– Что за соседка? – нахмурился Сева. – Мы всех опрашивали. – Должно быть, с вами она не пожелала откровенничать, – развела я руками. – И что за молодой человек? – Он ей не понравился. – Мне многое в жизни не нравится. – Мне тоже, – не стала я спорить. – Расскажите о трупах. Агнесса утверждает, что вы скрываете информацию о них. Сева вздохнул. – Два трупа. Мужчины. Первого обнаружили восемь месяцев назад. Возле гаражей на Тимирязева. На трупе следы пыток. Живот распорот, внутренности наружу, сердце вырвано. На груди вырезан крест. – Крест? – нахмурилась я. – На правой стороне возле соска. – Личность убитого удалось установить? – Петров Владимир Евгеньевич, бывший спецназовец. Труп был завернут в полиэтиленовую пленку. Разделались с ним где-то в другом месте, а у гаражей выбросили в надежде, что найдут не скоро. Там свалка, обнаружили его бомжи, случайно. – Спецназовец? – уточнила я. – Вот именно. Здоровенный детина. Тридцать пять лет. – Занятно. Вряд ли он спокойно ждал, когда ему выпустят кишки наружу. Сева поморщился. – После увольнения из органов он нигде не работал, жил один в общаге, пил. В друзьях у него был всякий сброд. Вполне могли убить по пьяному делу, если бы… – Если бы? – Если бы не следы пыток, вырванное сердце и этот крест. Он был в Чечне. В конце концов тогда решили, что это, возможно, чья-то месть. – Неплохая версия, только крест вряд ли подходящая метка для мусульман. На втором трупе она тоже была? – Была. На правой груди, чуть выше соска. Водитель-дальнобойщик Прибытков Геннадий Степанович. В наш город приехал два года назад, женился. Вернулся из рейса, машину поставил в гараж, позвонил жене, но до дома не дошел. Жена ждала сутки, мобильный молчал. Естественно, она забила тревогу. Труп выловили в реке только через четыре месяца. Узнать его было невозможно, делали экспертизу. Повреждения на трупе те же самые: распоротый живот, вырванное сердце и этот крест. Убитые знакомы не были, ничто их не связывало, жили в разных районах. Кстати, этот тоже был здоровый мужик. При нем имелись приличные деньги, возможно, кто-то поджидал его возле гаража… И того, и другого, вне всякого сомнения, убил один и тот же человек. По крайней мере, орудие преступления одно – нож с широким лезвием. – Двое взрослых мужчин, физически сильных, один вообще спецназовец… Если речь идет о маньяке, выбор довольно странный. – Может, он не ищет легких путей, – усмехнулся Сева. – Решено было о деталях убийств прессе не сообщать и искать маньяка. Через месяц погибла ваша подруга. – Он и у нее вырезал крест на груди? – Левую грудь он ей вообще отрезал, еще у живой. А крест вырезал на горле. Сердце, конечно, тоже вырвал и внутренности… Ей досталось больше, чем мужикам. Она умирала долго и в сознании… Урод, мать его! На труп наткнулись дети, вызвали милицию. У одного из пацанов отец работает в газете, поэтому журналисты приехали в одно время с милицией. Что Светлана делала ночью на стройке, непонятно. Скорее всего, он похитил ее, а потом привез туда. Никаких следов. Никаких зацепок. Журналисты подняли шум из-за ее статей о вице- губернаторе. Потом появились парни из ФСБ и предложили нам не лезть в это дело. – И как они объяснили? – А чего нам объяснять? Вызвали к начальству и сказали: так, мол, и так, теперь это не вашего ума дело, и все материалы забрали. Только вряд ли они продвинулись в расследовании дальше нас. Если хотите мое мнение: это действительно маньяк. Выбирает случайные жертвы, и кого он похитит в следующий раз, остается лишь гадать. – Кто проводил вскрытие? – спросила я. – Иоффе Марк Абрамович. – Он еще работает? – удивилась я. – Вы с ним знакомы? Старик – молодец, любого молодого за пояс заткнет. – Морг все там же, возле шестой городской больницы? – Хотите навестить старика? – улыбнулся Сева. – Хочу. – Что ж, ваше право… Только не питайте особых иллюзий, я сомневаюсь, чтобы вам удалось то, чего не смогли мы. Я пожала плечами. Мужчины продолжали пить пиво, а я размышляла. Три трупа, двое мужчин и одна женщина, на груди вырезанные кресты… смахивает на какой-то ритуал. В сочетании с тем, что я увидела в квартире Светки, и с тем, что говорила (или она бредила?) ее подруга Агнесса, напрашивается вывод, что так оно и есть. Светка, хоть голова ее и забита всякой чушью, все же женщина, справиться с ней несложно. Однако двое дюжих мужиков – совсем другое дело. Допустим, спецназовец был пьян в доску, и шофера предварительно специально напоили… Только к чему все эти сложности, если вокруг бомжей полно? И искать бы их или их убийцу никто не стал бы… Нет, если это ритуал, то выбор жертв настораживает. Или жертва должна отвечать каким-то определенным требованиям? Тогда что общего между Светкой и спецназовцем? Допустим, для разных целей необходимы разные жертвы, в одном случае мужчина, в