– Если только эта затея исходит не от стригоев. О’Рурк поднялся настолько стремительно, что вода забурлила. – Для Церемонии… – Да. Но в какую именно ночь? И можем ли мы попасть туда? – Мы можем приблизиться к тому месту, – сказал О’Рурк. Он взял полотенце, вытер руки и развернул карту, которую забрал из мотоцикла. – Если мы двинемся на юг и поедем в сторону Питешти по шоссе номер 7, а потом – по С-7 на Куртя-де-Арджеш… Или окольным путем на северо-восток к Брашову, а потом повернем на север к Сигишоаре, потом – на юго-запад к Сибиу и вдоль долины реки Олт к шоссе 73-С… то это составит… точно не скажу… примерно двести пятьдесят – триста миль по дорогам сомнительного качества. Кейт покачала головой. – А зачем ехать этой дорогой? О’Рурк положил карту на пол и начал задумчиво намыливать бородку. – «Джет Рейнджер» вылетел в северо-западном направлении. Даже если это его истинный маршрут, он мог отправиться в любое место, однако… – Он с головой окунулся в ванну и вынырнул, разбрызгивая воду. – В этом направлении находится Сигишоара. Миль двести пятьдесят отсюда. Кейт вспомнила все, что читала о Владе Цепеше. – Там он родился. – Она нахмурилась. – Если Лучан не ошибся, если Церемония Посвящения проводится в течение четырех ночей и напоминает об основных моментах биографии Влада Цепеша, то почему они не начали с Сигишоары? О’Рурк поднял руку над пенящейся водой. – А что, если они разворачивают действие в обратном порядке? Снагов – это место, где, как предполагают, Влад Цепеш похоронен. В Тырговиште он правил… – А в Сигишоаре родился, – закончила за него Кейт. – Отлично, но где же тогда будет четвертая и последняя ночь? Этот твой Замок Дракулы вполне вписывается в маршрут. – Если только это не то самое место, где должен быть посвящен очередной Князь, – прошептал О’Рурк. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Кейт откинулась в остывающую воду. – Все это лишь догадки. Точно мы все равно не знаем. Жаль, что здесь нет Лучана. О’Рурк приподнял бровь. – Да нет, не в буквальном смысле, – смутилась Кейт. – Но он-то вроде знал… – Если только говорил правду. – О’Рурк передвинул покалеченную ногу. – Повернись спиной и опустись немного ниже. Кейт ощутила некоторую неуверенность. – Я потру тебе спину и вымою голову шампунем. – Он достал флакончик. – Это не ароматизированный американский шампунь, но все же принесет волосам больше пользы, чем та грязь, что мы собирали в тоннеле. Кейт развернулась и поудобнее устроилась в центре ванны. О’Рурк сначала намылил ей спину, а потом сильными пальцами помассировал кожу головы. Шампунь пенился все больше, и если бы Кейт верила в сказки и ей пришлось загадывать три желания, то она пожелала бы, чтобы это ни с чем не сравнимое ощущение никогда не кончалось и чтобы ей не пришлось столкнуться с завтрашним днем. – Теперь ты поворачивайся, – сказала она, соскользнув вперед и развернувшись. – Моя очередь. Смыв шампунь и ополоснувшись, они поцеловались и обнялись. Обнаженные тела не чувствовали прилива желания, и не только из-за усталости и ушибов. Сейчас они были просто друзьями, которые знакомы целую вечность. «Устала, – подумала Кейт. – Стала сентиментальной». «Нет, не в этом дело», – возразила ей другая часть рассудка. – Где бы ни состоялась завтрашняя Церемония, – заговорил О’Рурк, в одно мгновение разрушив очарование момента, – сегодня ночью нам уже ничего не сделать. Горные дороги в темноте опасны, а полиция часто останавливает по ночам частный транспорт. Лучше влиться в поток днем. А утром бросим монетку и решим, каким маршрутом ехать. – Нелегко будет отсюда уезжать, – задумчиво сказала Кейт. Свеча почти догорела. В помещении стало холодать. – Еще разок нарушим приличия, дорогая моя… Дьявол, до чего ж холодно! – О’Рурк перевалился через край ванны и выбрался на кафельный пол. От его тела шел пар. Он начал быстро растираться полотенцем. Кейт вылезла следом и сделала то же самое. Это было все равно что выходить из сауны на мороз. Она съежилась под тонкой простыней. – А теперь скажи, что мы поспим вместе несколько часов. – Зубы у нее стучали от холода. – Вместе. – Кровати здесь исключительно