Кирино бахнул кулаком по столу. — Проклятье догонит тебя! Откажись от бумаги! Нико готов был согласиться. Он мельком глянул на людей в клетях. Двое молодых мужчин, три женщины и девочки-близняшки. Все чумазые, одеты в тряпьё. Юноша не чувствовал к ним жалости. Только отвращение и страх. До этого ему не приходилось отвечать за других. В запале игры он не подумал, что рабы не просто вещи. Отошедший от дурмана го, но не переставший просчитывать ходы, разум выдал несколько возможных путей. Если подписать рабам вольную, их скинут за борт. Этой нищете нечем платить за дорогу и еду. Такаламу хватило бы добродушия рассчитаться за них, но Нико не настолько глуп. Продать другому торговцу? Нет. Никто не купит. Они боятся Кирино. Отказаться в пользу ноойца? Да, это проще всего. И разумней. Нико сжал руки в кулаки. Но так никогда не поступил бы Седьмой. Бери то, что отвоевал. Пользуйся. Владей. Не кидай в пасть врагам даже огрызок со своего стола. С этими рабами Нико уже маленький властий, и нужно научиться управлять ими, и стоит позаботиться о них. Ведь в будущем ему придётся стать хозяином для всего народа Соаху. — Какой дурак откажется от выигрыша? Эти уважаемые люди свидетели нашему договору. Кирино вдруг успокоился, сдержанно хмыкнул и поднялся. Важный, будто павлин. С глазами горящими и хитрыми, как у кошки перед броском. Нико не понравился взгляд ноойца. От него похолодело в груди. Сунув за пазуху скрученную бумагу, юноша отправился вслед за капитаном в каюту. Как скрипел он зубами, платя за рабов! Тошнота накатила с новой силой. То и дело кто-нибудь из путешественников перегибался за борт, опорожняя желудок. Зрелище было отвратительное, но спускаться в душную каюту, пропахшую плесенью, не хотелось. До вечера Нико слонялся по палубе. Потом увидел, как матрос бросает рабам сухари. Как пленники дерутся за еду, словно звери. Как взрослые бьют детей, а те плачут, но лезут, чтобы собрать с пола крошки. — Эй, — Нико подошёл и раздражённо пнул клеть. — Самые прожорливые что ли? Отсажу вас отдельно и заморю голодом, если не будете делиться. Ему ответили злобными взглядами. — Оглохли? Мужчины позволили остальным взять по сухарю. Послышался жадный хруст. Кто-то закашлял. Не в силах терпеть вонь, Нико отошёл от клетей. — Тупые, как собаки, — выругался он. Животные и невольники не имели для него отличий. Те и другие дурно пахли, не отличались умом, смотрели дико и враждебно. Их даже держали в одной части корабля. Но рабы нравились юноше в разы меньше гепардов и псов редкой породы. Людское непокорство пугало. Он привык к подобострастию и благоговейному ужасу, а его новые слуги выглядели волками, готовыми разорвать хозяина на куски. Посидев какое-то время на ящике под навесом и промаявшись тошнотой, Нико успел пожалеть о том, что не отправился в путь на галеоне отца. Там о нём бы позаботились, а тут вся забота состояла в кормёжке три раза в день и вечернем чае с травяным привкусом. Большинство путешественников развлекалось выпивкой. Нико держался в стороне, игнорировал издёвки и смех. На голодный желудок вино могло сыграть с ним злую шутку. Особенно теперь, когда многочисленная стража Кирино не спускала с него глаз. — Эй, господин. Есть будешь тут или внизу? — спросил Чилит — узкоглазый вихрастый парнишка — сын капитана. — Опять разносчиком бегать заставили? — вяло отозвался Нико. — Пожалуй, тут поем. И принеси нормального чаю, а не эту мочу. — Ох ты ж, цаца! — скривился Чилит. — Пей, что дают. Я тебе не служка, ясно? — Из тебя служка никудышный. Чем опять провинился? — Папашу спроси! Он мне за каждый вдох оплеуху вешает. Чилит развернулся и потопал обратно, почёсывая тощую спину. Как и ожидалось, любопытные не выдержали долгого молчания. Под навес, где сидел Нико, принесли кто коврик, кто подстилку, кто