С трудом сев, держась за голову, Ренэйст поднимает взгляд и восклицает: – Что вы делаете?! Я дочь вашего конунга, с чего… Она и договорить не успевает. Мужчины хохочут, заглушая ее голос, и один из них сплевывает пленникам под ноги. Волчица хмурится, поджимает губы, и ненависть внутри нее клокочет вперемешку с яростью. На них набрасывают рыболовную сеть, утяжеленную камнями на концах, и сбросить ее даже вдвоем оказывается не так-то просто. Моряк присаживается на корточки подле них, смотрит пристально в глаза Ренэйст и усмехается, сощурив глаза: – Когда мы прибудем на Три Сестры, ты пожалеешь, что не умерла. Глава 6. Край мира Путешествие оказывается для них тяжким. Сеть снимают с них только тогда, когда кнорр далеко от берега отплывает, и вокруг них нет ничего, кроме соленой воды. Подавленная и сломленная, Ренэйст молчит, прислонившись спиной к борту корабля и закрыв глаза. Как могло произойти с ней такое? Верила она: прознав о том, что спаслась наследница их конунга, любой луннорожденный поможет ей вернуться к родным берегам. С чего должна была Ренэйст погибнуть? Почему желает Исгерд ярл ей смерти? Сколько помнит себя Ренэйст, всегда Исгерд ярл казалась ей женщиной мудрой, пусть и жестокой. Некогда солнцерожденная рабыня многого добиться смогла, оказавшись в холодном и суровом краю, и Ренэйст восхищалась ей. Да, многое в поведении грозной и надменной несколько женщины отторгало ее, но никогда не смогла бы она подумать, что может та оказаться предательницей. Все это время, с самого начала своего правления на архипелаге, возможно, Исгерд знала о Дениз Кенаре. Знала о том, что в неприветливом этом краю есть город, с которым можно вести торговлю. Теперь же, видя все те припасы, которыми устелено днище кнорра, Ренэйст понимает, откуда здесь взялся корабль луннорожденных. Втайне ото всех посылает сюда своих воинов Исгерд ярл, желая прокормить и усилить свои земли. Что она замышляет против них? Нет в Ренэйст сомнений, Исгерд ярл – противница луннорожденных. Так и не стала она частью их народа, а теперь силится перекроить их устои под собственный нрав. Быть может, и вовсе намерена она на материк войной пойти? Как только отец узнает об этом, ничего не сможет сделать Исгерд ярл. Объединятся племена и тогда пресекут любое посягательство на свои земли. Ренэйст хочет верить в то, что так все и будет. Не может позволить она, чтобы вероломная предательница получила желаемое. Знать бы Ренэйст, что сейчас творится в Чертоге Зимы, так уверенности было бы в ней меньше. Но никто из моряков не говорит с ними, да и делают вид, словно бы вовсе нет их здесь. Может, так оно и лучше. Стерпеть насмешки Ренэйст уж точно не сможет, а против стольких противников ей не выстоять. Конечно, может Радомир использовать свой Дар, только, если судно сгорит, сами они утонут. Меньше всего хочет она вновь оказаться в воде. Непривычно тих Радомир. Не был он таким даже в то время, когда пересекали они пустыню, спасаясь из охваченного огнем Алтын-Куле. Сидит подле нее и смотрит на горизонт, молчанием своим тревожа луннорожденную только больше. Пытался ведь сказать, что на корабле этом небезопасно, а она его не послушала. Но ведь для них кнорр этот был единственным способом попасть в земли луннорожденных, что же должна была она делать? Если бы затаились, то никогда бы не узнали правду, не приблизились бы к холодным водам, в которые сейчас так стремятся попасть. Самой себе пытается доказать она, что не было у них иного выбора, да только боится узнать, что он был все это время. Да и, признаться, ни слова не хочется говорить, когда рядом люди Исгерд ярл. Словно бы, если услышат они хоть что-то от пленников, то предательница о том тут же узнает, пусть и находится совсем в другом месте. Ярость и гнев душат Ренэйст изнутри, бурлят в ней при каждой мысли о том, что пригрели они змею на своей груди. Подумать только, и ведь отец позволил ей