односпальные, – сказал О’Рурк, балансируя на одной ноге и надевая протез. Кейт нахмурилась. – Но ведь ты не собираешься спать с этой штукой? Я имею в виду, не так, как на сеновале. О’Рурк пристегнул протез и встал на обе ноги. Кейт про себя отметила, что современные протезы выглядят очень естественно. – Нет, – ответил он. – Я считаю недостойным делом лезть в чью-то кровать. – Односпальную? – поинтересовалась Кейт. Теперь, когда ее тело начало остывать, она отчаянно дрожала. – Там хорошие одеяла, – сказал О’Рурк с мягкой улыбкой. – И я взял на себя смелость затащить односпальную кровать в ближайшую комнату и поставить две рядом. Кейт подхватила одной рукой сумку и стопку чистой одежды, а другой – обняла священника. Бывшего священника… или, по крайней мере, того, который скоро станет бывшим… – Не хотелось бы казаться циничной, – сказала она, – но давай-ка побыстрее заберемся под эти хорошие одеяла, пока мы не отморозили задницы. О’Рурк взял угасающую свечу, и они пошли в спальню. Глава 32 День стал как бы возвращением в раннюю осень: каждый уцелевший листочек в лесах вдоль шоссе номер 71 на Брашов вырисовывался на фоне голубого неба. Кейт подумала, что «шоссе» – слишком громкое слово для разбитой и залатанной полоски асфальта, тянувшейся на северо-восток от Тырговиште. Дорога шла немыслимыми витками по перевалам Карпат, а перед пересечением с шоссе номер 1 к югу от Брашова она резко опускалась. После ночной ванны, нескольких часов сна и чистой одежды, обнаруженной О’Рурком, – один из монахов был достаточно миниатюрен, чтобы Кейт смогла надеть его темный свитер к последней чистой черной юбке и выглядеть вполне презентабельно, – ее подмывало снять шарф, откинуться в подпрыгивающей коляске и подставить лицо солнечным лучам. Но это невозможно. Слишком сильно было желание найти Джошуа, и она опасалась допустить малейшую оплошность. Им не пришлось бросать монетку, чтобы выбрать направление. Посмотрев на карту уже при дневном свете, они одновременно подняли головы и сказали: «Сигишоара». Со стороны Кейт это было лишь проявлением интуиции. «Есть что-то этакое в поездках по Трансильвании, – подумала она, – что делает тебя суеверной». – Если мы ошиблись насчет сегодняшнего места, – сказал О’Рурк, – то планы на завтра можно уже не строить. – Да, – согласилась Кейт. – Надеюсь, Лучан не соврал. И вообще, вся наша информация весьма зыбка: слухи, полунамеки… Если бы речь шла о врачебном диагнозе, то я подала бы в суд на врача, который позволил себе делать выводы, основываясь на подобных данных. Машин в то утро было немного, но дорога все равно была забита: сзади них грузовики исторгали клубы серого и коричневого дыма; тракторы, больше похожие на экспонаты начала века в музее Форда, крошили железными колесами и без того разбитый асфальт… Здесь были конные повозки на резиновом ходу, телеги с деревянными колесами; запряженные в раскрашенные тележки пони… Изредка встречались цыганские кибитки. Тупо стоявшие на дороге отары овец имели совершенно потерянный вид, а их погонщики выглядели не менее глупо. Картину дополняли коровы, погоняемые детишками лет восьми-девяти, которые даже не смотрели на проносившиеся тяжелые грузовики или на мотоцикл, описывавший зигзаги, чтобы не наехать на них, вихляющие велосипеды, редкие немецкие машины, пролетающие на скорости километров под сто восемьдесят и надменно сигналящие клаксонами, несколько еле ползущих или застрявших посреди дороги «Дачий», армейские грузовики, которые явно норовили догнать немецкие машины, с ревом несясь по разделительной полосе. Много было и пешеходов: смуглые цыгане в свободных одеждах, старики с седой щетиной и в мягких шляпах, давно потерявших форму… Около двух деревень и небольшого городка, которые они проезжали – Пучоаса, Фиени и Матоени, – им встретились стайки школьниц, чьи латаные-перелатаные, но сильно накрахмаленные синие юбки и белые блузки при солнечном свете казались очень яркими. Дошколята погоняли коров, причем и дети, и животные брели с одинаковым выражением бесконечной скуки. Пожилые крестьянки медленно шли вдоль дороги, не имевшей явно выраженной обочины, а лишь кювет