— Атрейдесы пока еще диктуют законы Империи! Не хочет ли Айдахо убедить Фарад'на в том, что он может получить трон без помощи Атрейдисов? — О да! — язвительно воскликнул Айдахо. — Я чуть было не забыл. Законы Атрейдесов! Так, во всяком случае, переводят это словосочетание Жрецы Золотого Эликсира. Стоит мне только закрыть глаза и я слышу слова незабвенного герцога — настоящие состояния зарабатываются только насилием или угрозой его применения. Состояния валяются под ногами — так, кажется, пел об этом Гурни. Цель оправдывает средства. Я не перепутал поговорки? При этом не важно, направляется ли противнику кулак в виде легионов мятежных фрименов, дисциплинированных сардаукаров или в виде законов Атрейдесов — кулак в любом случае присутствует. Так что в этом случае шелуха не желает слезать с лука, моя госпожа! Интересно только, какого кулака потребует Фарад'н? Что он делает? — ужаснулась Джессика. — Дом Коррино раскусит наш диалог и будет злорадно над ним потешаться. — Итак, ты думаешь, что священники не разрешат Ганиме жениться на Фарад'не? — Джессика запустила пробный шар, чтобы понять, в какое русло направляет их беседу Дункан. — Конечно! Боже упаси! Священники сделают все, что им прикажет Алия своим декретом. Скорее она сама выйдет замуж за Фарад'на! Не этого ли он в действительности хочет? — Нет, моя госпожа, — сказал Айдахо. — Дело вовсе не в этом. Народ Империи не способен отличить правительство Атрейдесов от правительства Зверя Раббана. В арракинских застенках каждый день умирают люди. Я покинул Арракис, потому что не могу больше своим мечом служить Атрейдесам ни одного часа! Неужели вы не понимаете, почему я прибыл сюда, о чем я вообще говорю? Неужели не понимаете, почему я пришел к вам, ближайшей представительнице Атрейдесов? Империя Атрейдесов предала герцога и его сына. Я любил вашу дочь, но наши пути разошлись. Если дело дойдет до этого, то я посоветую Фарад'ну принять руку Ганимы — или Алие, — но только на его условиях. Ах, вот оно что! Он обставляет свой уход со службы Атрейдесам на почетных для себя условиях! Но как понять другие вещи, о которых он говорил и которые могут сослужить ей неплохую службу, сделав за нее кое-какую работу? Она нахмурилась и посмотрела на Айдахо. — Ты что, не понимаешь, что шпионы записывают каждое наше слово? — Шпионы? — он широко улыбнулся. — Конечно, они подслушивают нас так же, как и я подслушивал бы на их месте. Вы так и не поняли, что моя верность стала несколько иной за последние несколько лет? В Пустыне, особенно ночью, когда отовсюду грозит опасность, в голову лезут разные тяжелые мысли. — Именно там ты слышал то самое проклятие? — Да, это было в племени аль-Куруба. По заданию Проповедника я присоединился к ним, моя госпожа. Мы называли себя Зарр Садус, то есть теми, кто отказался подчиниться священникам. Я здесь для того, чтобы сделать Атрейдесам формальное заявление: я ухожу от вас на территорию противника. Джессика внимательно разглядывала Айдахо, стремясь найти в его словах какой-то скрытый смысл или намек, но тщетно. Неужели он и вправду переметнулся к Фарад'ну? Она вспомнила максиму Общины Сестер: В делах человеческих не бывает длительного постоянства; все эти дела развиваются по спирали, все дальше и дальше удаляясь от центра. Если Айдахо действительно решил оставить знамена Атрейдесов, то его поведение вполне объяснимо. Он ходил вокруг да около, но отметать возможность предательства полностью нельзя. Но зачем он подчеркнул, что выполнял задание Проповедника? Мысли Джессики метались, и, обдумывая альтернативы, она решила, что ей надо было убить Айдахо. План, на который были возложены слишком большие надежды, был столь деликатен, что его нельзя было доверять каким бы то ни было случайностям. Никаким. Она осмотрела комнату и переместилась в позицию, удобную для нанесения смертельного удара. — Я всегда считала, что нормализующий эффект faufreluche был столпом нашего могущества, — сказала она. Пусть помучается, затем она сменила тему разговора. — Совет Земель Великих Домов, региональные Советы заседателей, все они заслуживают нашего… — Вам не удастся меня отвлечь. Айдахо подивился тому, насколько прозрачными стали ее действия. Неужели она так расслабилась в заточении, или ему удалось-таки пробить стену ее Бене-Гессеритской неуязвимости? Видимо, верно последнее, но что-то произошло и с ней самой — она постарела. Айдахо