Далеко за пределами материальных щупальцев, которыми пауки окружили свою планету, лежит и более обширная паутина. Биотехнологические рецепторы в холодном космосе слышат радиосигналы, ждут возвращения беззвучных призывов в пустоту и выискивают нарушения в силе тяжести и электромагнитном спектре – дрожания нитей, которое даст им знать, когда к ним заявится гость. Они готовились к этому дню на протяжении жизни многих поколений. Вся планета это делала – с тех самых пор, как им наконец удалось преодолеть пропасть между ними и Богом и сблизить кончики пальцев с кончиками лап. Вся их цивилизация объединилась с одной целью – и этой целью стало выживание. Посланник целую вечность пыталась их подготовить, переплавить по Своему образу и подобию и дать им оружие. Она считала, что оно им понадобится, чтобы дать отпор. Только когда Она перестала обращаться с ними как с детьми… как с обезьянами… то смогла сделать то, что, наверное, должна была сделать изначально: сообщить им о проблеме и позволить найти такое решение, которое вписывается в их мышление и в их технологии. Одним из плюсов того, что Бог перестала действовать непостижимо, стало то, что вся планета обрела прежде не ведомое единство. Ничто так не фокусирует коллективный разум, как угроза полного уничтожения. Посланник постоянно заверяла, что у пауков не будет будущего, если они не окажут «Гильгамепгу» сопротивления. Она прошерстила все свои обрывочные воспоминания об истории своего вида и нашла только иерархию разрушения: ее вид уничтожил фауну на планете Земля, потом обратился против своих родственных видов и, наконец, когда других подходящих противников не осталось, уничтожил самого себя. Человечество не выносит соперников, так Она им объяснила – даже в виде собственного отражения. С тех пор на протяжении жизни многих поколений политическое единство паучьих городов трудилось над созданием этого громадного орбитального присутствия, используя все доступные им средства. Пауки вошли в космический век с отчаянной решительностью. И вот сейчас Бьянка смотрит на темнеющее небо, на невидимую филигрань Большого Звездного Гнезда – орбитального города – и понимает, что предпочла бы, чтобы во время ее жизни этого не случилось. Враг приближается. Она никогда не видела этого врага, но знает, как он выглядит. Она выискивала древние Понимания, сохранившиеся в веках, которые уходили к тому времени, когда ее виду грозило истребление от челюстей гораздо более понятного противника. Ибо во время своего покорения муравьиной сверхколонии сородичи Бьянки столкнулись с теми, кто теперь ей известны как люди. В те дни в мире существовали великаны. Теперь она видит (глазами давно ушедшего предка) того пленного монстра, что упал с неба – не от Посланника, как тогда считалось, а от этой приближающейся угрозы. Они и не подозревали, что это предвестник конца. Трудно поверить, что такое громадное медлительное существо было разумным, – но, оказывается, было. Более чем разумным. Вот такие штуки – и Посланник тоже когда-то была такой штукой – и являются исходной расой, древними астронавтами, ответственными за всю ту жизнь, что развилась на планете Бьянки. И теперь они возвращаются, чтобы исправить свою ошибку. Размышления Бьянки приводят ее из огромного мегаполиса Семи Деревьев к ближайшей якорной точке, быстро перемещая по канату в капсуле, приводимой в движение искусственной фотосинтезирующей самодостаточной мышцей. И вот она выходит, ощущая вокруг себя громадные открытые пространства. Большая часть ее мира лежит в зоне тропиков, а умеренный пояс все еще отдан лесам – либо в сельскохозяйственных целях, либо как заповедники дикой природы, либо как материал для каркасов, которые пауки используют при строительстве своих городов. Однако районы вокруг якорных точек расчищены – и перед ней встает громадный шатер с шелковыми стенами высотой в сто футов, сходящийся в одной точке, которая уходит на огромную высоту, за пределы возможностей ее зрения. Однако она знает, куда именно уходит этот трос: вверх, за границы атмосферы, а потом все дальше и дальше – тонкой нитью проходя половину пути до луны. Экватор усеян такими якорями. Та давняя воздухоплавательница была права: существует более легкий способ вскарабкаться наверх и вырваться из гравитационного колодца на орбиту: достаточно было просто спрясть достаточно прочную нить. Бьянка встречается со своими ассистентами – молчаливой группой из пяти самок и двух самцов, – и они спешат к еще одной капсуле. На этот раз в движение кабину приводят всего лишь принципы механики, примененные в огромном масштабе. Невероятно далеко находится сравнимый по тяжести груз, уже начавший движение к поверхности планеты. Благодаря применению той математики, которая освоена пауками уже много столетий назад, кабинка Бьянки начинает свой длинный подъем. Она – генерал, тактик. Ей предстоит занять свое место в деловитом сообществе, известном как Большое Звездное Гнездо, чтобы командовать обороной планеты от инопланетных захватчиков – Звездных Богов. Именно она отвечает за выживание своего вида. Множество более мощных умов, чем ее собственный, составили план, который она попытается воплотить в жизнь, но именно от ее решений будет зависеть успех или провал. Путь наверх долгий, так что у Бьянки полно времени для размышлений. Враг, с которым они столкнутся, – порождение невообразимых технологий, продвинувшихся далеко за пределы мечтаний величайших ученых ее расы. Они используют металл, огонь и молнию – подобающие инструменты для мстительных божеств. В ее распоряжении только легко рвущийся шелк, биохимия и симбиоз – и отвага всех тех, кто вручил ей свою жизнь. Нервничая, она прядет и разрушает, прядет и разрушает – пока ее саму и ее соратников тянут к темным просторам космоса и сверкающей сети, ставшей величайшим архитектурным шедевром ее народа. * * * Порция, уже находящаяся на орбите в охватившей планету трехмерной скульптуре, которую называют Большим Звездным Гнездом, готовится к битве. Громадная экваториальная паутина усеяна обиталищами, которые протягиваются от одного к другому, объединяются, расширяются или демонтируются. Это стало для пауков образом жизни, и они на удивление быстро к нему приспособились. Они – представители вида, которому очень подходит жизнь в постоянном свободном падении вокруг планеты. Они рождены, чтобы карабкаться и ориентироваться в трех измерениях. Их задние лапы служат мощным средством перепрыгивать туда, куда их точно нацеливают зоркие глаза и острый ум, а если они и промахнутся, то у них всегда есть страховка. Как это ни странно, но, как представляется Порции и многим другим, они рождены, чтобы жить в космосе. Старые неуклюжие скафандры, которые когда-то первые воздухоплаватели надевали, чтобы оказаться в верхних слоях атмосферы, давно отошли в прошлое. Порция и ее команда пересекают прочерченный решетками вакуум быстро и ловко, совершая маневры, необходимые для подготовки к будущему бою. Большая часть скафандра расположена у них под брюхом: в легочные книжки поступает воздух, который химически вырабатывается по мере надобности, а не запасается в баллонах. Благодаря тренировкам и относительно нетребовательному метаболизму они могут оставаться в космосе в течение многих дней. Химический нагреватель крепится у них под телом рядом с компактным радио. Маска с линзами защищает глаза и рот. Прядильный орган на кончике брюшка соединен с крохотной шелковой фабрикой, которая прядет нити – чудовищно прочные нити – в безвоздушном пространстве. И, наконец, у них есть ранец с ракетным топливом и регулируемыми соплами, обеспечивающими им направленный беззвучный полет в пустоте. Их экзоскелеты покрыты прозрачной пленкой толщиной в одну молекулу, которая предотвращает декомпрессию и потерю жидкости, почти не снижая чувствительность. На концы лап надеты изолирующие суставчатые рукава, защищающие от потери тепла. Они – настоящие космические солдаты. Они перемещаются с каната на канат, с легкостью рассчитывая каждый прыжок: быстрые, ловкие и сосредоточенные. Враг наконец-то появился – как и предсказывала Посланник. Понятие священной войны паукам чуждо, однако надвигающийся конфликт имеет все ее признаки. Имеется древний враг, который, как они знают, уничтожит их полностью, если они не смогут защитить себя. Имеется оружие, какого они даже представить себе не могут, как ни пытаются. Общее впечатление, которое они получили, – это пугающий богоподобный арсенал, так что Порция иллюзий не питает. Лучшая защита ее народа в том, что захватчикам нужна их планета, чтобы на ней жить: самые ужасные творения земной технологии не могут быть применены, чтобы не лишить всякой ценности тот приз, за который обе стороны сражаются. Однако «Гильгамеш» и без этого может располагать множеством видов непредсказуемого оружия. В отпущенное им время пауки сделали все возможное, оценив угрозу и подготовив лучший из доступных им в рамках их технологий и мышления ответ. Есть армия: Порция – одна из сотен тех, кто будет на переднем крае, одна из десятков тысяч тех, кому, скорее всего, придется сражаться. Они погибнут – многие из них… или, по крайней мере, так они сами считают. Однако ставки очень высоки: отдельные жизни всегда перемалываются войной, но если и существует правое дело, то здесь именно оно. Решается судьба целого вида, эволюционной истории всей планеты. Она слышала, что Бьянка уже поднимается наверх. Конечно, все рады тому, что командующая их планетарной обороной будет рядом с ними, – однако сам факт, что их предводитель уже поднимается, заставляет всех осознать, что происходит. Время наконец наступило. Битва за завтрашний день начинается. Если они проиграют, то у них не будет будущего, а с отсеченным завтрашним днем все вчерашние тоже потеряются. Вселенная продолжит вращение, но вот они… их как будто никогда и не существовало. Порция знает, что великие умы ее народа рассматривали разнообразные виды оружия и различные планы. Ей приходится принять на веру, что та стратегия, которую ей выдали, – наилучшая. Самая достижимая и самая приемлемая. Она и ее команда собираются вместе и смотрят, как другие отряды солдат стремительно появляются и распределяются по дальним участкам паутины. Ее взгляд устремляется в небо. Там в вышине появилась новая звезда – и одним своим видом она предвещает времена жуткого катаклизма и разрушений. В таких предсказаниях нет ничего от суеверной астрологии. Конец времен действительно настал – момент, когда один великий исторический цикл неумолимо наползает на другой. Люди приближаются. 7.3 Девица, мать, старуха – То есть как это – «разбудите Лейн»? Карст и Альпаш повернулись к Холстену, пытаясь понять, почему на его лице внезапно отразилась мука. – Ну, как сказал, так и есть, – ответил ему шеф безопасников недоуменно. – Она ЖИВА? – У Холстена аж пальцы свело от желания схватить одного из них и хорошенько встряхнуть. – Почему никто… почему вы… почему будите ее только сейчас? Почему она не командует? Карст явно оскорбился, но Альпаш поспешил вмешаться: – Будить бабушку по пустякам нельзя, она сама так приказала. Она сказала – только в экстренной ситуации. Она нам говорила: «Когда я в следующий раз проснусь, то желаю пройтись по зеленой планете». – Она так тебе и говорила, да? – переспросил Холстен. – Она так говорила моей матери, когда та была еще маленькая, – ответил техник, спокойно встретив недоверчивый взгляд классициста. – Но это записано. У нас имеются записи многих позднейших высказываний бабушки. – Он наклонился к пульту, вызывая картинку, которая дергалась. – Но нам пора идти. Капитан?.. – Ага, да, я тут подежурю, – сказал Карст, явно все еще обиженный. – Поднимайте эту женщину на ноги, а потом связывайтесь со мной. Изложите ей ситуацию и скажите, что нам с Вайтес надо с ней посовещаться. Альпаш направился в глубь корабля – за территорию основной команды и тех жилых помещений, с которыми был знаком Холстен. Классицист поспешил за ним, не желая оставаться с Карстом – и еще меньше желая заблудиться в плохо освещенных изношенных пространствах «Гильгамеша». Все рассказывало одну и туже историю медленного автолиза, самопожирания: менее важные системы и детали вырывались, чтобы справиться с проблемами более высокого приоритета. Стены были вскрыты, обнажая кости корабля. Экраны либо заполнялись помехами, либо зияли чернотой. Кое-где теснились группки членов племени, по-прежнему занятые неотложными работами по обеспечению жизни корабля – несмотря на близящийся кризис, – склонив головы, словно священники на молитве. – Откуда вы вообще знаете, как ремонтировать корабль? – задал Холстен вопрос Альпашу в спину. – Прошло ведь… не знаю, сколько прошло. Даже считая с тех пор, как умер Гюин, не знаю. И вы уверены, что еще можете ремонтировать корабль? Просто… Что вы делаете?.. Вы механически заучиваете, как заставить корабль работать, или?.. Альпаш хмуро обернулся к нему: – Думаешь, я не знаю, что имеет в виду капитан, когда говорит «племя»? И главная исследователей тоже. Им нравится считать нас дикарями, низшими. А мы обязаны принимать их… ваш… авторитет, как наших предшественников. Так распорядилась наша бабушка. Это – один из наших законов. Но мы ничего не делаем механически. Мы учимся – все мы – с самого раннего возраста. У нас сохранились учебники, лекции и обучающие модули. Наша бабушка о нас позаботилась. Думаешь, мы могли бы сделать то, что сделали, если бы не понимали? – Он остановился, явно злясь. Холстен насыпал соль на рану, нанесенную другими членами основной команды. – Мы из рода тех, кто отдали свою жизнь – всю свою жизнь, – чтобы сохранить это судно. Это было и остается нашим делом, которым мы занимаемся без какого-то вознаграждения и без надежды на облегчение: бесконечная череда хранителей, пока мы не доберемся до той планеты, которую нам обещали. Мои родители, их родители, и родители их родителей – все мы только и делали, что следили, чтобы ты и остальной груз корабля жили… или столькие из них, скольких мы могли спасти. А вам нравится называть нас «племенем» и считать детьми и дикарями, потому что мы никогда не видели Землю. Холстен примирительно вскинул руки. – Извини. А вы обсуждали это с Карстом? То есть он же вроде как на вас рассчитывает. Вы могли бы… выдвинуть требования. Альпаш неприкрыто удивился: – В такой момент? Когда решается будущее нашего дома – и старого дома, и нового? Ты считаешь, что сейчас подходящее время начинать ссориться друг с другом? Секунду Холстен смотрел на своего молодого собеседника, словно видя перед собой совершенно новый вид гоминида, отделенный от него громадной когнитивной пропастью. А потом это ощущение прошло – и он встряхнулся. – Она очень удачно сформулировала ваши законы, – негромко сказал он. – Спасибо. – Альпаш явно счел это похвалой всей их культуре… или что там возникло в его странном тесном сообществе. – И сейчас я наконец ее увижу – здесь, в конце всего. Они пересекли открытое пространство, которое Холстен внезапно узнал: воспоминание пришло к нему на половине дороги при виде помоста у одной из стен, где все еще торчали огрызки сломанных установок. Здесь стоял Гюин, когда делал заявку на вечную жизнь. Здесь первые предки Альпаша сражались плечом к плечу со своей королевой-воительницей и безопасниками Карста, часть из которых недавно были разбужены, обладая живыми воспоминаниями о событиях, которые для Альпаша должны стать песней, рассказом и странно перекрученной легендой. Единственный экран был подвешен под утлом над выкорчеванными корнями установки для загрузки, злобно мигая разбегающимися узорами. «Как будто там все еще заключен Гюин», – подумалось Холстену. И почти сразу же, как ему показалось, он увидел искаженное яростью лицо прежнего капитана, проявившееся в размытых полосах на экране. А может, это были староимперские черты Авраны Керн. Содрогнувшись, он поспешил за Альпашем. В итоге они оказались в помещении, которое, видимо, когда-то было кладовкой. Сейчас тут хранилось только одно: единственная стазис-камера. У основания постамента лежала куча маленьких предметов – статуэток из пластика, приблизительно изображавших женскую фигуру: подношения от ее приемных детей и их потомков матери – хранительнице человечества. Над этой скромной выставкой надежды и веры были закреплены лоскутки ткани, оторванные от корабельных костюмов, каждый с каким-то мелко написанным обращением. Это был алтарь живой богини. Не только живой, но и пробудившейся. Альпаш и еще пара молодых техников почтительно стояли в отдалении, пока Иза Лейн обретала равновесие, опираясь на металлическую штангу. Она оказалась очень хрупкой: ее прежний избыточный вес ушел, оставив кожу сморщенной и обвисшей на костях. Почти лысый череп был усеян темными пятнами, руки напоминали птичьи лапы – почти без плоти. Она стояла, сильно горбясь, так что Холстен даже подумал, не пришлось ли изменить стазис-камеру так, чтобы она проспала эти века, лежа на боку. Однако когда Лейн посмотрела на него, глаза у нее оказались прежними: ясными, зоркими и полными иронии. Если бы она в этот момент сказала привычное: «Привет, старик!», он, наверное, не смог бы этого вынести. Однако она просто кивнула, словно было вполне ожидаемо увидеть стоящего здесь Холстена Мейсона – достаточно молодо выглядящего, чтобы его сочли ее сыном. – Прекращай глазеть! – огрызнулась она почти тут же. – Ты и сам не картинка, а что сможешь сказать в свое оправдание? – Лейн… Он приближался к ней очень осторожно, словно ее могло снести даже просто движением воздуха. – Не время для романтики, любовничек, – сказала она сухо. – Как я слышала, Карст все просрал, и теперь нам надо спасать род человеческий. А потом она оказалась у него в объятиях – и он почувствовал под руками ее хрупкие тонкие кости и ее внезапную дрожь, словно она борется с воспоминаниями и эмоциями. – Не лапай меня, дубина! – сказала она, но очень тихо – и не пытаясь его оттолкнуть.