Малько ерзал на стуле. Пути ЦРУ были неисповедимы. Что сказали бы американские налогоплательщики, если бы увидели агента этого ведомства в гаитянской хижине на обряде вуду! Симона, похоже, не разделяла его нетерпения. Почти не шевеля губами, она произнесла: — Главное — не торопитесь! Когда церемония окончится, мы пойдем за Финьоле. Он приведет нас к людям Жакмеля, которые завяжут нам глаза и доставят к нему. И не забудьте: Жакмеля ищут все тонтон-макуты Порт-о-Пренса! Малько посмотрел на Финьоле. Их взгляды встретились. Тот едва заметно подмигнул. Сердце у Малько забилось быстрее: через несколько часов первый этап его миссии будет завершен. Он пощупал свой ультраплоский пистолет на животе под рубашкой. Вступив в заговор с государственным преступником с целью свержения законного правительства, рассчитывать на пощаду в случае провала не приходилось… Он подумал об Александре и о добропорядочных обитателях своего Литцена. Хорошо, что они не видят его в убогой хижине среди всей этой публики! Он снова взглянул на посланца Жакмеля. Тот по-прежнему пялился на хумси, которые теперь танцевали отрешенно, с остановившимся взглядом. Время от времени они резко дергали бедрами и одна из них запевала какое-то заклинание, которое под ускоряющийся бой барабанов подхватывали остальные. — И долго еще это будет продолжаться? — спросил Малько. На лице Симоны отразилось беспокойство. — До тех пор, пока боги не ответят. В два, а может быть, и в три часа ночи… Ну и ну… Заклинания хумси вдруг стали более пронзительными, и они сильно затопали босыми ногами по глинобитному полу. Некоторые из них стали размахивать пальмовыми листьями, а потом рвать их на мелкие кусочки. Отставив свою бутылку, толстый хумган подошел к стулу, на котором горела свеча, набросил сверху простыню и, комично тряся складками жира, пустился в круговой танец, по очереди отталкивая хумси на зрителей своим огромным животом. Одна из них почти упала на Финьоле, который воспользовался этим, чтобы ее пощупать, хотя происходящее и не навевало эротических мыслей. Малько еще раз оглядел присутствующих. Как узнать, кто из них тонтон-макут? Все они завороженно следили за действиями хумгана, и все были похожи друг на друга: бедно одетые, с грубыми лицами… Потенциально каждый из них был опасен. Рукоятка пистолета сильно давила ему на живот, затрудняя дыхание… Вдруг Симона слегка ущипнула его за бедро и прошептала: — Посмотрите туда! Он повернул голову: весь проем двери занимала огромная, важная негритянка с тройным подбородком. На голове у нее была нахлобучена украшенная цветами и закрепленная длиннющей шпилькой соломенная шляпа. Захария подбежал к этой странной особе и поцеловал ей руку. — Это мамбо — жрица вуду, — сказала Симона. — Ее зовут Матильда. Она пользуется большим влиянием. Говорят, Франсуа Дювалье не раз тайком приглашал ее во Дворец и просил приготовить «уенгу» для защиты от врагов. Политика всегда неразрывно связана с магией. Матильда величественно прошла через комнату и села на скамью. Малько поискал глазами Финьоле: тот стоял на месте. Был уже час ночи. Две хумси с кадильницами в руках подошли к накрытому простыней стулу. По знаку толстого хумгана и под заклинания своих подруг они подняли кадильницы и помахали ими, как в церкви. Потом сняли со стула простыню и задули свечу. Наступил маленький перерыв. Несколько хумси сели на корточки у ног мамбо. Малько весь взмок, и рубашка у него приклеилась к телу. Он посмотрел на Симону: она доставала из сумки пачку сигарет. Хумси пили и курили. Выбившийся из сил толстый хумган рухнул на скамью и приложился к своей бутылке. Зрители стоически ждали продолжения, не двигаясь с места. Одна из хумси подметала центр комнаты… — Сейчас начнется настоящая церемония, — сказала Симона. — Станут вызывать одного из богов вуду. Знаете, иногда это поразительное зрелище! — А какого именно бога? — Это решает мамбо — в зависимости от своего настроения. В комнате наступила мертвая тишина. Зрители оцепенели. Синкопированно забили барабаны. Стоящие перед Малько хумси внезапно