другом женщина… Я тряхнула головой. Ладно, пока отложим, надеюсь, что-то прояснится после разговора с Марком Абрамовичем. Он был другом моего покойного деда, и на его желание помочь я очень рассчитывала. – Адреса убитых вы, конечно, помните? – спросила я и улыбнулась, потому что Сева взглянул не по-доброму. Однажды мне сказали, что моя улыбка обезоруживает. Правда, говоривший не был трезв, да он и в трезвом виде не отличался большим умом и сообразительностью, но сейчас мне очень хотелось верить, что он прав. – Я же сказал, никто вам не даст опубликовать… ничего не записывайте, – погрустнел он. – И вообще, в случае чего, я вас не видел. Через десять минут мы с Ковалевым покинули пивную. Сева остался там. Наверное, в целях конспирации. – Ну как, удовлетворили свое любопытство? – спросил Алексей Дмитриевич. – Теперь куда? – В морг. – Не шутите так. – Бросьте! Там нас встретят, как родных. – Не сомневаюсь, – буркнул Ковалев, устраиваясь в машине. – Вы хорошо знаете Иоффе? – Он держал меня на коленях, когда я была маленькой девочкой. – Трогательно. Надеюсь, он прослезится от счастья. Главное, чтобы он не сообщил ребятам из ФСБ, что мы суем свой нос куда не просят. Они этого очень не любят. – А вам, кстати, никто не мешает проводить свой отпуск в свое удовольствие. И в самом деле, ехали бы вы на рыбалку… – Не на чем ехать. Денег нет, да и рыбалку я не люблю. Так что я лучше с вами. Кстати, вы не забыли, что обещали мне? – В любое время, только свистните. Он засмеялся и стал смотреть в окно. Я очень надеялась застать друга своего деда на боевом посту. Марк Абрамович Иоффе по праву считался лучшим патолого-анатомом города, а мой дед был хирургом, и когда два друга-медика собирались вместе за столом, усидеть рядом могли лишь самые стойкие. Врачебный юмор сродни солдатскому, к нему надо привыкать с детства, не то желудок не выдержит. Цинизм странным образом сочетался в Марке Абрамовиче с добротой, он был очень отзывчивым и заботливым человеком, поэтому его все любили, а шуткам смеялись, хотя следовало бы плакать. Я свернула во двор шестой городской больницы, проехала еще метров пятьсот и увидела старый двухэтажный особняк, снабженный соответствующей табличкой возле массивной двери. Ковалев, который отправился со мной, потянул за ручку, и дверь тяжело, со страшным скрипом открылась. Именно так, по моим представлениям, должны открываться врата ада. Но место, куда мы сейчас пришли, с моей точки зрения, мало чем от последнего отличалось. Когда-то я, воспитывая в себе силу воли, устроилась в анатомичку уборщицей. Продержавшись первый месяц, я себя очень зауважала. Потом стала брать на работу томик Данте, а потом поняла, что смерть – явление довольно будничное, и именно так к ней следует относиться, чтобы сохранить присутствие духа. Перед нами был длинный коридор. Ковалев притормозил и на меня поглядывал с беспокойством. Должно быть, боялся увидеть что-то жуткое, хотя такой страх боевому офицеру не к лицу, но мужчин не поймешь. Я уверенно прошла к кабинету под номером два и постучала. Мне не ответили, кабинет оказался заперт. Но из-за соседней двери доносились голоса, и я направилась туда. Алексей Дмитриевич мрачнел все больше. Может, о начальстве думал, которое за самодеятельность не похвалит, а может, и правда покойников боялся. Я постучала, но находившиеся внутри кабинета на стук внимания не обратили. Разговаривали там довольно громко, и я позволила себе войти без разрешения. – Если с меня полставки снимут, пусть сами здесь копаются, – выговаривала кому-то грозного вида дама лет сорока. – Симочка, ну как можно… Возражавшая даме Валерия Федоровна, моя хорошая знакомая, в этот момент повернулась, увидела меня, и на лице ее отразилась целая гамма чувств – от удивления до испуга. – Господи, Лана, что случилось? – Ничего плохого, – заверила я с улыбкой. – Здравствуй, солнышко, я и не знала, что ты приехала. Валерия Федоровна пошла мне навстречу, раскинув руки. Расцеловала меня, для чего мне пришлось наклониться – она едва доставала мне до плеча, зато, по ее собственным словам, компенсировала недостаток роста большим весом. Она очень напоминала колобка. Круглолицая, светлоглазая, с ямочками на щеках. Женщина без возраста. Очень немногие знали, что Валерии Федоровне далеко за шестьдесят, она же предпочитала говорить, что ей «глубоко за тридцать». – Давно в наших краях? – Вчера приехала. – У кого остановилась? – В гостинице. – С какой стати? Давай ко мне. Я сейчас одна. Тут взгляд ее замер на бледном Ковалеве, и она улыбнулась еще шире. Ее коллеги – гневная сорокалетняя Симочка и мужчина лет двадцати семи – с интересом наблюдали за нами. – Идем ко мне, – сказала Валерия Федоровна. Коридором мы двинулись к ее кабинету. – У тебя правда все в порядке? – посерьезнела она. – Конечно.