— Здесь так принято, — пояснила Симона. — Девицы садятся в машину и ждут владельца… — Что вы им сказали? Она улыбнулась: — Что я тоже "бузэн". Они уговаривали меня обслужить вас втроем! Улица была пустынна — до кинотеатра "Капитоль" они не увидели ни одной машины. На полдороге к Петьонвилю шоссе было перекрыто: велись ремонтные работы. Им пришлось поехать в объезд. Сразу же после панно с надписью "Петьонвиль" Симона сказала: — Это здесь! Крошечная дискотека "Суит Соул" находилась в доме, большую часть которого занимала химчистка. Из-за полуоткрытой двери доносилась музыка. Они вошли. Лоснящаяся от косметики негритянка в кожаных шортах многообещающе улыбнулась Малько. В глубине, у бара, высокая девица с выкрашенными в рыжий цвет волосами и в красном платье, туго обтягивающем ее великолепное тело, флиртовала с мулатом. Площадка для танцев имела форму маленького прямоугольника, расположенного у бетонной стены, возле которой какая-то пара совершала подозрительные телодвижения. К счастью, в полумраке нельзя было различить, чем именно она занимается. На стене кто-то написал красной краской: "Sock it to me, baby"[10]. Целая программа действий… Жюльена Лало в дискотеке не было. Симона перебросилась несколькими словами с девицей в кожаных шортах и после короткого колебания сообщила Малько: — Он отправился в одно довольно специфическое заведение. Это совсем рядом. На прощание девица в шортах вручила Малько карточку с адресом и телефоном дискотеки. Они сели в машину, свернули на темную проселочную дорогу и затряслись на колдобинах. Метров через сто, которые они преодолели с черепашьей скоростью, Симона сказала: "Приехали!", вышла и осторожно постучала в дверь какого-то барака. Было темно и тихо. Гроза давно кончилась. — Что здесь такое? — шепотом спросил Малько. — Подпольный бордель. Дверь открылась, и на пороге появилась старая негритянка с керосиновой лампой в руке. Увидев Симону, она нахмурилась. Последовала тихая дискуссия. Симона повернулась к Малько: — Лало здесь, но она не хочет меня впускать. Впрочем, так лучше: я и сама туда не стремлюсь, да и пора домой. Пойду ловить такси. — Я потом к вам заеду, — сказал Малько. — Нет, не нужно, чтобы вас часто у меня видели. Каждый вечер с девяти до десяти часов я буду вас ждать у "Ману" на площади Сен-Пьер в Петьонвиле. Там полно проституток, и на меня не обратят внимания. Желаю удачи! И она исчезла в ночи… Малько последовал за старухой, которая открыла вторую дверь в глубине барака. Он увидел комнату, слабо освещенную двумя свечами. На полу шевелилась какая-то темная масса. Приглядевшись, он различил двух обнимающихся на циновке негритянок. У стены, на импровизированном диване, сооруженном из матраса и подушек, смутно вырисовывалась длинная фигура Жюльена Лало. Над его животом склонилась какая-то негритянка. Лало был так поглощен созерцанием двух лесбиянок, что не заметил появления Малько. Тот сел на подушку в углу комнаты. Представление завершалось. Обе лесбиянки добросовестно изобразили судороги страсти, покричали, изрыгнули несколько непристойных креольских слов и замерли в объятиях друг друга. Жюльен Лало хрипло застонал. Лесбиянки спокойно встали, закурили и вышли из комнаты. Жюльен Лало с закрытыми глазами неподвижно лежал на спине. Обслужившая его девица подошла к Малько и с удивительной ловкостью забралась своими длинными пальцами ему под одежду. Без лишних слов Малько придержал ее руку и тихо позвал: "Лало!" Вырванный из своего блаженного состояния Жюльен Лало подпрыгнул, словно укушенный скорпионом, быстро заморгал, схватил свечу и поднял ее повыше, чтобы рассмотреть зовущего. Удивленная девица сидела смирно. На морщинистом лице Жюльена Лало не отразилось никаких эмоций — только веки опустились еще ниже. Когда он заговорил, голос у него звучал почти нормально: — Что вам нужно? Малько с трудом подавил в себе желание немедленно его придушить. — Финьоле мертв, — сказал он. — Из-за вас. Вы продали меня Амур Мирбале! Лало схватил девицу за загривок, как котенка, и отшвырнул к двери. Потом, не прикрывая наготы, подполз к Малько. — Как? Что случилось? Вид у него