издали дикий вопль. Барабанный бой усилился. Нарисованный на полу посреди комнаты магический круг оставался пустым. — Да что все это… — начал было Малько. В центр магического круга выпрыгнул обнаженный по пояс негр в юбке и в завязанном на голове белом платке. Обеими руками он сжимал мачете с длинным широким клинком, которым можно было отрубить голову быку. Покачиваясь, он медленно прошел перед стоящими в первом ряду зрителями, задевая некоторых из них плечом. Клинок мачете блеснул в нескольких сантиметрах от лица Малько, который успел заметить, что зрачки у этого нового участника представления расширены, как у наркомана. Толстый хумган поставил свою бутылку, вскочил на ноги, поднял руки и выкрикнул по-креольски какое-то заклинание, тотчас же хором подхваченное хумси. Грохот барабанов стал оглушительным. — Это Огум-Ферай! — Симона почти касалась губами уха Малько. Услышав такое забавное имя, он с трудом сдержал улыбку[8]. — А кто это? Симона очень серьезно ответила: — Бог войны. Если этот человек хороший медиум, бог войдет в него. — И что тогда случится? — Никто не знает. Обычно люди, в которых он входит, впадают в транс и теряют сознание. Финьоле тем временем встал в первом ряду. Медиум, поддерживаемый обоими хумганами, продолжал двигаться по кругу. Глаза у него блуждали. Хумси неистово плясали, периодически испуская резкие крики. Их стройные темные ноги мелькали все быстрей. Запах мускуса становился невыносимым. Малько вдруг почувствовал какой-то глухой, атавистический страх. В ярости на самого себя он попытался мысленно приказать своему сердцу биться медленнее. Неужели он начал верить в черную магию? Он — кавалер ордена «Святого Гроба Господня»! Зрители стояли плотной черной массой, заслоняя дверь. Выражение их лиц изменилось: еще не так давно многие смеялись и обменивались шутками с хумси — теперь же они казались напуганными, напряженными, зачарованными… Медиум продолжал свое движение, под удары барабанов поднимая и опуская свой мачете. Оба хумгана поддерживали его, словно боясь, что он сейчас упадет. По его лицу и торсу градом катился пот. Одна их хумси испустила пронзительный вопль и закружилась на месте, как дервиш. Ее белое платье парусом вздулось над черными бедрами. Остальные хумси обступили свою подругу. Закатив глаза, она что-то бессвязно выкрикивала, чередуя отдельные слова с отрывками песен. Мамбо величественно поднялась со скамьи и низким голосом отдала какой-то приказ. Хумси тотчас же замерла с поднятыми руками. Две подруги отвели ее в сторону. Она двигалась как сомнамбула. Мамбо снова села. — Начинается! — тонким голосом сказала Симона. — Частичка бога вошла в эту хумси. Но главное еще впереди: Огум-Ферай должен воплотиться в медиума. А тот, не обратив никакого внимания на истерику хумси, продолжал ходить по кругу, поддерживаемый двумя хумганами. Малько вдруг поймал себя на том, что не спускает глаз с равномерно поднимающегося и опускающегося блестящего клинка мачете. Для того чтобы не впасть в гипнотическое состояние, он заставил себя перевести взгляд на посланца Жакмеля. Финьоле по-прежнему стоял в первом ряду, такой же напряженный, как и все остальные. Казалось, он тоже находится в трансе" Кто на Гаити не принимает вуду всерьез? Мамбо опять торжественно встала, зачерпнула пригоршню кукурузной муки из мешка, которую протянула ей одна из хумси, дышла в центр комнаты, чуть разжала средний и безымянный пальцы и медленно, не нагибаясь, вывела на полу замысловатый узор. Барабаны били в том же ритме, но тише. Медиум все ходил по комнате, осторожно перешагивая через полоски рассыпанной муки. Малько отметил, что они находились как раз перед Финьоле. Жрица вернулась к своей скамье и села. Малько откинулся на спинку стула. У него ныла поясница. Сколько еще времени будет продолжаться эта комедия? Когда он наконец встретится с Габриэлем Жакмелем? * * * Из состояния легкого оцепенения Малько вывел пронзительный крик. Спектакль перешел в новую фазу: медиум резко оттолкнул обоих хумганов и, потрясая мачете, встал в центр комнаты. Хумганы