стало грустно от того, что он понял, чем старые фримены отличаются от новых — это было очень малое различие, но оно было. Уход в небытие Пустыни было уходом чего-то очень дорогого; он не мог бы описать эти чувства точно так же, как не мог он описать того, что произошло с госпожой Джессикой. Она уставилась на Айдахо, не в силах скрыть ни своего изумления, ни своей реакции. Как легко он читает ее мысли! — Вы не убьете меня, — сказал он. Дункан использовал для этого старинное фрименское предупреждение: «Не бросайте свою кровь на мой нож». Я стал почти прирожденным фрименом, подумал он при этом. Прихотлива линия судьбы, заставившей его глубоко воспринять обычаи планеты, приютившей его на вторую жизнь. — Я думаю, что тебе лучше уйти, — сказала она. — Я не уйду до тех пор, пока вы не примете мое прошение об отставке со службы Атрейдесам. — Я его приняла! — выкрикнула Джессика. Только после того как слова были сказаны, она поняла сколь многое было построено в этой перепалке на чистых рефлексах. Нужно время, чтобы осмыслить и взвесить все происшедшее. Как мог Айдахо понять, что она собирается делать? Она не верила, что он может с помощью Пряности пронзать Время. Айдахо пятился от Джессики до тех пор, пока не уперся спиной в дверь. Он поклонился. — Я еще раз, в последний раз назову вас моей госпожой. Я посоветую Фарад'ну выслать вас на Баллах, аккуратно и быстро, в первый же подходящий момент. Вы слишком опасная игрушка, чтобы держать вас рядом. Хотя я не думаю, что он относится к вам, как к игрушке. Вы работаете для Общины Сестер, а не для Атрейдесов. Я сомневаюсь, что вы вообще когда-нибудь служили интересам Атрейдесов. Вы — ведьмы — проникаете в слишком темные глубины, чтобы вам мог доверять простой смертный. — Гхола, считающий себя простым смертным, — язвительно отозвалась Джессика. — По сравнению с вами, — сказал он. — Уходи! — приказала Джессика. — Я только этого и хочу. — Он выскользнул из двери, пройдя мимо служанки, бросившей на него любопытствующий взгляд. Она, очевидно, подслушала их разговор. Сделано, подумал он. Этот разговор можно прочитать только одним способом. ~ ~ ~ Только математика может дать доступное представление о способности Муад'Диба точно предвидеть будущее. Во-первых, постулируем наличие в пространстве любого количества точек, имеющих координаты. (Это классическая n-мерная развернутая совокупность п-измерений). В такой сетевой структуре Время, и это является общепринятым, становится совокупностью одномерных свойств. Приложив это к феномену Муад'Диба, мы либо сталкиваемся с новыми свойствами Времени, либо (сокращая их количество посредством исчисления бесконечно малых) с отдельными системами, проявляющими в совокупности свойства n-мерного тела. Для случая Муад'Диба мы выберем последнее. Как было показано, точки, имеющие координаты в п-мерном пространстве, способны существовать только в различных сетевых структурах Времени. Таким образом, различные измерения Времени могут сосуществовать друг с другом. Таким образом, существует только одно объяснение: Муад'Диб понимал п-мерность не как развернутую совокупность, но как некоторые операции внутри единой сетевой структуры. В действительности он просто заморозил свою вселенную в некой сети, и это был его взгляд на Время. Палимбаша, Лекции, читанные в сиетче Табр Лето лежал на гребне дюны, рассматривая лежавший за полосой песка извилистый отрог скалы. В утреннем свете этот отрог казался огромным червем, плоским и устрашающим. Вокруг не было видно никакого движения. В небе ни одной птицы, между скал не снуют звери. Почти в самой середины «спины» червя были видны щели ветроуловителя — там должна быть вода. Весь отрог напоминал по конфигурации сиетч с его системой защиты — единственным отличием было отсутствие в этом сиетче каких-либо признаков жизни. Зарывшись в песок, Лето спокойно и неторопливо наблюдал. В голове неотвязно и монотонно звучала одна из мелодий Гурни Халлека: Крадутся чуть слышно лисы под холмом, И солнце светит над прудом, Где спит моя любовь. А под холмом растет трава, Любовь не встанет никогда, Она лежит в могиле, В могиле под холмом. Где же вход в этот заброшенный сиетч? — размышлял Лето. Он определенно чувствовал, что это и есть Якуруту — Фондак, но что-то было не так, помимо отсутствия животных и птиц. На окраинах сознания мерцал какой-то предостерегающий огонек. Так что лежит под