оставить власть себе, когда погиб Эгилл ярл! Дал свое согласие на ее правление, позволил сказать «нет», когда звали ее замуж! Ни одна рабыня до нее не удостаивалась подобной чести, не обладала даже толикой ее власти, и чем же Исгерд им отплатила? Грязью. Ножом, воткнутым промеж лопаток. Она отравила их семью, пустила черные свои корни в самое сердце их народа, возвела стены и устроила смуту. Все это крылось в одной только женщине, а сами они оказались не лучше, ведь только слабому духом можно внушить иное мнение. Их кормят, как и остальных на борту корабля, дают им питьевую воду, но не разговаривают с ними. Временами кажется Ренэйст, что язык ее отсох, или что она забыла, как звучит собственный голос. Сможет ли она говорить, если продолжат они молчать? Что, если откроет она рот, а горло ее не сможет ни звука произнести? Глупые эти страхи кажутся ей такими важными потому, что Ренэйст устала бояться неизвестности. В ней словно бы не осталось ни капли страха, и это тревожит ее. Если ты не боишься – значит, ты мертв. Не бывает бесстрашных воинов, бывают лишь те, кто смог приструнить свой страх для того, чтобы добиться цели, подчинить его себе. Но если страха нет совсем, то у тебя нет цели. Нет жизни. И тебя самого тоже нет. Временами замечает Ренэйст на себе внимательный взгляд Радомира, но ведун молчит, а стоит ей повернуть голову, как он отворачивается, словно бы и вовсе на нее не смотрел. Не понимает она, зол ли он, не знает, что творится в его голове, и незнание это лишь сильнее ее мучает. Ренэйст не знает, сколько они плывут, когда рука Радомира касается ее плеча, встряхнув слегка. Едва задремавшая, Белолунная распахивает глаза и смотрит на него с тревогой. Ведун прижимает указательный палец к губам, призывая ее к тишине, после чего придвигается ближе. Подбородок его прижимается к ее плечу, когда он шепчет: – Я долго думал обо всем, что происходит сейчас, и одного не могу понять. Они ведут себя с нами, как с пленниками. Значит ли это, что они не доставят нас туда, куда нам нужно? Сначала Ренэйст смотрит на него с удивлением, а потом вспоминает о том, что Радомир не знает ее языка. Он ни слова не мог понять из всего, о чем они говорили. Да и по тому, как он разговаривает с ней, может Волчица сделать вывод, что ведун вовсе не зол на нее и ни в чем не винит. За время, что провели они в своем путешествии, Рена уже успела понять, что если Радомиру что-то не нравится, то всеми способами стремится он о том сообщить. Ей бы покоя от его злобы не было, если бы считал ведун, что она во всем виновата. Это позволяет девушке выдохнуть, ощущая, как малая часть вины, что несет она на своих плечах, покидает ее. Закрыв глаза, Ренэйст прижимается лбом ко лбу побратима, удивленно смотрящего на нее, но ничего не сказавшего, и, лишь собравшись с силами, отвечает едва слышно: – Мне казалось, что они должны нам помочь, но все сложилось иначе. Женщина, которой эти люди служат, близка к моей семье. Она уважаемая правительница, которую унижают за спиной, но к которой прислушиваются. И, когда я увидела ее корабль, то решила, словно бы все беды остались позади. Позволила себе потерять бдительность, и к чему это нас привело? Да, они везут нас на север, но вовсе не на мою родину. Они везут нас во владения Исгерд ярл, где наши жизни будут в ее руках. Даже не знаю, что она сделает, когда мы окажемся на ее островах. – Значит, нам нужно сделать так, чтобы они не доставили нас к ней. – И как ты это сделаешь? – Еще не знаю. Вокруг них на множество лиг вокруг одна лишь вода, и чем ближе они к северу, тем холоднее она становится. Им придется затаиться и выжидать подходящий момент для побега, но что делать, если он не наступит? Ренэйст уверена: если они попадут на Три Сестры, то их будет ждать лишь два итога – либо смерть, либо Исгерд ярл для достижения желаемого будет торговаться за ее жизнь. Да и то нет уверенности, что она не