"Да, сэр, — гнул свою линию Прескотт, — я понимаю, что теперь осталось только дождаться их прибытия". "Ты что, оглох? Я твержу ему, что деньги еще не…" Инспектор вдруг замолчал. Слава богу, подумал Прескотт, до него дошло наконец что похитители слышат только переговоры из диспетчерской, но не могут принимать ответы собеседников. "Ладно, — сказал инспектор, — я, кажется, понял, что у тебя на уме. Валяй дальше". Теперь Прескотт вызвал "Пелхэм, 123". "Говорит лейтенант Прескотт. Деньги уже отправлены". "Понял тебя". Голос главаря был по-прежнему бесстрастным, и нельзя было понять, слышал он разговор Прескотта с инспектором или нет. Впрочем, это не имело значения. "Видите, мы выполняем ваши инструкции, — продолжал Прескотт. — Однако физически невозможно доставить деньги сквозь густой транспортный поток всего за одиннадцать минут… Вы слышите меня?" "Ты хотел сказать — всего за десять минут", — поправил его равнодушный голос. "Это невозможно. Не потому, что мы не хотим этого. Нам не позволит транспорт. Продлите наш лимит на десять минут". "Нет". "Мы делаем все от нас зависящее, — Прескотт слышал. как сквозь умоляющую интонацию в его голосе начинает пробиваться озлобление. — Но нам нужно еще немного времени". "Нет. Ваше время истекает, как я уже говорил, в три тринадцать". Монотонность голоса была убийственной, но Прескотт не оставлял надежды. "Хорошо, — сказал он. — Мы явно не успеваем доставить деньги в срок непосредственно к вагону, но, может быть, мы будем иметь их к этому моменту у входа на станцию. Продлите ли вы лимит в таком случае? Ответьте, прошу вас". Главарь молчал на этот раз долго, и Прескотт хотел уже еще раз вызвать его, когда услышал наконец ответ. "Согласен. Но больше никаких уступок не будет. Ты понял меня?" "Понял. Если это все, я хотел бы сообщить о нашем уговоре своему начальству". "И свяжись со мной, как только прибудут деньги. Я дам тебе дальнейшие инструкции. Конец". Что ж, все так же грустно подумал Прескотт, несколько минут я у него выторговал. Только вряд ли это поможет. Все равно к трем часам тринадцати минутам пополудни деньги доставлены не будут. Артис Джеймс Транспортный патрульный Артис Джеймс находился в состоянии физического и душевного дискомфорта. Скрючившись за колонной в каких-нибудь двадцати метрах от задней двери вагона, он был укрыт достаточно надежно, но не смел даже шевельнуться. Все мышцы затекли и мучительно ныли. Вдобавок ко всему на него накатил панический страх. В туннеле было мрачно, и в поры-зах пронизывающего сквозняка ему начали чудиться странные звуки. Конечно, не все они были плодом его воображения. Он знал, что за его спиной прячутся полицейские: тридцать, сорок, может быть, даже пятьдесят человек, вооруженных автоматами, нацеленными в направлении вагона. Ему в спину! Известно ли им хотя бы, что он здесь? Такая небольшая деталь могла ускользнуть из внимания руководства, обеспокоенного ходом операции в целом. Поэтому он еще крепче вжался в твердь металла и старался вообще не двигаться. Идиотская ситуация! Он боялся не только быть замеченным гангстерами, но и опасался мнительности находившихся позади полицейских. Среди них найдутся охотники подобраться к нему сзади и перерезать глотку, чтобы, как говорят в фильмах, избежать лишнего шума. Его правая рука, тесно прижатая к боку, вдруг ощутила упругость пачки сигарет, которую он купил у Эйба Розена, и он испытал непреодолимое желание наполнить легкие сладким дымком. Затем его осенила мысль, что, если эму не повезет, больше он никогда уже не закурит, и значение слова "смерть" сразу приняло вполне определенные очертания. Оно значило никогда больше не есть, не пить, не спать с женщиной… Эта мысль пронзила его такой болью, что он буквально отбросил ее от себя негодующим