скамью. Расселись, заключив юношу в круг, и стали ждать ужин. Нико фыркнул про себя — назойливые стервятники. — Ты где так играть научился, парень? — спросил торговец пряностями, с кряхтением устраиваясь на подушке. От него несло потом и резким запахом духов. Нико опять затошнило. Он постарался незаметно повернуться в сторону. — Где учился, там уже не учат. — Эй, эй, — торговец покачал толстым пальцем и указал на стоявших рядом загорелых наёмников с секирами на изготовку. — Мои малыши подрежут твой язычок, если высунешь его слишком сильно. Нико глянул на мужчин. Мощные руссивцы напоминали быков. Один левша. Хорошая стойка. Смелый до равнодушия. Второй младше. Неудачно держит секиру. На выпад уйдёт пара драгоценных секунд. — Мой учитель умер, он не сможет тебя научить. Я просто экономлю твоё время. — Я слишком стар, чтобы идти в школу го, — рассмеялся торговец. — К тому же, я играю лучше всех на юге Соаху. Но ты, парень, удивил меня. Кто твой учитель? — В Падуре его называли Нищим дураком. Он раздавал выигрыш оборванцам или выкупал рабов. — Сожги меня затмение! — выпалил торговец, брызгая слюной. — Это тот старик, что обыграл меня трижды! Он наконец-то помер? — Да, — сухо ответил Нико. Люди под тентом загомонили. Стали засыпать юношу вопросами о таинственном незнакомце, обыгравшем всех мастеров Падура. Из-за правдолюбия Такалам не мог пользоваться ложными именами. Кажется, он сам придумал это дурацкое прозвище. — А ученик не пошёл по стопам учителя, — ехидно сказал подошедший Кирино. Любопытство не позволило ему остаться в стороне. Нооец сел на скамью, поставленную слугой, закинул ногу на ногу. Сунул руки в широкие рукава. — Чего же ты не дашь рабам вольную? — А ты перенимаешь все глупости своего учителя? Торговцы захохотали. Между Нико и Кирино возникло напряжение, прерванное шествием из камбуза. Корабельная мелочь, понукаемая Чилитом, принесла раскладной стол и ужин для каждого. Нико смотрел на еду через силу. В противовес ему рабы пялились с жадностью, исходили слюной. Юноша сжевал кусочек мяса и понял, что он вот-вот пойдёт обратно. Желая вырваться из кольца любопытных и избежать очередного рвотного позыва, Нико сказал, что у него совсем нет аппетита, и встал из-за стола. — Хорошее мясо оставляешь! — воскликнул какой-то шустряк. — Двинь-ка мне! — За него уплачено, так что лучше покормлю своих собак. Юноша подошёл к клетям и высыпал содержимое тарелки в щель между прутьями. Чавканье, блестящие глаза, вонь. Мгновение спустя Нико повис над морем, перегнувшись через парапет. Болезнь одолевала его. В лицо били прохладные брызги. Волны в лучах заката золотисто-розовые, как персиковое вино. Нико выпрямился, утирая рот платком. Он вздрогнул от неожиданности, увидев совсем рядом капитанского наёмника — Ноба. Он был лет на пять старше Нико. Жилистый, дочерна загорелый. — На вот, капитан передал. Ноб сунул Нико маленький мешочек. — Это что? — Лекарство, чтоб не мутило. — Откуда такая забота? — Забота оплачена. А ты уж больно недоверчивый для простого сопляка, — хмыкнул Ноб. Он вытянул из мешочка зеленоватую пастилку и сжевал, показывая, что отравы в лекарстве нет. Раздвоенный язык скользнул по обветренным губам. Ноб принадлежал культу Кобры, где чёрное солнце считалось капюшоном змеи. Он гладко брил голову, чтобы врагам при случае хорошо было видно татуировку на затылке, и носил одежду с орнаментом, похожим на чешую. Шум волн перекрыл тихие шаги наёмника, и в то время, пока Нико прочищал желудок, открыв спину всем ветрам, Ноб мог бы раз десять проткнуть его ножом и незаметно сбросить труп в море. Юноша принял подарок, но не мог не глянуть в сторону Кирино. Возможно, он подкупил Ноба? Нет, это вряд ли. Наёмник на корабле не первый год. Он не ослушается капитана. Тревога стала навязчивой. Вечер плавно перетёк в ночь, и