— Эта бумага уже подписана, но тут нет ни слова о твоих условиях. Если я поставлю свою печать, ты будешь связан договором, даже если я не выполню твоих указаний. Где тут подвох, щенок? Ты держишь меня за дурака? Это лживая бумага! Он швырнул свиток на пол. Нико поднял его и снова расстелил на столе. Сверху положил мешочек с золотом. — Мой отец пропал много лет назад. Этот договор вступит в силу только после того, как я получу право наследования, доказав его смерть какой-то личной вещью. Его «Вердрагон» сел на мель возле Акульего острова. Корабли туда не ходят. Тебе придётся сделать небольшой крюк. Это и есть моё условие. Капитан достал и развернул карту. — Возле вот этой соринки? — Он задумчиво пригладил усы. — Откуда ты знаешь, что именно тут? — Он говорил мне, что отправится туда. — И зачем же? Нико с трудом сдержал нервозность. Прокручивая в голове беседу, он так и не придумал убедительного ответа на этот вопрос. — Много болтовни, капитан. Мне просто нужно, чтобы твоё судно сошло с курса. При хорошем ветре до острова два дня пути. И столько же на обратную дорогу. Ты потеряешь четыре дня, но моё золото вполне их окупит. Капитан долго не спускал с Нико тяжёлого взгляда. Затем высыпал на стол горсть толстых кругляшей и масляно улыбнулся. — На кой обещать мне бумагу, если есть, чем платить, а? — Это моя гарантия. Когда кто-то гремит деньгами под носом, разве не появится соблазн просто свернуть ему шею, вычистить карманы и бросить труп в море? Живым я принесу тебе куда больше пользы, так что возьми. Ты ничего не теряешь при любом раскладе. Капитан подумал ещё. Потом сгрёб монеты, схватил свиток и сунул за пазуху. В его взгляде сквозило недоверие, и это не понравилось Нико, но другого способа вырваться из-под опеки Седьмого он не придумал. С отливом «Пьяный Ульо» покинул причал. Нико трясся от волнения в тесной каюте, но, кажется, всё прошло гладко. Отец не хватился его. Некоторое время юноша сидел в темноте. Потом зажёг толстую свечу, и когда она прогорела, поднялся на палубу. Над головой нависало пасмурное, светло-серое небо. Нико заметил царившее кругом нервное волнение и успел порядком струхнуть, но вскоре понял, что причина громких криков и суеты не в нём. Каракка ещё не выбралась в открытое море. Она приближалась к скальной гряде, где зияло несколько внушительных пустот. «Пьяный Ульо» шёл по проливу Мурена, который не использовали галеоны отца. Он был слишком опасен для крупных судов, хотя и здорово сокращал путь. Прежде чем вписаться в каменную арку, кораблю предстояло обойти множество выступающих над водой вершин подводных скал. Нико задыхался от радости и страха. Он вцепился в балюстраду и всеми силами старался не выдать волнение. Неподвижные каналы и фонтаны, гонявшие круг за кругом мёртвую воду, не могли дать представления о настоящей морской стихии. Мирное созерцание волн и бег в их плену, беспокойном, жутком и гневном, разнились, как учения Такалама и Тавара. От мощной качки душа уходила в пятки. Пенные брызги летели в лицо. Влажный ветер свистел в ушах, оставляя на губах привкус солёной горечи. Кренились мачты, скрипело дерево. Крики матросов, повторяющих команды капитана, были полны отчаянной отваги. Пройдя ломаными линиями против ветра и втиснувшись в узкий скальный проход, «Пьяный Ульо» вырвался на свободу. Позже Нико узнал, что корабль назвали так в честь матроса, который, подвыпивши, становился до того удачлив, что умудрялся проплясать по ковру из битых стёкол без единой раны. При этом он едва держался на ногах, раскачиваясь то влево, то вправо. Его описание здорово подходило манёвренному судну. Устав от тревог и насмотревшись на большую воду, Нико спустился в каюту и провалялся на жёсткой постели до полудня. Шум наверху стоял невыносимый и одолевала качка. Такалам советовал смотреть на горизонт, если начинается морская болезнь. Нико вернулся на палубу, щурясь от света, и не узнал корабль. Небо прояснилось. Всё вокруг заливали яркие лучи. Блестели влажные, надраенные матросами доски. Серые громады раздутых парусов несли судно на восток. Едва уловимо пахло табаком. Громко ругались торговцы, что-то не поделившие в азартной игре. Кудахтали куры. Блеяли овцы. Кто-то громко и пьяно хохотал. Стараясь не пялиться на разношёрстных путешественников, Нико подошёл к резным перилам и посмотрел в сторону спрятанного морем Соаху. На горизонте никого не было, и стало чуть спокойней. Нико глубоко вздохнул и вдруг почувствовал движение за спиной. Он молниеносно выхватил кинжал и, повернувшись, приставил к горлу незнакомца. — Ой-ой! Какой горячий! — рассмеялся мужчина, отступив на шаг. — Так здороваться некрасиво. Ты смотри, как распалился, задымишься! Голос был высокий, с сильным ноойским акцентом, где «ч» произносилось почти как «ш». Мужчина лизнул тонкий палец и коснулся лба Нико. — Пш-ш-ш. Смотри, я не вру. Пар от тебя идёт. Нико заткнул оружие за пояс и оглядел незнакомца. Перед ним стоял высокий мужчина лет тридцати в традиционном платье царства Саерна, ютившегося на рогах оленя Ноо. От порта Соаху до него было всего полдня пути. Наряд представлял собой три просторных балахона, надетых один поверх другого. Нижний доходил до пят, средний до колен, верхний до середины бёдер. Ткани тоже разнились: выбеленный шёлк, жёлтый бархат и роскошный красный жаккард с серебристыми узорами. Рукава были длинные и необычайно широкие. Ни подвязок, ни шнуровок не имелось. Иссиня-чёрная коса до пояса и количество серёжек в левом ухе говорили о том, что нооец богат и изучил в совершенстве три языка. Он походил на женщину. От длинной шеи до изящных пальцев. Тонкие черты лица при больших глазах делали его впечатляюще похожим на эталон саернской красоты. По крайней мере, он соответствовал изображениям на гобеленах, которые часто привозили в подарок Седьмому. — Моё имя Кирино. Два иероглифа на мафу. Первый «солнце». Второй «жара». Как твоё имя? — Нико. Ни от «трава». Ко от «дерево». В языке Соаху иероглифов не было. Имена складывались из начальных слогов, поэтому разгадать значение без подсказок было почти невозможно: многие слова начинались на одни и те же буквы. Настоящее имя Нико означало «Травяная змея среди виноградных листьев». Оно подчёркивало цвет глаз наследника и делало его невидимым для дурных взглядов и проклятий. — Что тебе нужно? — Умеешь играть в го? — спросил Кирино. — Ты не похож на тех оборванцев. — он кивнул в сторону весёлой толпы в серых замызганных одеждах. — Все тут просиживают задницы игрой в спички, а я убит скукой. Играешь в го? — Ты только что играл с теми торговцами. Чем не угодили? — Вон тот в сиреневом кафтане проиграл мне троих рабов. Краснощёкий павлина. А страшный, как гиена, десять локтей царского алтабаса. Больше не играют. Нико хохотнул. — У меня нет ничего ценного, чтобы играть с тобой. — У тебя красивое лицо. Я как раз готовлю гарем для нашей царицы. Достойная ставка. Кирино проследил за реакцией Нико и рассмеялся. — Это моя лучшая шутка! Не делайся таким грозным! Ставки не надо. Я буду уступать, если играешь плохо. Его слова не могли не задеть юношу, днями напролёт соревновавшегося с Такаламом. Азарт забурлил в жилах, и Нико понял, что сдерживается от глупости с большим трудом. — Я сделаю игру интересней, — голос Кирино стал медовым, обволакивающим. — Ты не поставишь ничего, а если выиграешь, я отдам тебе вон того раба. Он махнул в сторону клеток, где сидели, сгорбившись, невольники. Нико отговаривал себя, как мог. Он знал эту схему. Поддаться в первой игре и раззадорить. Поддаться во второй и подкрепить уверенность. А потом начать выигрывать, держась на самой грани, чтобы сопернику казалось — он вот-вот победит. Нико выглядел юным, и нооец надеялся легко завести его в ловушку. Прижать самоуверенность Кирино хотелось до зубовного скрежета, однако, разум твердил иное. — Давай сыграем. Нико решил провести четыре партии, чтобы нооец отдал и забрал своих рабов. Отказываться было подозрительно, да и время тянулось медленней черепахи. Не так уж плохо провести пару часов, обдумывая стратегии. Соперники, скрестив ноги, уселись на подушки перед низким столиком. Кругом тут же собралась толпа любопытных. Нико выбрал чашу с белыми камнями. Кирино достались чёрные. Как и большинство фишек для го они имели двояковыпуклую «чечевичную» форму. Доска была расчерчена на квадраты девятнадцатью продольными и девятнадцатью поперечными линиями. Фишки следовало класть на пересечения. Если удавалось заключить группу противника в кольцо, камни внутри него снимались и считались «съеденными». Побеждал тот, кто захватывал больше чужих фишек. Такалам говорил, что эта игра, возможно, старее самой Сетерры. Первым, по традиции чёрных, ходил Кирино. Нико обратил внимание на то, как он зажимает камень средним и указательным пальцем. Как ловко и точно ставит в нужную точку. Новички клали фишки неуклюже, часто повреждая сложившийся узор. Нико не стал разыгрывать из себя совсем уж невежду, но камни нарочно брал левой рукой. Отточенные движения могли выдать его. Первую партию он с лёгкостью выиграл, найдя забавным обоюдное притворство. Это была игра двух обманщиков. Один поддавался, а второй делал вид, что не смыслит в го. Торговцы посмеивались и шептались. Они наблюдали не за поединком умов, а за тем, как затягивается петля на шее Нико. Пошёл второй час, и закончилась ещё одна партия. Нико притворялся распалённым, полным азарта и с готовностью согласился играть дальше. К тому времени он уже получил двух рабов и воз обманной лести от Кирино, который сокрушался, что недооценил его. Принесли чай с финиками и орехами. Нико сделал вид, что пьёт, но предваряя глоток, покатал жидкость на языке. Тавар учил обращать особое внимание на еду. Странных привкусов не было. Мята чуть унимала дурноту. Видно, Нико сильно побледнел, потому нооец и велел принести чай. Третья партия удивила Нико. Кирино снова поддался. Он проигрывал вплоть до четвёртой партии. И только тогда начал юлить. — Нехорошо так играть! Я останусь совсем нищим! Поставь и ты что-нибудь на кон! — Если только твоих рабов, — пожал плечами Нико. — Они всегда на кону. Он ощутил злобные взгляды из клетей. — Но-но. Рабы — это не часть тебя. Куски мяса, вот кто они. Поставь что-то значительное, если хочешь сыграть со мной ещё. — С чего ты взял, что я хочу ещё? — удивился Нико. — Я подустал. Голова соображает уже не так хорошо. — Тогда давай последнюю битву! Торговцы загалдели, требуя продолжения и подтрунивая над Нико. Выиграть без поддавков, испытав всю силу Кирино, хотелось до изнеможения. Нико не смог обуздать это желание. — Хорошо, я сыграю с тобой ещё одну партию. И поставлю на кон всё, что у меня есть. Золото, оружие и печатку. А ты поставишь всех рабов. Кирино округлил глаза, и торговцы расхохотались, зная, что он притворяется напуганным. — Ты решил оставить меня совсем нищим? — воскликнул нооец. — Уж больно ты силён! Подожди, я подумаю. Он сделал вид, что тщательно взвешивает все «за» и «против». Зеваки начали подзуживать ноойца. Тот сопротивлялся. Когда игра плохих актёров закончилась, Кирино вздохнул и сказал: — Хорошо. Я рискну ещё раз, чтобы не позорить честь моего учителя. Но давай подпишем долговую бумагу, и пусть все эти добрые люди распишутся в ней, как свидетели. За сколько ты выкупишь у меня родовой перстень, если я выиграю? Сердце Нико грохотало, он уже жалел о содеянном. — За тридцать золотых. — За сорок! Все мои рабы стоят вместе пятьдесят монет! У тебя на кону всего десять. Значит, печатка должна стоить сорок, верно? Я так и запишу. Нико понял, что отступать некуда, и выругался про себя. Он подписал бумагу и поставил оттиск. Кирино проделал то же самое. Тут юношу сильно замутило от качки и волнения. Он бросился к борту, мучимый спазмами, и вытошнил недавно выпитый чай. Придя в себя и умывшись, он вернулся на место под жалостливый взгляд Кирино и смешки торговцев. С этого момента можно было не сдерживаться, и Нико сосредоточил весь свой гнев на кончиках пальцев. — Что ж, теперь я сыграю по-настоящему! — воскликнул Кирино, делая первый ход в центр доски. — Только не плачь, мой глупый мальчик! — Не плачь и ты, — мрачно сказал Нико, вынимая камень правой рукой и ловким изящным движением ставя его выбранную в точку. — Я тоже играл вполсилы. Приятный стук костяной фишки о дерево вернул ему уверенность. Торговцы заметно оживились и сделали ставки. За Нико дали три финика, за Кирино — десять. Нооец рассмеялся и похвалил боевой дух соперника. Схватка началась. Теперь Нико видел, каков настоящий Кирино. Стиль его игры был пугающе осторожным. Он, как змея, медленно зажимал фишки Нико в кольца на разных участках доски. Пытался раздробить внимание, чтобы неожиданно захватить камни в дальних частях поля. Школа Соаху, в отличие от Ноойской, была основана на агрессии. Но Нико учил Такалам — человек, игравший в го со всем миром. Поэтому Нико не был ограничен в выборе стратегий. В начале он чуть поддался, прослеживая методы Кирино, а потом стал нападать. Под гомон удивлённой толпы он ставил фишки мгновенно, прерывая цепочки ноойца и держа в уме все опасные участки. Кирино начал нервничать, но не менял темп. Когда игра дошла до середины, Нико внутренне пылал от самодовольства, но тут нооец окольцевал разом пять белых камней и с ехидной улыбкой ссыпал их в свою чашу.