примерно метровой глубины, из которого на протяжении почти всего пути пахло застоявшейся водой. Древних старух, словно коров, вели крошечные детишки. Иногда попадались полицейские, стоявшие перед своими участками. В Фиени, закопченном промышленном городке, никто из них даже не взглянул в сторону проезжавшего мотоцикла. О’Рурк старательно выдерживал ограничения скорости. – В Брашове надо будет заправиться! – крикнул он. Кейт кивнула, не отрывая взгляда от велосипеда, покачивающегося за телегой, которая только что появилась прямо перед ними. Нечего было и думать о том, чтобы закрыть глаза и понежиться на солнышке. За горной деревней Мароени жизнь на дороге таинственным образом исчезла, извилистое шоссе опустело, воздух стал холоднее. Кейт предложила О’Рурку сменить его за рулем мотоцикла. – А ты водила когда-нибудь? – спросил он. – Том давал мне покататься на «Ямахе», – уверенно ответила она, а про себя уточнила: «Один раз. На короткое расстояние. Медленно». Но в машинах она разбиралась, да и как водит О’Рурк насмотрелась. Они съехали на покрытую гравием обочину, где дорога поворачивала в обратном направлении. О’Рурк встал, оставив мотор работать на холостых оборотах. – Обращай внимание на сцепление, – сказал он. – От него одно название осталось. Второй передачи практически нет. Прихрамывая, он обошел коляску, пока Кейт потягивалась. «Тяжко ему пришлось, – подумала она. – Вести этот драндулет и все время давить на сцепление». Усевшись на сиденье, она подождала, пока О’Рурк поудобнее устроится в коляске, улыбнулась ему и тронула, поддав для начала слишком много газу. Допотопный мотоцикл начал вихлять, а О’Рурк издал какой-то очень непонятный звук. Кейт решила исправиться и нажала ручку тормоза, но так, что священник врезался головой в плексигласовое ветровое стекло, а она сама чуть не слетела с сиденья. После этого Кейт решила перейти на третью передачу, не сумела, некоторое время ехала на первой, выжимая газ до отказа, потом подняла голову – как раз вовремя, чтобы не слететь с обрывистого утеса, крутанулась по всей ширине дороги, пытаясь выправить машину, и прижалась к правой стороне, почти плавно включив нужную передачу. Почти. – Теперь порядок, – сказала она, переключая ногой передачи и пригибаясь навстречу ветру. О’Рурк кивнул и потер ушибленную голову. Шоссе проходило по перевалу над Синаей, и ближе к вершине Кейт уже почти уладила разногласия с машиной. – Остановись здесь! – заорал О’Рурк, показывая на усыпанную гравием узкую обочину, на другой стороне дороги. Кейт кивнула, вильнула и поняла, что с тормозом-то еще не разобралась… Где же он?… Она все же нашла его и нажала достаточно сильно, чтобы их не снесло юзом на край обрыва. Мотоцикл крутанулся вокруг собственной оси, а когда рассеялась пыль и разлетевшаяся щебенка, то оказалось, что они развернулись в обратную сторону, а О’Рурк в коляске завис над верхушками деревьев и скалами. Он медленно снял очки и смахнул песок с глаз. – Я как раз хотел полюбоваться видом, – сквозь шум двигателя, работающего на холостых оборотах, донесся его тихий голос. Кейт ничего не оставалось, кроме как признать, что вид действительно стоил того, чтобы остановиться. На севере и западе хребет Бучеджи, относящийся к Карпатам, переходил в Фэгэраш, заснеженные пики которого уходили на юг, к сумрачному горизонту. Самые высокие вершины предгорья ниже границы снегов были покрыты зарослями раскидистого можжевельника и карликовых елей, в средней части виднелись сосны и ели с белыми пятнами берез, а находившиеся несколькими милями дальше долины пестрели красками осенней листвы на дубах, бузине, эльмах и сумахе. С севера и запада шли тучи, но солнце светило еще достаточно ярко, и их тени скользили по известняковым хребтам и заросшим деревьями долинам. Кроме короткого отрезка дороги позади них, нигде не было никаких признаков человеческого присутствия. Никаких. Ни дымка, ни выглядывающей крыши, ни смога, ни самолета, ни антенны – ничего, насколько простирался взгляд на запад и юг. В стране, где так наплевательски относились ко всем экологическим нормам, Кейт впервые увидела настоящую красоту земли.