холмом? Отсутствие зверей настораживало. Это будило в Лето фрименское ощущение тревоги. Когда речь идет о выживании в Пустыне, то самое страшное — это отсутствие, оно говорит гораздо красноречивее, чем присутствие. Однако в скале были ветроуловители. Значит, там была и вода, и люди, которые пользуются этой водой. Это место было строжайшим табу, его прятали под названием Фондак, а первоначальное имя было утеряно даже в памяти старых фрименов. Не было здесь ни птиц, ни зверей. Здесь не было и людей, но ведь именно отсюда начинается Золотой Путь. Отец однажды сказал: «Вокруг нас неизведанное встречается на каждом шагу, Именно в нем следует черпать знания». Лето посмотрел направо — вдоль гребня дюны. Здесь недавно прошла страшная буря, обнажившая гипсовое дно давно высохшего озера Азрак. Суеверные фримены утверждали, что того, кто увидит белую землю — Биян, охватит обоюдоострое желание, желание, которое уничтожит несчастного. Лето же видел в этом гипсе только дно бывшего озера. Значит, на Арракисе существовали когда-то открытые водоемы. И будут существовать снова. Он посмотрел вверх, оглядел горизонт и небосвод, надеясь хотя бы там найти признаки малейшего движения. Небо после бури было затянуто пеленой пыли, в которой местами виднелись просветы — словно прорехи в одеяле. Сквозь эти прорехи светило высокое серебристое солнце, лучи которого превращали пыль в молочный туман. Лето снова начал осматривать извилистую скалу. Он достал из фримпакета бинокль, подкрутил окуляры и пристально вгляделся в сплошную серость отрога, в котором когда-то жили люди Якуруту. Мощные линзы приблизили колючий кустарник, который в народе называли Королевой Ночи. Кустарник был особенно густым в затененных расселинах, в которых мог скрываться вход в сиетч. Лето осмотрел отрог на всем протяжении. Серебристое солнце превращало красные краски в серые, придавая длинной скале скучный вид. Лето повернулся на другой бок, спиной к скале, и внимательно осмотрел в бинокль горизонт. Нигде не было видно никаких следов человека. Ветер уничтожил даже его собственные следы — было видно только круглое углубление в том месте, где Лето спрыгнул с червя. Он снова посмотрел на Якуруту. Кроме того, что в скале были ветроуловители, не было никаких следов того, что здесь в обозримом отрезке времени бывали люди. Если бы не скала, то глазу было бы не за что зацепиться в этом выбеленном солнечным зноем песке. Пустыня от горизонта до горизонта. Лето внезапно почувствовал, что оказался здесь только потому, что отказался ограничить себя рамками системы, завещанной ему предками. Он подумал о том, как смотрели на него люди, чувствовал при этом, что все они, за исключением Ганимы, впадают в одну и ту же ошибку. Исключительно по воле той массы чужой памяти этот ребенок никогда не был ребенком. Я один должен взять на себя ответственность за наше решение, подумал он. Он еще раз внимательно осмотрел скалу по всей длине. По всем описаниям это мог быть только Фондак, только Якуруту. Он ощутил странное чувство едва ли не родственной близости к табу этого места. По способу Бене Гессерит он открыл свое сознание Якуруту, страстно желая ничего не знать об этом месте. Знание — это барьер, препятствующий научению. Несколько мгновений он старался попасть в резонанс чувству, ничего не требуя и не задавая вопросов. Проблема заключалась в отсутствии животных, это была частность, но она насторожила Лето. Потом он понял: не было видно птиц, питающихся падалью, — ни орлов, ни грифов, ни ястребов. Каждое место в Пустыне, где есть вода, имеет свою животную пищевую цепь. В конце этой цепи всегда присутствуют санитары — охотники за падалью. Ни одно животное не поинтересовалось его персоной. Как хорошо Лето знал этих «ищеек сиетча» — птиц, гнездящихся в расщелинах скал, примитивных любителей мертвой плоти. Фримены называют этих птиц «наши соперники», причем это говорится без зависти и злобы, потому что эти птицы появляются при приближении чужаков. Что, если этот Фондак покинули даже контрабандисты? Лето выпил немного воды из влагоуловителя. Что, если здесь и в самом деле нет воды? Он оценил свое положение. Он приехал сюда, загнав по дороге двух червей, оставив их здесь полумертвыми. Он находится сейчас во Внутренней Пустыне, где должны находиться контрабандисты. Если здесь существует жизнь, если она может существовать, то она существует только при наличии воды.