– Как это? – не поняла я. – Угонщика через полчаса взяли, а машину только через час? – Он, хитрец, как раз на заправке передал тачку сообщнику, – объяснил Митяй. – Ну второго мы тоже приняли. Так что у нас организованная группа получается, не абы что, серьезный такой успех. Был бы… Тут он вроде как опечалился: – Но за мелочь пузатую медалей не дают. – За какую мелочь? – переспросила Лизка, не донеся до рта надкушенный пирожок. – За такую! – Митяй раскинул руки горизонтально, как крылья. – От горшка два вершка! Угонщики – пацаны совсем, пэтэушники. Но все-таки совершеннолетние, придется им нести ответственность. Тут он о чем-то вспомнил, построжал и предупредил Лизавету: – Сейчас поедем заявление писать. А то ерунда какая-то получается: дело об угоне раскрыто по горячим следам в отсутствие заявления потерпевшей! Как будто наша полиция мысли читает и телепатические сигналы в работу принимает! – Давай заявление завтра, Митюш? А то у меня на вечер такие планы были – романтический ужин с продолжением… – Подруга сделала мхатовскую паузу. Митяй, не дурак, заполнил ее подходящими фантазиями и порозовел щеками: – Ладно, завтра, но прямо с утра. – Конечно, с утра! Вот как проснемся, так сразу! – Лизавета пирожок отложила, снова подхватилась и захлопотала, убирая со стола. Я, не желая быть третьей лишней, поблагодарила за ужин и побрела к себе, но ушла недалеко. – Ляся, стой! – Я уже вышла во двор, когда Митяй окликнул меня из окна кухни. – Держи! Я подставила сложенные ковшиком ладони, и брат прицельно уронил в них мой собственный мобильный. Я первым делом проверила, не звонил ли мне Андрей. Не звонил. Стало обидно. Лизкин муж вон целую спецоперацию по ее поиску развернул, а мой благоверный даже не заметил пропажи любимой супруги. – Алиса, сюда смотри! – Теперь меня позвала Лизавета. Я подняла голову. – Держи, тебе это пригодится! – Перегнувшись через подоконник, подруга сгрузила мне в руки помятую картонную коробку. – Что это? – Лампа. Пойдешь ночевать в теткин дом – оставишь на веранде для пущего душевного спокойствия, – объяснила Лизка. – Она мощная – на морском берегу за маяк бы сошла. – И откуда такой прожектор? – Да все оттуда же – с чердака! Подруга то ли прощально помахала мне, то ли жестом погнала меня со двора, но я воззвала к ней: – Лиз, постой-ка! – Ну что еще? – Машинку твою женщина угнала! И высокая! А повязали мелких пацанов! – Завтра разберемся! – пообещал из глубины кухни невидимый Митяй, и Лизавета скрылась за занавесками, задернув их рывком и с треском. Чувствовалось, что приступить к выполнению намеченной на вечер программы супругам Синеглазовым откровенно не терпится. Я побрела к себе, погруженная в невеселые мысли. По всему выходило, что наша доблестная полиция сработала быстро, но не чисто, задержав не того, кого надо. Я прекрасно помнила, что выскочившая под колеса Лизаветиной машины особа, эта нерадивая мать деревянного младенца Буратино, была худой и долговязой, хоть и сутулой. А задержали низкорослых мальчишек. Я уже подходила к теткиному дому, когда меня снова окликнули. – Лясь, Лясь, сюда поди! – Над забором на другой стороне улицы показалась и снова спряталась румяная физиономия. И вновь возникла. И опять скрылась. Все более при этом краснея. – Теть Зин, не с вашим здоровьем так прыгать, – сказала я, свернув со своего пути, чтобы подойти к одышливо сопящей Огневушке-Поскакушке. Зинаида Дятлова, в народе – просто Дятлиха, дама столь же любопытная, сколь и грузная, с ее весом активная подзаборная физкультура вредна – запросто можно до инсульта допрыгаться. А мозги у Зинаиды и без прыжков давно уже набекрень, не зря родные ее даже к доктору в психушку возили. В общем, лишняя встряска организма Дятлихе ни к чему. Но дядя Петя, ее любящий муж, все пытается приучить неугомонную супругу к тихой оседлой жизни в собственном дворе и, видимо, опять убрал табуретку, с которой Дятлиха недреманным оком обозревает окрестности. – Лясь, ну че там? Сыскали пропажу-то? – донеслось до меня из-за забора. Я привстала на цыпочки и перегнулась через ограду. Я так могу, меня бог ростом не обидел. Дятлиха, отдуваясь, смотрела на