почтительно отошли в сторону. Хумси умолкли. Первые капли тропического дождя громко застучали по жестяной крыше. Закатив глаза и держа мачете в горизонтальном положении, медиум начал медленно поворачиваться вокруг собственной оси — и замер, когда клинок оказался направленным в сторону мамбо. Та молитвенно сложила руки и встала. Барабаны перестали выбивать дробь. Зрители сдерживали дыхание. Малько безуспешно старался подавить в себе нарастающую тревогу. Мамбо нараспев произнесла какую-то длинную фразу по-креольски и села. Медиум начал танцевать. Вновь забили барабаны, и вскоре уже невозможно было определить, кто руководит церемонией. Медиум опять издал громкий клич и стал кружиться все быстрей, постепенно подступая к зрителям и описывая в воздухе опасные круги своим мачете. Малько подумал, что, увидев пугающе поблескивающий клинок, стоящие в первом ряду сейчас попятятся. Но никто не пошевелился. Медиум неуклонно приближался: теперь его мачете рассекал воздух, почти касаясь лиц окружающих. Малько похолодел. Зрители как будто не видели клинка. Глаза их застлала какая-то пелена, и они раскачивали головами в такт бою барабанов. Медиум не мог точно рассчитать свои движения — он так сильно закатил глаза, что практически ослеп. Малько взглянул на Симону: у нее был такой же отрешенный вид, как и у остальных. Кружась и пританцовывая, медиум постепенно приближался к Малько. Иногда он нагибался, и острие мачете царапало глинобитный пол, поднимая фонтанчики пыли. Малько боялся, что, когда клинок окажется у его лица, нервы у него не выдержат и его реакция может быть непредсказуемой и чреватой большими неприятностями. Сквозь рубашку он машинально пощупал рукоятку своего пистолета. Медиум был уже перед четвертым от Малько зрителем и кружился все быстрее. Малько собрал все силы, чтобы не поддаться панике. Нельзя было терять лицо — просто из уважения к самому себе. Вдруг его заледенила ужасная мысль: а если все это только инсценировка с целью от него избавиться? Клинок мачете описал сложный рисунок вокруг шеи и груди Симоны и едва не отрубил ей нос. Малько даже не успел испугаться, когда увидел перед собой медиума и блестящее лезвие мачете. Почувствовав движение воздуха у своего лица, он инстинктивно подался назад, но глаза не закрыл. Хладнокровие, хладнокровие любой ценой, пронеслось у него в голове. Он был натянут как струна, ожидая, что вот-вот почувствует обжигающее прикосновение стали, и, для того чтобы не фиксировать внимание на грозном оружии, посмотрел на белки глаз медиума. Бой барабанов был оглушительным. Прошло несколько секунд — и медиум прошел дальше. Малько чуть не рассмеялся: в самом деле, он едва не уподобился дикарям! "Церемония" была не чем иным, как дешевым, представлением для наивных гаитян и легковерных иностранцев вроде него. Малько вновь охватило нетерпеливое желание, чтобы все это поскорее закончилось. Однако медиум не торопился: теперь он "обрабатывал" какую-то женщину с бельмом на глазу. В экстазе, словно ее ласкал бог, она смотрела здоровым глазом, как клинок совершает зигзаги перед ее лицом. Хумси молчали, сбившись в белую кучку. Барабанщики продолжали отбивать все тот же будоражащий ритм. Медиум почти завершил свой обход. Малько взглянул на мамбо — и чуть не подскочил на стуле: толстуха пристально смотрела на Финьоле, к которому, потрясая мачете, приближался медиум. Барабанщики изменили ритм. Уши у Малько заложило, как при канонаде. Он мысленно спросил себя, уж не подмешал ли хумган в ром какого-то зелья. Мамбо поднялась, вытянула вперед свои толстые руки и закрыла глаза. Финьоле, как и остальные, казался загипнотизированным блеском мелькающего клинка. Потухшая сигарета приклеилась к его нижней губе, глаза навыкате утратили сколько-нибудь осмысленное выражение. Медиум уже был перед ним. Сердце у Малько учащенно забилось… И вдруг перед его глазами словно начали прокручивать замедленный фрагмент фильма: медиум все кружился, Финьоле по-прежнему стоял совершенно неподвижно, а из его горла брызнула длинная струя крови. Выражение