убьет Ренэйст, получив все, что ей нужно. Быть может, она слишком сурова. Может, зря думает, словно бы Исгерд ярл на такое способна. Но зачем тогда ее воину говорить Ренэйст о том, что она будет жаждать смерти, попав в руки властительницы островов? Зачем относиться к ней, как к пленнице? Нет. У Ренэйст есть все причины подозревать Исгерд в предательстве. Ей стоило внимательнее приглядывать за Хейд. Увидеть, как непросты ее отношения с матерью. Быть может, если бы только они смогли доверять друг другу, Ворона куда раньше рассказала бы ей обо всем? Не может же быть такого, чтобы Хейд ничего не знала о планах матери. Столько сил вкладывает Исгерд в то, чтобы наследие ее осталось в руках дочери, что невозможно просто удерживать ту в стороне от всего происходящего. Сама же Хейд так сильно боялась собственную мать, что хранила в тайне все, о чем только могла знать. Не смогла Ренэйст стать ей другом. Хейд всю свою жизнь была одна. Чем ближе север, тем холоднее становится. Солнечный свет остается позади, и мир вокруг них погружается во тьму. Моряки жгут факелы, освещая путь, и надевают теплые вещи, спасаясь от мороза. Пленникам также приходится сменить одежды, и с удовольствием кутается Ренэйст в меховой плащ, чувствуя, как тепло собственного тела согревает ее. Здесь всегда было так холодно? Она так долго была в тепле, что и забыла о родных холодах. Придется привыкать заново, вспоминать, какой жизнь была до этого набега, повлекшего за собой столько боли и испытаний. Ренэйст чувствует, что возвращается домой. Испытания больше не страшат ее, и в сердце северянки теплится надежда на то, что скоро все это закончится. Радомир же не столь рад этому плаванию. Кутается он в свой плащ, стучит зубами так громко, что стук этот перекрывает плеск весел по поверхности воды. Взгляд его еще более хмур, чем привыкла видеть луннорожденная, и жмется он боком к ее плечу, словно бы это поможет им согреться. Лишь в своем видении Радомир был в этих краях, и холод этот смог почувствовать лишь мимолетно. Все иначе теперь, наяву, а не в ведовском видении, и ощущается так отчаянно. Как бы сильно ни кутался он в плащ, холод все равно пробирается под одежду, щиплет ему лицо и руки, заставляя дрожать. Как только люди могут в подобном месте всю свою жизнь провести? Край этот суров, требует силы и выдержки. Это не вечное лето, в котором праздно живет его народ. Это не тепло и солнечный свет, которого вдоволь для каждого. Смотрит он на Ренэйст, сидящую совсем рядом, и поджимает губы. Держит она голову низко опущенной и дремлет, прислонившись к его плечу своим. Словно бы иначе смотрит ведун на свою посестру, видит то, чего раньше не замечал. Подняв взгляд к небу, рассматривает он безучастные звезды, сверкающие над их головами серебристым светом, далеким и безразличным. Плавание утомляет. Моряки сменяют друг друга за веслами, не прекращая грести ни на мгновение, и все также абсолютно безучастны к нежданному пополнению на борту корабля. Временами замечает Радомир, как перешептываются они, глядя в их сторону, но ни слова понять не может. Злит его это, чувство тревоги становится только сильнее, но ничего не происходит. Скрывают они, что обладает он Даром, ведь нельзя даже представить, как поступят северяне с ведуном. Желанная он добыча для воинов Одина, ведь без его Дара невозможно было бы хоть что-то взрастить на промерзлой земле. Знает Ренэйст, что для Радомира не будет сложным сжечь корабль дотла вместе со всеми, кто на нем находится. Даже их самих ведун не пощадит, если гнев его будет столь велик. Но сейчас чувствует солнцерожденный, что все ближе он к своему народу – и их спасению. Невиданное терпение проявляет он, сдерживая гордость свою и ярость. Весна все еще ждет его. Ее сердце все еще отдано ему, и пообещал Радомир, что вернется ее спасти. Если не сдержит он свое слово, то все это было напрасно. Даже думать не хочет Радомир о том, что некому его больше ждать. Вдруг Весна не пережила крушения? Может, не выдержала мороза во время оставшегося плаванья? Что будет с ним, если окажется, что кто-то другой взял ее в жены, раз посчитала Весна избранника своего погибшим? Нужно как можно скорее добраться до Чертога Зимы, где сможет он увидеть ее. Больше не будет Радомир перед ней смущенным мальчишкой, не смеющим ей в глаза смотреть. Нет, он станет защитником, подле которого не станет Весна бояться. Опорой, что поддержит ее абсолютно во всем. Мысли о ней позволяют ведуну продержаться, спасают от холода, согревая изнутри. Видит он перед глазами ее улыбку, стоит только подумать о ней, колдовские зеленые глаза, от взгляда которых, кажется, все вокруг расцвести может. Такой, как Весна, впрок ведуньей родиться, только рад Радомир, что это не так. Сделает все ведун для ее счастья, никогда больше не оставит одну. Как только встретит вновь после долгой разлуки, так протянет ей руку, и если примет Весна его ладонь, то никогда ее больше он не отпустит. – Земля! Крик этот вырывает Ренэйст из объятий сна, заставляет подскочить на месте, вздрогнув. Радомир, уютно устроивший голову на ее плече, стонет сонно и недовольно, разбуженный неосторожным ее движением. Оглядывается Белолунная по сторонам, отмечая, как мечутся по палубе мужчины, и поджимает губы, пытаясь подняться на ноги. Ведун сжимает ее запястье в своей ладони, удерживая на месте, и спрашивает сиплым голосом: – В чем дело? Забывает она, что не понимает он язык ее народа. В свете факелов видит она заспанное лицо Радомира, то, как пытается подавить он зевок, и усмехается слегка. Разжав пальцы побратима, выбираясь из слабой его хватки, Ренэйст снова пытается подняться на ноги. – Они сказали, что видят землю впереди. Они не могли так быстро достигнуть архипелага, нет. Или, может, от того, что плаванье прошло для нее словно во сне, и не заметила Ренэйст, как доплыли до самых Трех Сестер? Моряки, снующие от борта к борту, не обращают на них внимания, и подходит Волчица к покатому боку, сильнее кутаясь в плащ и вглядываясь за горизонт. Впереди, над самой водой, возвышается утес. Рваный, с глубокими бороздами на темной породе, выглядит он устрашающе. Один взгляд на него пробуждает в Ренэйст дикий, животных страх, заставляет невольно попятиться, держа ладони на гладкой древесине, покрытой тонким слоем льда. Там, наверху, на самом краю утеса, виднеются кости заброшенного поселения, царапающие своими оборванными краями небосвод. Лунный свет падает так, словно бы среди останков бродят призрачные тени, души, коим нет пути в царство мертвых. С самой скалы, исчезая в темной воде, свисают две гигантские цепи. То, что они сдерживали, должно было быть еще более пугающим. Ренэйст не была в этой части родных земель и никогда это место не видела. Лишь слышала о нем – от Хакона, что был рожден в этих краях. – Проклятье, – выдыхает подкравшийся Радомир, встав подле нее и рассматривая тревожащее зрелище. – Что это за место такое? – Последний Предел, – шепотом отвечает ему Ренэйст, – говорят, раньше здесь удерживали чудовищного волка Фенрира. Когда он освободился, начался Рагнарек. – Рагна… – Рагнарек. Последний бой богов и чудовищ. Мой народ верит, что он причина вечной ночи, что наступила для нас. Когда все они погибли, небесные светила застыли на небосводе, спасаясь от клыков Сколя и Хати, сыновей Ужасного Волка. После того как Видар, бог мщения и безмолвия, отомстил за смерть Одина, верховного бога и своего отца, сразив Фенрира, его потомки остались в этих краях. – И что с ними произошло? – Никто не знает. Мой отец привез из этих земель в Чертог Зимы ребенка двенадцати зим отроду. Он видел все, что произошло в Последнем Чертоге, но ни слова не сказал за все это время. Хакон желает с собой в могилу унести трагедию родного дома. Как бы ни спрашивала его Ренэйст, все уходит он от разговора, не желая и слова сказать об этом. Даже конунг не знает, что произошло в Последнем Пределе. Возвращаясь из набега, привлекло внимание Ганнара Покорителя алое зарево пламени, пирующего на стенах этих домов. И теперь, когда Ренэйст увидела своими глазами место, откуда родом ее возлюбленный, у нее появляется лишь больше вопросов. Так пугает это место, незнакомое и тревожащее, что не сразу понимает Ренэйст то, на что первым же делом должна была внимание обратить. Это материк. Вовсе не Три Сестры, до архипелага еще далеко. Значит, если они смогут сбежать с корабля, то появится шанс достигнуть Чертога Зимы. Мысль эта окрыляет ее, дарит надежду, что не все еще потеряно. Нужно только постараться и сделать все так, чтобы им ничего не могло помешать. До тех пор, пока они не доберутся до родного ее поселения, никому больше нельзя верить. Ренэйст верила в то, что Исгерд ярл поможет им, и что вышло из ее доверия? Что из того, что было ей знакомо, оказалось ложью? Сколько людей, которых она считала союзниками, на самом деле желают ей зла? Когда отец узнает обо всем, он добьется справедливости. Покоритель до сих пор остается конунгом и уважаемым воином. Люди пойдут за ним, если он скажет им правду, и тогда все станет таким, каким должно быть. Никаких вероломных предательств и интриг, все по чести, как и завещали их предки. Все никак не может поверить Белая Волчица в то, что прямо под их носом вершились подобные дела, полные низости. Она добьется справедливости. Любым способом, но Ренэйст ее добьется. Последний Предел постепенно остается позади. Кнорр движется все дальше, плывет вдоль берега, и Ренэйст смотрит на удаляющиеся руины с тоской. Больно ей видеть, в каком состоянии находится родина ее возлюбленного, и еще сильнее хочет она узнать, что же здесь случилось. Возможно, однажды Хакон расскажет ей правду, но лишь тогда, когда будет готов к этому. Ей и самой пришлось пройти через многое, и теперь Белолунной есть о чем ему рассказать. Моряки, заметив их, стоящих у борта, заставляют обоих вернуться на прежнее место. Зло изворачиваясь, Радомир силится сбросить с себя их руки, изрыгая проклятья столь ядовитые, что даже стыдно их слышать становится. Не скрывая своего изумления, смотрит северянка на побратима, только тот продолжает ворчать что-то невразумительное, опустив низко голову и снова кутаясь в плащ. Легко понять ей гнев, что обжигает Радомиру нутро. Спокойствием ведун не отличается, да и миролюбивым нравом не обладает. Отец и другие воины говорили ей, что ведуны спокойны и мудры, что умения их восхищают и пугают. Что же, о Радомире может сказать она лишь то, что Дар его велик, и без проблем вселять он может страх в людские сердца. А вот сдержанностью и спокойствием дикий нравом ведун похвастаться не может. Кто знает, возможно, боги намеренно свели вместе пути их, таких разных, но все же похожих? Ренэйст хочет верить, что у всего, что происходит с ними, есть свое значение. Что испытания эти не просто так выпали на их долю, и что смогут они что-то изменить. В сказаниях скальдов великие герои совершали подвиги свои во имя великой цели. Ждет ли подобная цель в конце этого пути? – До островов еще очень далеко, – шепотом обращается она к Радомиру, не сводя внимательного взгляда с моряков, – поэтому мы должны действовать. Быть может, подойдут они ближе к берегу, и тогда… – Тогда что? – зло отвечает Радомир. – Вода так холодна, что мы умрем, как только окажемся в ней. Своими силами до берега нам не добраться. Мы едва не сгорели в Алтын-Куле, умирали от голода в пустыне и после всего этого должны утонуть в северных водах? Нет, Ренэйст, такой исход мне совершенно не подходит. Должен быть другой выход. Должен, да только какой? Все сводится к тому, что необходимо им попасть на берег, и если кнорр не приблизится к нему, то не смогут они сбежать. О том, что будет с ними, коль привезут их на Три Сестры, Ренэйст и думать не желает.