– Вот здесь и кроется самое загадочное. Сторож был убит по заключению экспертов смертельным приёмом джиу-джитсу. Такого в нашей области ещё не случалось, – сказал начальник уголовного розыска. Мы попросили помощи в КГБ, но их эксперты лишь подтвердили смерть от приёма джиу-джитсу, который входит в систему подготовки некоторых разведок, но ничего нового не сказали. – А отпечатки пальцев и другие следы? – спросил Михаил. – Абсолютно ничего, месяц топчемся на месте и, боюсь, никогда не сдвинемся. – А работников склада и типографии проверяли? Может, кто-то что-то спрятал в одном из учебников. – Проверяли досконально, никаких зацепок, – с грустью ответил Волгин. – Ну что, Миша, возьмёшься помочь Николаю? – встрял в разговор Иван. – Хорошо, но мне и Генриху, это мой друг и коллега, нужен будет доступ ко всем материалам дела, а также какие-то полномочия, чтобы разговаривать с различными людьми. – Нет разговора, ведь вы с Генрихом Николаевичем сотрудники МВД в отставке. Вот мы временно и восстановим вас на действительной службе, и с ГОРОНО[4] мы сможем договориться, – сказал Волгин. – Ну тогда считайте меня на службе, да и Генрих, я думаю, будет не против вспомнить старое, – сказал Михаил. На следующий день, после уроков наши педагоги сидели на кухне у Михаила и обдумывали, с чего начать расследование этого необычного дела. Все трое: Михаил, Генрих и Зоя согласились с тем, что в один из учебников было что-то спрятано, но вопрос с какой целью. На этот вопрос ни у кого не было ответа. – Я бы ещё мог понять, что кого-то пришли арестовывать, и он в порыве отчаяния сунул какую-то обличающую его вещь в книгу, но ведь точно известно, что никто из работников склада и типографии не арестован и никто никуда не пропал. Все они спокойно продолжают работать на своих местах. – Размышлял вслух Михаил. – Я думаю, надо нам самим побывать на этих местах и посмотреть личные дела работников, – сказал Генрих. Утром следующего дня поезд уже уносил их в соседнюю область. В областном УВД друзья получили удостоверения, причём Михаил попросил, чтобы в удостоверении было написано не уголовный розыск, а ОБХСС[5]. – Так будет удобнее для расследования, – заявил он. Зоя, по совету друзей, попросила удостоверение работника санэпидемстанции. Распаковав чемоданы и немного отдохнув на выделенной им служебной квартире, Михаил и Генрих пошли по объектам. Генрих направился в типографию, а Михаил на склад областного отдела народного образования, который распределял учебники по школам. Официальным предлогом их посещений было якобы расследование злоупотреблений в учёте продукции. Несколько позже эти предприятия посетила Зоя, как представитель санэпиднадзора. Вечером педагоги обменялись информацией, но не Михаил с Генрихом с их большим оперативным опытом, не Зоя с её острым женским взглядом не смогли заметить ничего подозрительного ни в личных делах работников, ни во внешности самих людей. – Прямо тупик какой-то, – расстроенно сказал Генрих. – Сочувствую я здешней милиции. – А если проверить тех, кто приходил на эти объекты, скажем, в течение двух недель перед тем, как начались кражи? – задумчиво сказал Михаил. – Но милиция уже проверяла этих людей и не нашла ничего подозрительного, – сказала Зоя. – А всё-таки давайте мы тоже проверим их, – предложил Генрих. Проверка этих людей Генрихом и Зоей не дала результатов и судя по хмурому виду возвратившегося значительно позднее их Михаила, его тоже постигла неудача. Как вдруг, развязывая ботинки, он засмеялся. Зоя и Генрих удивлённо взглянули на него. – Представляете, разговариваю с одним парнем, трактористом из пригородного совхоза и не могу вспомнить, где я мог видеть его раньше. А видел точно – у меня хорошая память на лица. И только сейчас вспомнил. Как-то