меня снизу вверх – физиономия широкая и складчатая, как у мопса, дыхание такое же тяжелое, глаза блестят азартом и нетерпением. – Пропажу? – повторила я, затягивая с ответом. Я не знала, откуда Дятлиха узнала об угоне Лизаветиной машинки, и не понимала, что ей сказать: любая информация, сообщенная главной сплетнице деревни, в кратчайшие сроки станет достоянием всей пеструхинской общественности. – Да, да, полюбовника сыскали? – Зинаида опять нервически подпрыгнула. – Полюбовника? – снова повторила я. – Какого еще полюбовника? – А Митяй не сказал? – поняв, что источником инсайдерской информации я не стану, Дятлиха расстроилась, но ненадолго, быстро утешившись возможностью развесить на моих ушах дымящуюся лапшу свежей сплетни. – Витька Седин застукал свою Галку с мужиком! С ночной смены пораньше вернулся, спешил поспать завалиться, а на супружеском ложе такое, такое! – Какое? – невольно заинтересовалась я, ожидая услышать деревенскую версию «Декамерона». – Такое! – Дятлиха руками нарисовала в воздухе что-то затейливое. – И что самое интересное, неизвестно, кто это был! – Герой-любовник убежал? – догадалась я. – Утек в окно, соколик, как был, голышом! – закивала народная сказительница. – Пока, значит, Витька в залу бегал за ружьем – оно у него там на ковре над диваном висит, как украшение, стало быть. Вернулся с дробовиком, а соколик упорхнул уже! Галка, ты ж ее знаешь, баба каменная, упрется – с места не сдвинешь. Не было, говорит, тут у меня никакого полюбовника, Витя, ты что? Устал, померещилось тебе. А потная и голая я вся как есть, потому что лето, жара! – Дятлиха мелко затряслась от сдерживаемого смеха. – А Витя что? – А что Витя? Понятное дело, Галине не поверил, побежал по деревне с ружбайкой своей – стрелять полюбовника, а тот, видно, огородами утек, так что смертоубийства не случилось. – Дятлиха вздохнула, как мне показалось, разочарованно. – Ну участковый, брательник твой, Витьку разоружил и у себя в каморке запер от греха. К обеду выпустил, но ружье не вернул. А только Витька ведь теперь не успокоится, пока того Галкиного полюбовника не найдет. Будет бродить по деревне и к каждому мужскому заду приглядываться с подозрением! – А это еще зачем? – А затем, Ляся, что единственная известная Витьке примета обидчика – родимое пятно на правом полупопии! – торжествующе объявила Дятлиха и снова затряслась, хихикая. – Ты только представь, что нас ждет! Будет Витька, как маньяк какой, по деревне за городскими приезжими гоняться, штаны с них спускать! – Почему только за городскими? – Местных всех Витька в бане видел, так что наши пеструхинские вне подозрений и могут за свои задницы не бояться. – Дятлиха выговорилась, отсмеялась и отпустила меня взмахом руки. – Ну, иди уже. Небось у самой дел полно, тебя ж целый день дома не было… Тут глаза сплетницы блеснули новым интересом, она сделала глубокий вдох – я сообразила, что сейчас Дятлиха спросит о причине моего долгого отсутствия, и поспешила шмыгнуть в теткину калитку. Андрей позвонил, когда я отпирала дверной замок. Я поставила коробку на крыльцо, вытянула из кармана мобильный и ответила: – Да. Что? – Ну, не сердись, Алисушка, – виновато вздохнул в трубке муж. – Я не успею к ужину. К утру только вернусь. Васятка лак запорол, будет заново варить, теперь уже под моим неусыпным присмотром. Я подавила вздох. Искусство требует жертв! Мой муж – художник, резчик по дереву, а Васятка – его ученик-подмастерье, талантливый, но проблемный: вечно с ним что-то случается. – Ты не обиделась, милая? Я понимаю, скучно целый день сидеть дома одной… – Я не дома, – сказала я, утаив, что вовсе не сидела в родных стенах. – Ты забыл? Мы обещали тетке Вере дежурить у нее ночами, сегодня наша очередь, поэтому я тут. – Тебе там не страшно одной? – забеспокоился муж. – С чего бы? – Я искренне удивилась. – Я же у тетки в детстве каждое лето гостила, мне ее дом как родной. И домовой, если он и вправду существует, меня прекрасно знает, как говорится, с младых ногтей. Небось не обидит по старой памяти. – Тогда увидимся утром? – Супруг успокоился. – Иди, вари свой лак, – отпустила я его и наконец вошла в дом.