был жалкий. Дослушав до конца, он помолчал, затем произнес: — Вам лучше уехать! — Я здесь для того, чтобы встретиться с Жакмелем, — холодно сказал Малько. — Вы единственный, кто может мне в этом помочь. Надо все начать сначала. Рука Жюльена Лало с поразительной силой вцепилась Малько в плечо. — Нет, я еще дорожу жизнью! — заявил он. — Делайте что хотите, но я вам больше не помощник. Если вы не идиот, завтра же утром садитесь в самолет компании "Америкэн Эрлайнз" и никогда не возвращайтесь на Гаити. Иначе вы окажетесь в другом самолете — компании "Элуа Эрлайнз"![11] Он оделся с панической торопливостью скромницы, которую застали во время купания нагишом, и с порога бросил Малько: — Я никому не говорил о Жакмеле — я не сумасшедший! И хлопнул дверью. Итак, на Жюльена Лало рассчитывать больше не приходилось. Малько встал и направился к выходу. Старуха, окруженная тремя девицами, преградила ему путь, что-то сердито выкрикивая по-креольски. Купюра достоинством в десять гурдов сразу ее успокоила. Даже если Лало никому не говорил о Жакмеле, размышлял Малько, Амур Мирбале все-таки узнала правду. И недвусмысленно дала это понять. Значит, следовало найти другой способ вступить в контакт с Жакмелем и при этом избежать ловушек тонтон-макутов. Обратный путь ему пришлось проехать задним ходом: дорога была слишком узкой, и развернуть машину он не смог. * * * Порт-о-Пренс плавился от жары. Старые побитые американские машины поднимали облака пыли на незаасфальтированных улицах. Малько поменял деньги в "Канадском королевском банке" и, перед тем как сесть в свою "мазду", прошелся по тенистым аркадам улицы Миракль. С противоположной стороны полицейский в синей униформе жестами показал ему, что стоянка тут запрещена, но поленился пересечь освещенное солнцем пространство, чтобы засунуть под "дворники" квитанцию на уплату штрафа. Кто-то подергал Малько за штанину. Он опустил глаза и чуть не отпрыгнул в сторону: то, что находилось у его ног, наверное, много лет назад было человеком — сейчас же только глаза, казавшиеся большими на исхудалом лице, были человеческими. В остальном это существо с тонкими искривленными конечностями больше походило на паука и передвигалось короткими прыжками. Скрюченные пальцы были протянуты к Малько. Испытывая сострадание, он достал банкноту в пять гурдов и положил ее на темную ладонь. Пальцы нищего тотчас же схватили его руку. Малько попробовал вырваться, но костлявые пальцы вцепились в него мертвой хваткой. Вдруг что-то пощекотало ему ладонь. Краем глаза Малько успел увидеть клочок бумаги. Калека пристально посмотрел на него, как будто хотел сообщить что-то очень важное, и украдкой присоединил к записке какой-то предмет, хотя еще секунду назад в его руке ничего не было. Совершив эту операцию с ловкостью фокусника, он демонстративно помахал пятигурдовой купюрой, по-военному отдал честь и боком, по-крабьи, двинулся прочь. Никто, включая полицейского, не заметил его трюка. Малько сел в машину и разжал кулак: на ладони у него лежал маленький пластиковый пакет и записка, содержавшая одну-единственную фразу: "Завтра в 11 часов в "Ламби". Он развернул пакет, в котором было что-то мягкое и зловонное, похожее на сгнивший кусок ваты. Прошла добрая минута, прежде чем он понял, что держит в руке человеческое ухо. Кто-то постучал в ветровое стекло. От лица Малько отхлынула кровь. Уф! — это был всего-навсего мальчишка, продающий сигареты. Стоящий метрах в тридцати полицейский поглядывал на машину Малько. Калека давно скрылся. Мимо прогрохотал "тап-тап", украшенный лозунгом: "Бог победит!". Малько положил ужасную посылку на сиденье и резко рванул машину с места. Если исключить версию о том, что калека подарил ему остаток своего обеда, объяснение случившемуся было только одно: Габриэль Жакмель искал контакта. Видимо, эта мерзкая добыча бывшего главы тонтон-макутов служила своего рода паролем. Малько вспомнил, что ему говорили в ЦРУ: две недели назад Жакмель похитил голову Дювалье из его мавзолея. Но одно дело услышать об этом в комфортабельном кабинете, оборудованном кондиционером, и совсем другое — держать в своей