коллега по Интерполу показал мне плакат наподобие нашего: «Болтун – находка для шпиона», только там был изображён, по словам автора, сотрудник КГБ. Так вот этот тракторист точная копия того сотрудника КГБ с иностранного плаката. И мне пришла в голову интересная мысль, а вдруг кто-то из работников склада, а тракторист приходил именно туда, мог видеть такой плакат? – закончил Михаил. И ты думаешь, что шпион, видя лицо с плаката, так испугался, что сунул какие-то материалы в первую попавшуюся книгу. Помилуй, Михаил, разве это возможно, как сказала бы Пелагея Дмитриевна, – возразил Генрих. – В обычных условиях, конечно, нет, но ты представь себе, что он почему-то почувствовал «хвост», а тут ещё появляется воплощение идеального сотрудника КГБ в образе тракториста. Нервы вполне могли подкачать, – ответил Михаил. – Я считаю, нужно провести ещё одну проверку всех сотрудников, но не формально, лишь по документам, как делали до этого, а послать сотрудников туда, где они родились и проверить истинность их происхождения из этих мест, – закончил он. К проверке подключились и работники областного МВД, и милиция в местах рождения проверяемых. Педагоги также решили принять в этом участие. Михаил, будучи на складе, заметил какую-то настороженность во взгляде одного экспедитора и решил заняться им лично. Приехав в Костромскую обл. в …районный центр и побывав в школе, где учился экспедитор Владимир Иванович Веснин и в строительном техникуме, который он окончил, Михаил без особого труда установил, что их Веснин имеет лишь очень отдалённое внешнее сходство с настоящим. Родители Веснина умерли, других родственников он не имел. Сам же Веснин числился пропавшим без вести в 1944 году. Вернувшись к друзьям, Михаил рассказал им о своём открытии. Педагоги решили организовать самую тщательную слежку. – В общем, закупай побольше сахара и шоколада и тренируйся обходиться небольшим количеством воды, – смеясь, сказал Михаил, обращаясь к Зое. – Да уж, никогда не забуду ваши тренировки, – ответила девушка. Следили они плотно, сменяя постоянно друг друга, но неделя слежки ни к чему не привела. Генриху удалось незаметно получить отпечатки пальцев Веснина, но это ничего не дало, ни по каким уголовным делам он не проходил и в розыске не числился. В области гражданин с такими данными тоже был только один – их подозреваемый. Тогда по совету опытной Пелагеи Дмитриевны решили провести одну операцию. Подозреваемый вышел утром из дома и направился к автобусной остановке и тут к нему подошла Пелагея Дмитриевна, одетая деревенской старушкой, и спросила: «Сынок, ты не скажешь, где тут живёт Владимир Иванович Веснин?» Подозреваемый начал пугливо озираться по сторонам. И тут добавил огня Генрих: подойдя к экспедитору вплотную, он хлопнул его по спине и с блатной интонацией в голосе спросил: «Послушай, братан, не знаешь, как мне Вована Веснина найти?» И тут оторопевший подозреваемый окончательно сломался. Оттолкнув в сторону вопрошавших, он бросился бежать, но ловко подставленная нога Пелагеи Дмитриевны помешала ему сделать второй шаг. Тут подоспели и Михаил с Зоей. Усадив задержанного в «Волгу», они, однако, повезли его не в МВД, а на свою квартиру, решив сначала допросить его сами. Допрашивать они умели. Не применяя никаких физических действий, Михаил и Генрих сумели нагнать на экспедитора такой жути, что он раскололся почти сразу. Хотя, возможно, здесь сыграла свою роль его постоянная жизнь в психическом напряжении. Природа не наделила Веснина способностями актёра, и чужая личность ему давалась тяжело. Оказалось, что зовут его так же, как настоящего Веснина – Владимир Иванович – вот только фамилия другая Кондратьев. В 1942, попав в окружение под Харьковом, он сдался в плен, затем служил в