жестом, но тут же снова окаменел, испугавшись, что рука была видна из-за колонны. Ничего, однако, не случилось, но потрясение не проходило. Почему? Почему никто не может помочь ему? Почему его бросили здесь, на ничейной земле? Конечно, всем наплевать на него, чернокожего. Хотя, с другой стороны, будь он белым, его лицо и руки были бы лучше заметны в темноте. Так что, в конце концов, негром быть не всегда плохо, решил он. При этой мысли он расплылся в улыбке, которая, однако, моментально растаяла. "Зубы! Черт возьми, у меня же ослепительно белые зубы!" — подумал он, плотнее сжимая челюсти. Его превосходительство мэр города Покрышки взвизгнули, когда машина главного полицейского комиссара рванула от подъезда резиденции мэра. Комиссар сидел прямо за спиной водителя, в центре — Мюррей Лассаль, а закутанный в плед мэр — у противоположного окна. Когда машина выехала на Ист-Энд авеню, мэр оглушительно чихнул, и в лучах проникавшего в кабину солнца закружились пылинки. — Пользуйся носовым платком, ради бога, — ворчливо сказал мэру Лассаль. — Ты хочешь заразить всех нас? Мэр вытер нос краем пледа. — И все же это сумасшествие, Мюррей, лезть в сырой и холодный туннель. — Завернись плотнее, авось не замерзнешь. Комиссар вел какие-то переговоры по радио. — Что это он делает? — шепотом спросил мэр у своего помощника. — Предупреждает, что мы уже выехали. Все, что тебе придется сделать, это взять мегафон и с достоинством попросить похитителей проявить сострадание к людям. — А если они меня застрелят? — Ты будешь говорить из укрытия. И потом, у них нет никаких причин стрелять в тебя. — Ты хочешь сказать, что они не из нашего города? — выдавил из себя шутку мэр. — Успокойся, — сказал Лассаль. — Сделай, что я говорю, и мы отвезем тебя обратно в теплую постельку. Рассматривай это как благотворительное мероприятие. — Если бы только это могло действительно помочь… — Еще как поможет! — Кому, заложникам? — Нет, — ответил Лассаль, — тебе. Окружной командир Окружной командир то и дело посматривал на часы, иногда открыто, иногда тайком. Минуты множились, как клетки раковой опухоли. — Три минуты четвертого, — сказал он наконец. — Осталось всего десять минут, а они еще даже не выехали. — Если бандиты кого-нибудь убьют, — ответил ему начальник транспортной полиции, — я считаю, надо начинать штурм. — А я считаю, что нам надо выполнять приказ, нравится он нам или нет. Если они убьют заложника, останется еще шестнадцать. Стоит нам открыть стрельбу, и погибнут все. Ты можешь взять на себя такую ответственность? — Между прочим, — ответил начальник транспортной полиции, — никто пока не просил меня брать на себя ответственность. Полицейский капитан, назвавшийся журналистам капитаном Немо, внезапно вырос перед окружным командиром и отсалютовал. У него было злое и красное, как спелый помидор, лицо. — Что мы должны делать, сэр? — спросил он. — Расположиться поблизости и ждать. Может быть, у вас есть другие идеи? — Сэр, меня приводит в бешенство наша беспомощность. К тому же, на моральный дух моих людей дурно подействует, если этим гадам дадут уйти. — Можете быть свободны, капитан, — устало приказал командир. Капитан яростно сверкнул глазами, резко повернулся на каблуках и стремительно направился к выходу из небольшого кружка патрульных, охранявших командный пункт. — Мне трудно винить его, — сказал ему вслед окружной командир. — Он, может быть, не очень умен, но он всего лишь человек. — Сэр! — окликнул его сержант из машины. — Вас вызывает комиссар. Он взялся за наушники и тотчас услышал голос комиссара: — Доложите обстановку. — Мы ждем прибытия денег, а они еще даже не отправлены. Я не вижу возможности получить их вовремя. Так что следующий ход за бандитами, если только ваш приказ остается в силе.