты сможешь, правда? — с этими словами Прескотт скользнул в кресло, наклонился вперед и включил микрофон: ч'Центральная вызывает "Пелхэм, 123". Центральная вызывает "Пелхэм, 123". Коррелл звучно хлопнул себя по лбу. — Боже мой! — воскликнул он патетически. — Думал ли я, что доживу до дня, когда переговоры с убийцами станут важнее, чем управление транспортной системой, от которой зависит жизнь целого города!? Где же справедливость, господи! "Пелхэм, 123" — ответьте мне…", Прескотт выключил микрофон и снова обратился к Корреллу. — Мы хотим спасти жизнь шестнадцати пассажиров. И это действительно важнее всего, Фрэнк. — К черту пассажиров! Чего они хотели за свои вонючие 35 центов? Конечно, он играет роль, подумал Прескотт, но только отчасти. Он действительно верит в то, что говорит. Позади Коррелла он видел диспетчеров, которых одолели звонками машинисты остановившихся поездов. Они только и успевали отбиваться от них, перестав даже делать вид, что отмечают вызовы в регистрационной книге. — Если бы мне поручили эту операцию, — продолжал бушевать Коррелл, — я бы взял поезд штурмом с автоматами и слезоточивым газом!.. — Слава богу, тебе ничего не поручали, — заметил Прескотт. — Почему бы тебе не заняться своим делом. Разработкой аварийного расписания, к примеру. А полицейскую работу оставь полицейским. — Я так и сделаю, но сначала мне нужен приказ моего шефа. А он консультируется. Ну о чем здесь можно консультироваться? Я могу пустить поезда с севера на юг и обратно от того места. Все равно там останется разрыв почти в милю длиной. Все четыре пути отключены, и это в самом центре города! Если бы вам удалось подключить два пути или хотя бы один… — Мы не можем сейчас ничего предпринять. — Выражайся яснее: эти убийцы не разрешат вам включить напряжение. Тебе не тошно подчиняться приказам гнусной шайки бандитов? Ведь это же разбой! — Успокойся, — сказал Прескотт, — мы вернем подземку в твое полное распоряжение в течение часа плюс-минус несколько минут или жизней. — Как? Целый час?! — возмутился Коррелл. — Да ты знаешь, что скоро время "пик"? Толпы народа, а у нас отключен целый участок. Они же передавят друг друга! "Вызываю "Пелхэм, 123"… — повторил попытку Прескотт. — А ты уверен, что эти подонки не дурачат вас? Они грозят поубивать пассажиров, но, может быть, все это чистой воды, блеф? — Такой же блеф, как с твоим Доловицем? — О боже! — настроение Коррелла в одну секунду снова упало. Глаза налились слезами. — Толстый Каз. Красивый человек. Чистая душа. — А у тебя, Коррелл, недурной стиль. Ты не пробовал писать? — Старина Каз. Настоящий железнодорожник в духе прежних славных традиций. Пат Бэрроу был бы горд за него. — Если он полез на дула автоматов, значит, он просто глуп, — заметил Прескотт. — А кто такой Пат Бэрроу? — Пат? О, это человек-легенда! Самый знаменитый из всех начальников управления движением прошлых лет. О нем ходит множество всяких историй. Я мог бы рассказать тебе добрый десяток из них… — Как-нибудь в другой раз. — Вот, например, однажды поезд остановился в туннеле без десяти пять, представляешь? Самое начало давки. — Я попробую еще раз связаться с поездом, — сказал Прескотт. — Машинист звонит по телефону — это было задолго до того, как у нас появилась радиосвязь — и говорит, что прямо перед ним на рельсах лежит мертвый человек. Пат спрашивает: "Ты уверен, что он мертв?" Тот отвечает: "На все сто!" И тут Пат как заорет: "Тогда какого черта ты поднимаешь без толку трезвон? Оттащи его в сторону и прислони к колонне. Мы уберем его, когда кончатся часы "пик". "Центральная диспетчерская вызывает "Пелхэм, 123"… — Вот таким же был Каз Доловиц. Знаешь, что бы он мне сейчас сказал? Он сказал бы: "Фрэнк, старина, плевать, что будет со мной. Самое главное, чтобы шли поезда". Да, именно так он и сказал бы. "Пелхэм, 123" просит ответить Центральную диспетчерскую. Ответьте мне, лейтенант Прескотт". Прескотт поспешно схватил микрофон. "Прескотт слушает. Говорите, "Пелхэм, 123". "Сверим часы, лейтенант. На моих два часа тридцать семь минут. В вашем распоряжении осталось тридцать шесть минут". — Сволочи! — шипел Коррелл, все еще торчавший за спиной у Прескотта. — Убийцы проклятые! — Помолчи, — сказал ему Прескотт, не оборачиваясь, и снова поднес к губам микрофон. "Будьте же благоразумны. Мы пошли вам навстречу, но вы даете слишком мало времени". "Осталось тридцать шесть минут. Подтвердите прием". "Я понял вас, но этого времени недостаточно. Это же бюрократическая машина. Она проворачивается очень медленно". "Значит, настало время научить ее проворачиваться быстрее".