немецкой вспомогательной полиции. По его словам, в карательных акциях участия не принимал. В конце февраля 1945 Кондратьева вызвал к себе гауптман Вейзе, снабдил документами на имя Веснина и паролем для связи. С этими документами он ухитрился пройти проверку в «Смерше», чему способствовал, правда, его изнурённый вид (за месяц до этого Вейзе посадил всех отобранных им людей на голодную диету) и лёгкое ранение в руку, якобы полученное при побеге. Но за все прошедшие годы к нему с паролем никто не обратился и вопросы про историю с учебниками вызвали у Кондратьева искреннее удивление. Но Пелагея Дмитриевна, этот старый смершевский волк, мимо которого в своё время экспедитор вряд ли бы проскочил, почувствовала, что бывший немецкий полицай что-то не договаривает. – Вижу, по вашим глазам, что вам не терпится сообщить нам что-то важное. Не так ли? – сказала она, пристально глядя в глаза экспедитору. – Не знаю, конечно, важно это или нет. Но такая история: живёт со мной в одном доме, но в другой квартире Никита Петрович Охлопков. Работает он водителем в типографии, которая вас интересует. Иногда мы вместе с ним пьём пиво, и есть у него такая привычка постукивать костяшками пальцев по столу, правда, он старается этого не делать, но иногда забывается. Такая привычка характерна для немцев. Я встречался с этим в Германии, – закончил экспедитор. – Да, встречается такая привычка у немцев, – задумчиво проговорила Пелагея Дмитриевна. – Но одно это ещё ни о чём не говорит. Мало ли у кого какие неприятные привычки. – Одна эта привычка не говорит. Согласен. Но однажды у него что-то забарахлило в моторе, и он ковырялся, подняв капот. Я подошёл тихо, Никита был уверен, что он в полном одиночестве и мурлыкал мелодию известной немецкой песенки. Услышав меня, он сразу поменял музыкальный мотив. А как-то раз Охлопков зашёл ко мне на квартиру. Дочка соседей, школьница, учила на кухне немецкий язык, и другая моя соседка, учительница немецкого языка, похвалила её за произношение. Похвала, конечно, была не совсем уместна, учительница просто хотела её таким образом ободрить, но я успел заметить едва мелькнувшую усмешку на лице моего приятеля. Выждав много после этого, я как-то завёл разговор об иностранных языках и оказалось, что Охлопков не знает ни одного кроме русского. Вот и судите об этом сами. – Да, всё это наводит на определённые мысли, – высказал Михаил общее мнение. – Что будем делать дальше? – спросила Зоя, когда друзья остались одни (экспедитора закрыли в ванной). – Делать нечего, надо передавать Кондратьева в КГБ, – сказал Генрих. – И нас тотчас же отстранят от дела, – огорчённо проговорил Михаил. – Надеюсь, что не отстранят. Начальник здешнего КГБ в какой-то мере мой бывший ученик, – успокоил присутствующих бывший смершевский волк. Действительно, на удивление всё прошло очень гладко (видимо, силён был авторитет Пелагеи Дмитриевны). Их не только поблагодарили за пойманного врага, но и дали добро на остальные действия, с условием держать постоянно в курсе местное КГБ. Действия с Охлопковым решили начать с плотной слежки. Но тут друзей ждал сюрприз: водитель типографии не появился ни на работе, ни дома. На работу он не явился в тот же день, когда задержали Кондратьева. – Да, пожалуй, мы совершили большую ошибку, задержав экспедитора рядом с его домом. Охлопков вполне мог это видеть, – сказала Пелагея Дмитриевна. – Кто же мог заранее знать такой расклад?! – возразил Генрих. И друзья снова задумались, куда им двигаться дальше. Все вместе они собрались на квартире у Михаила и устроили то, что впоследствии получило название мозговой штурм. Проще говоря, выпив ведро крепкого чая и столько же не менее крепкого кофе, ранним утром друзья нашли, наконец, куда двигаться дальше. Поскольку все учебники уже были тщательно осмотрены опытными сотрудниками милиции и повторный осмотр силами наших детективов отнял бы слишком много времени и маловероятно дал что-нибудь стоящее, было решено тщательно изучить личность Охлопкова. Михаил и Зоя собрались съездить на родину Охлопкова в Рязанскую область. Генрих должен был детально изучить жизнь сбежавшего шофера в этом городе, а Пелагея Дмитриевна решила попытаться разузнать что-нибудь о личности Охлопкова по линии КГБ, используя свои старые дружеские связи. В небольшом селе, где судя по паспорту родился сбежавший шофер, выяснилось немного. Но, к удивлению Михаила и Зои, Охлопков оказался настоящим. Большинство односельчан опознали его по фотографии, хотя он покинул село много лет назад молодым парнем. У шофёра была довольно выразительная внешность. Но интересное заключалось в другом. Мать Охлопкова приехала в это село работать учительницей немецкого языка и через несколько месяцев родила сына. Но кто был отцом ребёнка, для односельчан так и осталось неизвестным. Несмотря на более чем пристальное наблюдение за учительницей всех деревенских кумушек, не удалось засечь рядом с ней ни одного кавалера. Перед самой войной мать с сыном куда-то уехали. Жили они довольно замкнуто и про новое место их обитания никому не было известно. Однако Зоя, имея какой-то особый нюх и совершенно феноменальную способность разговорить человека любого возраста и пола, сумела кое-что выяснить. Поговорив со старушкой, божьим одуванчиком, бывшей учительницей русского языка и литературы, единственной, с кем мать Охлопкова поддерживала более-менее приятельские отношения, Зоя узнала, что Охлопковы собирались уехать в Белоруссию. После этого Михаилу и Зое не оставалось ничего, как покинуть гостеприимное рязанское село и продолжить поиски по другим местам обитания шофера, согласно данным его личного дела. Но как говорится, человек предполагает, а бог располагает. В райцентре в местной гостинице, где они поселились по приезде, их ждала телеграмма: «Обстоятельства дела изменились. Срочно выезжайте обратно» было написано в ней. Михаил и Зоя не стали медлить. Используя право на бронь как сотрудники МВД, сразу купили билеты и вечерним поездом уже возвратились к себе. На квартире они застали Пелагею Дмитриевну и Генриха. Больше всего их поразило то, что Пелагея Дмитриевна выглядела очень взволнованной, для неё это было не характерно: обычно ветеран «Смерша» выглядела как египетский сфинкс. – Что случилось, Пелагея Дмитриевна? – в свою очередь, взволнованно в один голос спросили её Михаил и Зоя. – Я послала отпечатки пальцев Охлопкова в Москву в центральную картотеку. Вчера утром пришёл ответ и одновременно вопрос, откуда у нас эти отпечатки, – ответила Пелагея Дмитриевна. – При освобождении Винницы, вернее будет сказать, восточной штаб-квартиры Гитлера, – продолжила Пелагея Дмитриевна, – внутри неё был произведён тщательный обыск и сняты все отпечатки пальцев. Ничего ценного, как мне известно, найдено не было. Ветеран Смерша на несколько секунд задумалась, словно переводя дух, а потом резко сказала, словно выстрелила: – Так вот. Не знаю, как всё это связать, но там были отпечатки вашего Охлопкова. Так что это дело перешло под контроль центрального аппарата КГБ. – Теперь нас, по-видимому, точно отстранят, – сказал погрустневший Михаил. – Ну, это мы ещё посмотрим, – решительно сказала Пелагея Дмитриевна. – Завтра утром я вылетаю в Москву. Вернулся старый волк контрразведки почти ровно через трое суток. Вид у неё был действительно, как у матёрого волка, в одиночку выдержавшего схватку с целой сворой собак и сумевшего, в конце концов, обратить всех их в бегство. – Мы в деле, – только и смогла вымолвить боевая старушка, войдя в квартиру