его лица не изменилось, сигарета все так же свисала с нижней губы. Затем все вошло в нормальный темп. С видом крайнего удивления Финьоле поднял руку и прикоснулся к своему подбородку, будто хотел удержать голову на месте. Кровь забила уже фонтаном: удар мачете почти отделил голову от туловища. Финьоле не издал даже стона. Послышалось только бульканье — и он упал лицом вниз, забрызгав кровью своих соседей. Раздался истошный женский визг. Словно игрушка, у которой кончился завод, медиум стоял как вкопанный в центре комнаты, с перекошенным лицом и совершенно пустыми глазами, все еще сжимая в руках окровавленный мачете. Барабанный бой оборвался. Симона истерически крикнула: "Он сошел с ума!" Отрезвевшие зрители обступили Финьоле. Отпихнув стоявших на его пути и растолкав локтями кольцо зевак, Малько склонился над посланцем Жакмеля. Тот умирал. Хлеставшая из его горла кровь впитывалась в глинобитный пол, глаза остекленели, только губы еще шевелились — но беззвучно: голосовые связки были перерезаны. Медиум вслепую нанес смертельно точный удар! Кто-то тронул умирающего за голову, и она почти совсем отделилась от туловища. Взгляду предстало трепещущее кровавое месиво. Это зрелище в душной, грязной комнате оказалось слишком сильным испытанием для нервов Малько: его вырвало прямо на ботинки высокого негра в очках, который этого даже не заметил. Запахи крови и пота образовали ужасающий "букет". Финьоле уже ничем нельзя было помочь. Немного придя в себя, Малько бросился к хумгану. Перед ним прошли две хумси, ведя под руки медиума, который еще не вышел из транса. Его завели в смежную комнатушку, служившую хумси раздевалкой. Малько толкнула огромная туша: мамбо величественно удалялась, равнодушная к трагическому финалу церемонии и ко всем этим крикам и суете. Малько схватил Захарию за локоть и тихо сказал: — Вы его убили! Хумган замотал головой: — Нет, нет! Это случайность. Удар нанес Огум-Ферай. Человек, в которого он вошел, не понимал, что делает. Для него это тоже было опасно — он сильно болен! В Малько закипела ярость. Очень удобно свалить все на таинства вуду! У него под носом ликвидировали человека, который должен был привести его к Жакмелю, — и сделали это открыто, вызывающе, для того чтобы ни у кого не возникло желания принять эстафету. Для начала следовало выяснить, кто стоял за этим убийством: сам ли Жакмель, демонстрирующий таким образом, что он не хочет вмешательства американцев, или тонтон-макуты? Ведь дальнейший ход операции зависел от ответа на этот вопрос. И единственным, кто мог на него ответить, был убийца. — Что за человек этот медиум? — властно спросил Малько. Хумган уклончиво ответил: — Я его почти не знаю. Но медиум он хороший: боги вселялись в него несколько раз. Сегодня это было опасно, потому что Огум-Ферай — бог войны. Зрители начали расходиться. Только подростки, усевшиеся на перекладинах лестницы, похоже, не торопились. Одна из хумси накрыла тело Финьоле белой простыней, на которой стало расплываться красное пятно. Хумган продолжил, стараясь быть убедительным: — После церемонии он ничего не помнит. Его рукой водил бог… Подавленная Симона молча слушала их разговор. Малько пристально посмотрел на хумгана своими золотистыми глазами и сухо произнес: — Я хочу с ним поговорить! Хумган замялся, но под настойчивым взглядом золотистых глаз в конце концов уступил: — Он в маленькой комнате. Только не причиняйте ему зла! После пробуждения он бывает очень усталым. И потом, он не говорит по-французски. — Я говорю по-креольски, — напомнила ему Симона. Отталкивая расходящихся зрителей, Малько, а за ним и Симона устремились к маленькой комнате. Дверь была заперта. Малько постучал. Молчание. Он сильно толкнул дверь, и она распахнулась. Медиум неподвижно лежал на соломенном тюфяке, закрыв глаза и сложив на груди руки. Кто-то до подбородка укрыл его одеялом. Рядом на корточках сидела хумси. При виде посторонних она вскочила, заслонила лежащего медиума и что-то сказала по-креольски. Симона стала кусать себе губы. Потом перевела для Малько: