— Думал, если оно с подписью, так вы мне скажете, с чьей. Маджон сделал паузу, чтобы дать улечься вспышке раздражения. Затем заглянул в письмо. — Ибрагим Шамади, — сказал он. Ховэдэй извлек из кармана клочок бумаги и разгладил его. — Повторите, пожалуйста. — Ибрагим Шамади, — повторил Маджон, тщательно выговаривая каждый звук. — Никогда о таком не слышал. — А о "Мучениках Семнадцатого Сентября" слышали? Кстати, установлено, что именно произошло семнадцатого сентября? — Я проводил тщательные изыскания. Привлекались специалисты из лондонского университета и наши арабские источники. — И что же? — Ничего. Семнадцатого сентября ничего не было. — Совсем ничего? Ни акций со стороны израильтян, ни перестрелок, ни дня рождения какого-нибудь завалящего пророка? — Совсем ничего. Что и наводит меня на мысль: все эти имена и названия абсолютно произвольны, просто с потолка взяты. Хотят заставить нас поверить, будто их организации больше и многочисленнее, чем нам по зубам. Я и не удивлюсь, если это все одни и те же люди. Если мои предположения верны, то газеты изрядно нам гадят, придавая вес и значимость всем этим разным именам. — В том числе — и "Братству Полумесяца'? — Шайке Хамзауи? Хамзауи ведь устанавливали и как члена "Братства Черной Палатки", и "Воинства Священной Клятвы", и "Тени Минарета", и "Голоса Пророка". — Понятно. Он остается главным подозреваемым? — Нет. Он всегда на подозрении, но источник сообщает, что Хамзауи сидит в Ливане и очень напуган. — Но, кажется, говорили, что он мертв? — Если верить всему, что говорят, так все уже давно покойники. Говорили, что Хамзауи убил какой-то Абдул Фархаз, но потом Хамзауи сам убил Фархаза, так что нам остается только гадать. — С ними сам черт ногу сломит, а? — Это уж точно. Хилари так хорошо знал склад ума британского чиновника с его аффектацией невежества и вечным стремлением держаться подальше от эмоций и буйства, что мог почти достоверно воспроизвести для себя дебаты в Скотленд-Ярде. Хотя пределов их тупости не вообразил бы и он, считая подобное возможным лишь в карикатурных гротесках. Но тем не менее Хилари прекрасно понимал, над чем сейчас ломает голову Маджон, а посему потратил еще полдня, чтобы написать ему очередное послание. "Дорогой инспектор. Вы уже поняли, наверное, что в Логборо я почувствовал опасность, посему и перебрался временно в другое место. Я узнал, что Хамзауи раскрыл мой адрес. Из-за предательства двух моих выживших братьев ему стало известно и о моем первом письме к Вам, и он заимел на меня зуб, мягко выражаясь. Надо мной нависла страшная угроза, ибо надежный источник слышал от Хамзауи, что тот лично собирается в Англию, чтобы разделаться со мной и еще одним человеком, куда более весомым в кругах террористов, нежели я. Я, разумеется, имею в виду Абдула Фархаза, проживающего в Англии под именем Мустафы Тамила, хотя к настоящему моменту он мог сменить его опять. Я буду держать Вас в курсе всего, что узнаю. Мне теперь пути назад нет. Говоря словами старинной пословицы, я оседлал верблюда, теперь придется пересекать пустыню. Ваш брат Ибрагим". Маджон взглянул на штемпель. Письмо опущено в Девизе. Вздохнув, Маджон заказал чаю и вызвал Ховэдэя. И тут вмешался перст судьбы. Выпуски новостей прервались спешным сообщением: иранский дипломат в изгнании, доктор Бани Пал, некогда служивший вторым секретарем в Багдаде, был убит двумя людьми, когда выходил из мужского туалета на Лейчестер-Сквер. Очевидцы показали, что