своих друзей. – Мне надо немного отдохнуть. И с этими словами она упала на диван и заснула мёртвым сном до утра. Одному богу было известно, сколько коньяку пришлось ей выпить, не закусывая и какие матерные ругательства вспомнить, придумать и употребить в высоких кабинетах, чтобы добиться их участия в этом важном деле. Сильно в этом помогло и их первое раскрытое дело с красными алмазами, вернувшее государству миллионы рублей. Вечером, собравшись на кухне, четверо контрразведчиков-любителей пили душистый крепкий чай и обсуждали сложившуюся ситуацию. В кухне пахло свежеиспечёнными пирогами, и этот приятный запах и чувство искренней дружбы между собравшимися создавали здесь особый уют. – Ну и мастерица ты, Зоя, пироги печь! – похвалила её Пелагея Дмитриевна, доев пятый пирожок. Михаил и Генрих лишь промычали в знак согласия, так как рты их были заняты великолепными произведениями Зои. Вдоволь насытившись пирожками и выпив изрядное количество крепкого чая, чтобы нейтрализовать усыпляющее действие вкусной еды, друзья приступили к обсуждению. Первой взяла слово Пелагея Дмитриевна. – Если верить документам, в 1941 году Охлопкову исполнилось двадцать лет. И даже если он сразу же в начале войны перешёл к немцам и старался выслуживаться изо всех сил, всё равно остаётся непонятно, каким образом он мог попасть в ставку Гитлера. Туда и генералы-то могли попасть лишь по специальному разрешению, а тут какой-то русский предатель-полицай. Какая-то загадка. На некоторое время в кухне установилась тишина. Все задумались. Нарушил общее молчание Михаил: – А что, если Охлопков вовсе не был предателем? – Ты имеешь в виду, что он был советским разведчиком? Зачем же тогда он скрылся от нас? – удивлённо спросил его Генрих. – Нет, я подумал не про это. Мне пришла в голову не совсем обычная мысль. А не мог ли Охлопков быть немцем? Да не простым немцем, а сыном какого-то очень важного нациста, приближённого к Гитлеру, – задумчиво отвечал ему Михаил. – А что, я думаю, это вполне возможно, хотя и кажется очень удивительным, – высказала свою мысль Зоя. – Хорошо, давайте примем эту гипотезу, – подытожила Пелагея Дмитриевна. – Отсюда будем считать, что эта птица большого полёта, даже если учесть, что после войны он поменял хозяев. Тогда возникает вопрос, что он делал, а возможно, и продолжает делать в этом городе? – Да, такого, пожалуй, не пошлют мост взорвать… Да и как ловко он скрылся! У милиции и у КГБ есть его фотографии, но уже прошло две недели, а о нём никаких известий. Как в воду канул, – сказал Михаил. – А если попробовать пофантазировать? – сказала Зоя. – Хорошо, я попробую узнать не конкретно, конечно, а в общих чертах, не ведутся ли на оборонных заводах и в НИИ, которые находятся в этом городе, особо важные работы, – сказала Пелагея Дмитриевна. На этом совещание друзей контрразведчиков было закончено. Через два дня они собрались снова. – Я звонила по ВЧ[6] в Москву старым друзьям и, кроме того, поинтересовалась в местном КГБ. Так вот, никаких чересчур секретных разработок в городе не ведётся. Как пошутил один из моих знакомых, знающий про то, что вы все учителя: «Все местные секреты тянут максимум на четыре с минусом». Единственная свежая новость, не знаю, правда, имеет ли это какое-то отношение к нашему делу, – это приезд в наш город в штаб округа инспектора Генерального штаба генерал-полковника Р., – рассказала друзьям Пелагея Дмитриевна. – А нельзя ли попробовать узнать, зачем он прибыл? – спросил Михаил. – Вряд ли получится. В штабе округа у меня знакомых нет, – ответила Пелагея Дмитриевна. Внезапно раздался звонок в дверь. Михаил пошёл открывать и вернулся вместе с начальником областного уголовного розыска. Не успев даже поздороваться, тот начал с неожиданной новости: