По общему молчаливому соглашению мы не стали вызывать полицию. Во-первых, и вправду супостаты не причинили никакого материального ущерба, а во-вторых, мы были не слишком высокого мнения о греческой полиции. Эллины роли стражников порядка, думается, исполняли все-таки лучше наших ментов (потому что хуже уж некуда), но все равно связываться с ними не хотелось. Кроме того, это сильно затянуло бы нашу стоянку на оказавшемся столь негостеприимном острове С***. Мы ограничились тем, что поспрашали наших соседей по причалу. При стоянке в марине[4] соседей обычно бывает полно, словно в старой питерской коммуналке: как минимум пять экипажей – и те, кто стоят с тобой борт о борт, и те, кто помещаются у причальной стенки с другой стороны пирса. Однако на сей раз мы, к несчастью, пришвартовались на рыбацком пирсе, причем лагом (то есть бортом), а не кормой, как обычно. В результате возможными свидетелями оказались лишь два суденышка. На первом нас встретила чета заспанных пожилых французов. Они, судя по количеству имущества, жили на яхте уже давно, в интересующее нас время предавались мирной пенсионерской сиесте и ничегошеньки не видели, не слыхали. Поляки, соседствующие с другой стороны, оказались более наблюдательными: они заприметили троих мужчин невзрачной наружности, что всходили на наш борт. Однако им и в голову не пришло, что граждане могут оказаться налетчиками, – яхтсмены решили, что они – люди из нашего экипажа. Ничего удивительного: ведь и нас, и наш корабль поляки видели в первый раз. Целых трое налетчиков напрягли меня еще больше, и я была только рада, когда шкипер, как и положено командиру, безо всяких рассусоливаний приказал готовиться к отплытию. Мы навели порядок, принайтовали[5] все вещи и на закате снова вышли в море. Вскоре стемнело – стремительно, как всегда на юге, – и мы пошли по радару. Я заступила на вахту. Капитан Иван остался со мной в рубке, и я чувствовала: назревает разговор. Наконец, шкипер спросил: – Что это было? – имея в виду, конечно же, налет. – Представления не имею. – Что они искали? – Теряюсь в догадках. – Ты что-нибудь везешь? – А ты? – Я первый спросил. – Ваня, ты знаешь меня сто лет, я похожа на контрабандистку? – А я? – Кажется, тоже нет. – Надо поговорить с братьями. – Тебе, как капитану, удобнее у них спрашивать. – Удобнее-то удобнее, только я все равно не могу представить, чтобы Воскобойниковы что-то творили втайне от нас. – Стало быть, все вне подозрений? Знаешь, Иван, чужая душа потемки, а когда тебе предлагают ну очень большую сумму – бывает, ломаются даже самые крепкие люди. – Есть и еще один вопрос. – Какой? – Эти трое нашли, что искали? Или налет повторится? – А ты не находишь, что попытка ограбления могла быть случайностью? Или ошибкой? – Инка, ты сама-то веришь в то, что сказала? Я вздохнула: – Не очень. – Вот и я тоже. – Что ж, тогда мы не будем больше швартоваться. Нигде. Горючки должно хватить до самого Сочи, а воду и пищу поэкономим. Хотя… Если кто-то из нас везет что-то действительно ценное… – Да, настоящих пиратов то, что мы на ходу, не остановит. – Скоро подойдем к Босфору, а Черное море – оно ведь наше внутреннее, там будет легче. Мастер хмыкнул: – Если пираты – не из русских. Или – хохлов. Или – грузин. Или – кто там еще на брегах Понта Эвксинского проживает? Румыны, цыгане? – Цыгане-пираты – что-то новенькое, – засмеялась я. Мы оба изо всех пытались обратить наш невеселый диалог в шутку или хотя бы в полушутку, однако у нас не очень-то получалось. На душе скребли кошки. Через пару часов капитан снова поднялся ко мне с двумя чашками кофе. – Не спится, Ванечка? – спросила я ласково. – Я опросил братьев, – буркнул кэп. – Они ушли в глухую несознанку. – Еще бы! Ты ж тоже не признался. – Подозреваешь всех? – Ага, – принужденно рассмеялась я. – И себя саму – тоже. Но знаешь, что я подумала? А вдруг о том, что мы везем, знает лишь заказчик? И нас используют втемную? Мастер подхватил: – Как в том старом фильме с Луи де Фюнесом и Бурвилем? Как он назывался? – Тот, где человеку дали перегнать машину с бамперами из золота? И с алмазом в клаксоне? – Ну да. – Кино называлось «Разиня». – Неужели мы с тобой похожи на разинь? И что теперь делать? Разбирать яхту по винтику в поисках золота-бриллиантов? * * * Бортовой журнал. День похода ***. *** июля 2*** года. 23.10. Пасмурно. Волнение 1–2 балла. Курс – 010. На траверзе островов *** и *** (Греция). Продолжительность и последовательность вахт мы с ребятами устанавливали по собственному разумению, кому как удобнее. Решили, что каждый из нас будет дежурить по шесть часов, но зато раз в сутки – и я, известная сова, выпросила себе время с десяти вечера до четырех утра. Вот и ночь, последовавшую за налетом в порту и нашим стремительным бегством с острова С***, я снова проводила в рубке. Обычно после полуночи я бодра и весела – но не в тот раз. То ли сказалось долгое плавание, то ли напряжение, в котором я пребывала, – особенно усилившееся после попытки ограбления; а может, виной всему была безлунная, темная, душная ночь, но в сон меня клонило неимоверно. Я клевала носом, слушала музычку и подпевала «Депеш Мод». Однако мало что помогало, и я уж думала схитрить и поднять капитана Ивана, заступавшего на собачью вахту[6], на часик пораньше, в три – я все ж таки женщина, должны мне быть поблажки! – но вдруг снизу, из кокпита[7], раздался негромкий, но ощутимый хлопок. Корпус яхты слегка встряхнуло. Я инстинктивно бросилась вниз. Уже на подлете мне в нос ударил едкий запах испаряющейся химии – так обычно горит пластмасса или проводка. Скатившись с трапа, я увидела ужасную картину: на штурманском месте вместо радио – груда тлеющих обломков. И дым, дым… Из капитанской каюты вылетел заспанный Иван в одних трусах – жилистый, покрытый седым волосом. Оба брата по-прежнему дрыхли – а может, делали вид. Несмотря на стрессовую ситуацию (или благодаря ей), мое сознание работало необыкновенно ясно – подмечая, запоминая, осознавая множество мелких деталей. На автомате я схватила огнетушитель. Не зря зануда кэп в первый день похода отработал с нами команды «Человек за бортом!» и «Пожар!» – после той тренировки я могла найти противопожарные средства с закрытыми глазами. Я нажала рычаг, и струя пены ударила в тлеющие обломки. Мастер бросился открывать форточки – так, с пижонством старых морских волков, мы называли иллюминаторы. Запах горелого пластика и впрямь казался невыносимым – я некстати вспомнила распространяемый «Гринписом» факт, что даже одна молекула фенола в воздухе способна вызвать раковое заболевание. Свежий ветерок засквозил из иллюминаторов, и облако химического дыма стало быстро рассеиваться. Тут, наконец, пробудились братья, выползли, позевывая, из своей кормовой каюты. Я оставила их и кэпа разбираться с вдруг взорвавшейся рацией – право, первый случай в моей походной практике, да и не слыхивала я никогда, чтобы нечто подобное на яхтах происходило. Хотя волнение на море практически отсутствовало, земля и встречные суда в момент, когда я кинулась вниз, на экране радара не отсвечивали, мне лучше было вернуться: на автопилот надейся, а сам не плошай. Но, выскочив на палубу, я испытала настоящий шок! По правому борту, на расстоянии не более четверти кабельтова, шел, взрывая пену, скоростной катер черного цвета, четко выделявшийся на фоне серого моря и серого неба. Две человеческие фигуры на палубе судна были вооружены. Я оглянулась – и слева по борту обнаружила, словно зеркальное отражение, точно такой же катер, только вооруженных людей на нем оказалось трое. Я только и успела, что крикнуть нашему экипажу: «Всем наверх! Попытка захвата судна!» – как меня ослепил ударивший в глаза прожектор с одного из судов, и кто-то прокричал в мегафон на ломаном английском: – Заглушить моторы! Лечь в дрейф! При неповиновении открываем огонь на поражение! На палубу выскочил испуганный капитан Иван, а я все-таки дернулась к лавке, открыла крышку, вытащила ракетницу и на глазах изумленного кэпа, который не успел мне помешать, сумела зарядить ее и выстрелить в сторону одного из катеров. Та зашипела в море – перелет. С трапа на палубу выскочили из кубрика, щурясь, братья Воскобойниковы. И в этот момент с катера, который я столь бессмысленно и бездарно пыталась контратаковать, ударила автоматная очередь. Пули просвистели над головами, мы, все четверо, инстинктивно пригнулись. С другого судна тоже загремел автомат. Пули, похоже, прошли совсем рядом, и я, вместе со всем экипажем «Марины VII», бросилась ничком на палубу. Однако все-таки успела перезарядить ракетницу и еще раз пальнуть – на этот раз вертикально вверх красным[8]. Не растерялся и Артем Воскобойников. Он выскочил на палубу со спутниковым телефоном и, лежа рядом со мной, пытался с кем-то соединиться – но тщетно. Артем в досаде пробормотал: «Нет сигнала!.. У них глушилка, заразы!..» А через минуту через леера[9] перемахнули люди в черном, наставив на нас автоматы. * * * Бортовой журнал недоступен. Руки связаны за спиной. Я заточена в своей каюте. Что ж, стану делать заметки в уме. День плавания, похоже, *** – следующий. Значит, сегодня – *** июля. Время, судя по солнцу, пробивающемуся сквозь зашторенный иллюминатор, около десяти утра. Курс, если ориентироваться на то же светило, от зюйд-зюйд-оста до зюйд-зюйд-веста, то есть от ста пятидесяти до двухсот двадцати градусов – практически обратный тому, каким мы шли. Ясно. Волнение, похоже, усилилось до трех-четырех баллов.