вот уже на палубе зажгли фонари. Насладившись прохладой и озябнув под порывами ветра, торговцы и прочий люд спускались в душные каюты. Нико не спешил устраиваться на ночлег. Он перебрался ближе к носу «Пьяного Ульо» и смотрел на горизонт, чутко прислушиваясь к любому шороху за спиной. Когда тошнота утихла, чувства обострились и стал мучить голод. Нико остановил пробегавшего мимо Чилита, велел принести поесть. Капитанский сынок фыркнул, что ночная закуска дожидается в каюте. Пусть господин сам тащит за ней свою задницу. Нико выругался и остался на месте. Внизу слишком тесно, не развернуться. И плохо слышно шаги. А ещё плесенью воняет. Юноша снова подумал о Кирино. В памяти всплыли рассказы Тавара. Ноойцы — знатоки ядов и опасные дельцы. Они тщеславны, мстительны до безумия. Чем Нико думал, обыгрывая Кирино? Холодало. Тонкая накидка почти не сохраняла тепло. Нико устроился на ящике и трезвел от собственной глупости. Такалам столько раз учил сдерживать порывы и думать о последствиях. Юноша тяжело вздохнул, соображая, как решить проблему с рабами. Отдать их ноойцу? Что толку. Он уже затаил обиду. Да и с чего бы просто так возвращать выигрыш. Это подозрительно. Признаться в мухлеже? Тогда придётся терпеть позорное наказание. Подумав ещё, Нико решительно встал и отправился к клетям на другой стороне палубы. Рабы уже спали. Пришлось пнуть прутья, чтобы разбудить их. — Эй, — Нико опустился на корточки, морщась от запаха. — У меня дело к вам. Ему ответили мрачным молчанием. — Оглохли или не понимаете языка Соаху? — Господа не любят, когда рабы начинают говорить, — сказал один из мужчин. — Ваш бывший хозяин затаил злобу на меня. И мне нужны свои люди на корабле. В клетях от вас никакого толку, а пока вы рабы, вас не выпустят по закону о перевозе скота. Завтра я подпишу вам вольную, но не буду проводить пересчёт с капитаном. За дорогу и еду наперёд уплачено, но взамен мне нужна ваша помощь, ясно? Второй мужчина хрипло рассмеялся. — Чем мы поможем? — Вы должны следить за людьми Кирино. Охранять мой сон. Говорить, если кто-то что-то обо мне шепнул. Мне нужны крысы. Мне нужны тени. Если будете служить хорошо, я добавлю вам по монете в порту, чтобы не сошли с трапа голыми и не отправились опять торговать собой. Вы поняли? Рабы рассмеялись. Они не поверили ни единому слову Нико. Юноша раздражённо цыкнул и поднялся. Он провёл ещё несколько минут, наблюдая за мглистыми волнами моря. Капитана не было видно. Он стоял за штурвалом в небольшом деревянном сооружении — ляху — названном по имени одноглазого капитана, жившего много веков назад. В обычные дни щит, заменявший переднюю стену, снимали с петель, открывая вид на море. Во время затмений ляху закрывался наглухо и превращался в циклопа с единственным отверстием для подзорной или смотровой трубы. Вниз вёл люк, так что капитан и штурман сменяли друг друга без лишних хлопот. Окоченев от ледяного ветра, Нико спустился в каюту и прикончил оставленные Чилитом хлеб и сыр, прежде внимательно изучив их на предмет яда. Странного привкуса не было, да и крыса, сгрызшая кусочек ужина, спокойно шуршала где-то в углу. Нико поймал себя на мысли, что страдает паранойей с тех пор, как покинул дворец. Он постарался успокоиться, глядя на чадящий огонёк сальной свечи. Потом откинулся в гамаке полулёжа да так и уснул. Море убаюкало всех на корабле. Утро выдалось туманным. Нико выпросил у капитана несколько листов бумаги и занялся написанием вольной. Слух о том, что ученик Нищего глупца распускает рабов, прокатился по кораблю волной сплетен и пересудов, просочился во все щели и достиг ушей каждого на «Пьяном Ульо». Кирино подскочил к клетям, когда Чилит выпускал рабов. Вокруг собралась толпа любопытных. Под прицелами чужих взглядов невольники совсем поникли и не выказали ни капли радости.