руке ухо "папы Дока"… Замечательного союзника нашло себе ЦРУ! И он, Малько, порядочный человек, должен сотрудничать с подобным субъектом! Есть от чего перевернуться в гробу его предкам… Хорошо еще, что Жакмель не послал ему всю голову целиком! Была и другая причина для беспокойства: макуты знали, кто он и с какой целью находится на Гаити. Когда они решат, что он становится опасным, его попросту ликвидируют. Погруженный в свои мысли, он лишь в самый последний момент успел избежать столкновения с выскочившим из-за поворота "тап-тапом", круто свернув и едва не врезавшись в дерево. Только после этого он вспомнил, что приглашен сегодня на вечеринку к Амур Мирбале. Можно сказать, на ужин с дьяволом. Будет ли у него достаточно длинная ложка? 9 "Док наш пожизненный сущий во Дворце! Да святится имя ваше; да пребудет оно в памяти всех грядущих поколений; да будет воля ваша в Порт-о-Пренсе, как и в провинции; обновленную страну дайте нам всем и НИКОГДА не прощайте хулителям нашим и врагам нашей Родины, которые непрестанно плюют ей в лицо; и не избавляйте их от искушений и мучений — пусть захлебнутся они своим ядом и желчью…" Едва Малько закончил читать этот удивительный образчик дювальеристской молитвы, висевший в рамке на стене гостиной, как у него за спиной слащавый голос произнес: — Прекрасно, правда? Внутренне корчась от смеха, он повернулся к Амур Мирбале. Несмотря на хорошо обрисовывавший ее фигуру брючный костюм из белого трикотажа, в котором она казалась голой, молодая женщина была серьезна, как мошенник, получающий орден Почетного легиона. И разыгрывала при этом светскую даму: модный парик, унизанные кольцами и перстнями пальцы, легкий макияж… — Это что, пародия? — с невинным видом спросил Малько. Амур Мирбале смерила его взглядом и отчеканила: — Это, мой дорогой, "Заповедь дювальериста", которой все мы неукоснительно следуем! Несколько секунд молодая женщина пристально смотрела в его золотистые глаза и, казалось, хотела что-то добавить; ее дыхание немного участилось, и она облизала свои тонкие губы кончиком розового языка. Но в конце концов так ничего и не сказав, она повернулась и снова вышла в сад. Малько еще раз перечитал "Заповедь". Если он выберется отсюда, будет чем позабавить друзей зимними вечерами… Конечно, его ремарка не отличалась дипломатичностью, но он слишком не любил арапства. Ему совсем не хотелось стать похожим на Фрэнка Гилпатрика: американца снаружи — тонтон-макута внутри… В поисках резидента ЦРУ он тоже вышел в сад. Вечеринка получилась невеселой; в доме, не оборудованном кондиционером, было очень душно, и гости — человек тридцать — маленькими группками стояли в саду вокруг пустого бассейна. Под кокосовой пальмой какой-то негр пел и бил в барабан, но никто не танцевал. Все были слишком утомлены: дорога, ведущая к вилле Амур Мирбале, оказалась бы не по зубам даже для танкистов из "Африканского корпуса" Роммеля. Сама хозяйка оставляла свой "ламборгини" за километр до виллы и пересаживалась на драмодера[12]… У стола с напитками Фрэнк Гилпатрик о чем-то рассказывал Амур Мирбале, высокому негру и сексапильной девице с длинными тонкими пальцами и носом с горбинкой. Не особенно рассчитывая на удачу, Малько все-таки поискал глазами водку — но на столе были только пунш, ром, портвейн, бутылка виски "Джей энд Би" и сок. Малько остановил свой выбор на последнем. — Вы в нашей стране по делам? — спросил его высокий негр. — Не совсем, — уклончиво ответил Малько. — Я приехал повидаться с моим другом Фрэнком. Он очень тепло отзывался о Гаити и о вашей самобытной демократии… Амур Мирбале сделала вид, что не уловила в его словах иронии, и заученно изрекла: — Франсуа Дювалье всего себя отдал стране — всю свою плоть и кровь. Он сгорел в служении гаитянам, которых любил, как родных детей! Желая привлечь к себе внимание, барабанщик выбил особенно громкую дробь, чем избавил Малько от нужды отвечать на это заявление. — Ти Роро хочет, чтобы его послушали, — заметила Амур Мирбале. — Подойдем поближе! Как только они окружили его, барабанщик начал жалобно распевать: — Du feu nan caille-la… Du feu nan caille-la!