двое смуглых мужчин удирали на мотороллере против движения. Позже брошенный мотороллер обнаружили на автостоянке близ Грик-Стрит. Хилари не терял времени. Перейдя на другую сторону улицы, он зашел в только что арендованную им контору и позвонил оттуда ночному редактору другой крупной бульварной газеты. — Алло, — начал он. — Я насчет убийства доктора Бани Пала. — Говорил Хилари с арабским акцентом. — Слушаю вас, — отрывисто бросил редактор. — Вы что-нибудь об этом знаете? — Знаю. Бани Пал оказался изменником Делу. — Какому именно? — спросил редактор, теряясь в догадках. — Делу Истины! — завопил Хилари. — Это я понимаю, но я ведь не мусульманин, поэтому имею довольно смутное представление о делах, за которые вы можете бороться. Вы — иранец? — Нет. — Значит — араб. Фундаменталист, верно? — Фундаментальный социалист. — Я думал, одно с другим никак не совместимо. — Совместимо до окончательной победы. А там — посмотрим. — Но какую группу вы представляете? — Группу "Героев Завета". — Дайте, я запишу. — Нет! Если будете писать, наш разговор окончен! — Не надо, не надо. Скажите, а почему вы позвонили именно нам? В том, чтобы малость поразвлечься, занимаясь делом, греха нет. Хилари всегда так делал, даже в лучшие свои времена. — Мы выбрали вашу газету, считая, что ваши вопросы будут глупее обычных. Мы разочарованы. — Ясно. Не очень лестно, а? Кстати, вы сказали — "мы". А сколько вас? — Очень интересно, да? — Вы не скажете? — Нас — сто миллионов! — Да нет. Я имею в виду членов вашей группы. — Нас больше, чем один, и меньше, чем сто миллионов… — Хилари охотно продолжал этот треп, ибо рассчитывал, что редактор уже набросал записку сотруднику позвонить в полицию и установить номер телефона. Риск, конечно, но Хилари решил, что полиции пора подбросить информацию. Однако не все сразу. — На этом мы разговор закончим, — сказал он. — Пожалуйста, не вешайте трубку, — взмолился ночной редактор. — Я хочу сделать из этого отменный материал. Прямо на первую полосу. Наш материал привлечет внимание публики и к вам, и к вашей деятельности. — А тем временем вы послали помощника звонить в полицию, чтобы установить номер моего телефона. Спасибо, дураков нет. Я сам могу назвать наш номер: 177-4230. Удовлетворены? — Мне ваш номер не нужен, — ответил редактор, и по его голосу было ясно, что он торопливо пишет. — Я даже назову свое имя, если вы назовете свое. — Я — Стэнли Бэйлз. — А я — полковник Эль Муайяд. И Хилари повесил трубку. Два часа спустя некто неизвестный позвонил в Скотленд-Ярд и заявил, что ответственность за убийство берет на себя "Братство Полумесяца". Неизвестному объяснили, что он опоздал, ибо на убийство уже предъявили претензию "Герои Завета". Неизвестному это явно не понравилось, и он намекнул, что возможны неприятности. Какие именно, на коммутаторе Скотленд-Ярда не поняли, но немедленно сообщили о звонке Маджону, который, как водится, пил чай с Ховэдэем. — 177-4230, — сказал он. — Что ж, наконец хоть что-то вырисовывается. — Нашли этот телефон? — Да. Автомат в Сохо. — Далековато и от Логборо, и от Девиза. — Да. Звонивший назвал себя полковником Муайя-дом. — Боюсь, мне это ничего не говорит. По мне — все их имена на один лад. — Согласно письму из Логборо, полковник Муайяд — это псевдоним Мустафы Тамила, что, в свою очередь, является псевдонимом… — Абдула Фархаза? — Вот именно. Из чего следует, что "Герои Завета" есть не что иное, как "Мученики Семнадцатого Сентября"? — Совершенно верно.