Эпилог Тело Витарра предают огню со всеми почестями, что оказывают погибшему сыну рода Волка. Погребальный костер его пышен, усыпан дарами и вещами, которым суждено отправиться с ним в последнее путешествие. Лишь коня забивают другого; Змея Ренэйст оставляет себе как память о брате, не позволив ни волоску упасть с конской гривы. Кости и остатки плоти животного закапывают в лесу, как можно глубже погрузив те в снег, а лучшие куски разбрасывают подле деревьев. Так род Волка отдает почести своим корням. Руна плачет беззвучно. Она подходит к кострищу, кладет ладонь свою на холодную руку Витарра, глядя на спокойное его лицо, и, наклонившись, оставляет короткий поцелуй у него на лбу. Кудрявые темные волосы нежно щекочут ее лицо в последний раз, когда, опираясь на руку сестры, отходит она в сторону, вторую руку держа на своем животе. Ренэйст смотрит на нее, смотрит, не моргая, и в голове ее звучат последние слова брата: «Позаботься о Руне и Эйнаре». Обруч из серебра, украшенный драгоценным камнем в самом центре лба, сковывает голову ее грузом правления. Ренэйст кюна сделает все для того, чтобы Эйнар Витаррсон стал достойным сыном своего рода. Он узнает о том, кем был его отец и какой путь ему пришлось пройти. Эйнар узнает все, и имя Витарра никогда не исчезнет, не сотрется из памяти тех, кто только мог его знать. Стоящая подле нее мать рыдает безутешно. Каково же ей в третий раз хоронить свое дитя? Ренэйст не хочет того знать. Лишь держит она руку на плече Йорунн, сжимает мягко, показывая, что здесь она, рядом, и ни за что ее не оставит. Все проклинает себя Йорунн, винит в том, что произошло с ее сыном. До самой смерти мысли о том, как же все было бы, поступи она иначе еще в тот миг, когда Ганнар от Витарра отрекся, преследовать ее будут, лишая покоя. Это наказание Йорунн выбрала для себя сама. Хакон вкладывает в руку своей кюны зажженный факел. Глядя на пламя, Ренэйст стискивает факел непослушными пальцами, что сгибаться отказываются. Но отныне нет у нее права на слабость, и потому привычным уже жестом вытягивается она подобно тетиве, глядя на тело брата. Проводит над ним вельва последний ритуал, Витарру положенный, и, ударив с силой посохом своим по основанию погребального костра, вскидывает Сага тяжелый взгляд на новоявленную кюну. Ренэйст приняла бразды правления сразу после рокового поединка, не желая больше позволять другим людям решать судьбу своего народа. Первым распоряжением ее и стали достойные похороны для Витарра, что не заслужил подобной участи. Сага кивает ей, отходя от погребального костра. Все приготовления окончены, и теперь осталось лишь сделать то, что тяжелее всего. Ренэйст смотрит на пламя, пляшущее на факеле в ее руке, и делает шаг вперед. Ноги ее с трудом сгибаются весь тот короткий путь, что проходит она, приближаясь к телу брата. Все чувствует Ренэйст горячую кровь его, бегущую по ее рукам, чувствует на лице своем последний его вдох. Видит, как жизнь угасает в карих глазах, и тоска стискивает ледяными руками сердце ее. Это несправедливо. Это не должно было произойти. Исгерд ярл на похоронах Витарра нет; никого из жителей Трех Сестер на них нет, кроме Хейд, стоящей ныне возле Ньяла и Ингве. Доложили кюне уже, что сейчас спешно хочет вернуться ярл на архипелаг и снаряжает корабли свои для путешествия. Не страшно. Найдет Ренэйст время для того, чтобы попрощаться. Витарр спокоен, словно бы просто спит. Встав на основание погребального костра, Ренэйст смотрит внимательно на его лицо, силится запомнить его черты. На похоронах Хэльварда была она так мала, что сама попрощаться подойти не смогла. Лишь смотрела на то, что делает отец. Мать тогда не позволила ей подойти, все держала на руках и плакала, причитая, как молод Хэльвард был. Ренэйст уже и не помнит почти, как брат выглядел на самом деле, столько лет прошло с их последней встречи. В ее снах он был взрослым мужчиной, но так и остался вечным ребенком. Потому так внимательно смотрит она на Витарра, желая запомнить каждую черту его лица до их следующей встречи. Знает она, что будет видеть его в Эйнаре. Быть может, и неосознанно, но выискивать в ребенке черты брата. Перехватив факел покрепче, Белолунная запускает свободную руку к себе за пазуху, снимая с шеи Агисхьяльм – амулет, что принадлежал их старшему брату. Хэльвард надел его на нее в тот роковой миг, когда жизни их изменились навсегда. Незримой защитой был он для нее, и теперь амулет этот должен помочь Витарру найти Хэльварда, куда бы ни ушла его душа. Аккуратно кладет Ренэйст оберег на грудь брата, накрывая сверху ладонью. Все ждет, что вот-вот накроет он руку ее своей рукой, сожмет мягко и откроет глаза, но этого не происходит – и никогда больше не произойдет. – Мой брат, – говорит она громко, оборачиваясь к собравшимся, полумесяцем вставшим вокруг будущего костра, – был человеком чести. Витарр был сломлен и одинок, но это не искоренило в нем тех черт, что присущи истинному воину. Никто из нас не видел того, что творится у него на душе, или не желал этого видеть. Среди нас не было для него справедливости, и ничем не заслужил он подобного конца. И потому я клянусь, что сделаю все для того, чтобы справедливость была единой для всех. Так, как и должно быть. Обернувшись, глядя на брата в последний раз, Ренэйст подносит факел, поджигая погребальный костер. Спи спокойно, Витарр. Бросив факел в снег, отходит она в сторону, чувствуя, как пламя позади нее разгорается все сильнее. Оно трещит, хохочет, лижет языками звездное небо и поглощает тело, даруя Витарру возможность ступить под своды Вальхаллы. Ренэйст хочет верить, что он действительно окажется там. Что они с Хэльвардом встретятся и будут ждать, когда сестра их присоединится к ним в положенный час. Хакон кладет ладонь свою на ее плечо, встав подле возлюбленной. Вскоре Ренэйст назовет его мужем, а жители севера – своим конунгом. Она кладет ладонь на его грудь, прижимаясь ближе, и Медведь скрывает ее в своих объятиях от горя и боли, через которые ей пришлось пройти. Ренэйст закрывает глаза, слыша, как за их спинами плачут в объятиях друг друга Йорунн и Руна, как Сага, стоя подле них, читает слова древних заклятий, значения которых никому не известны. Остается надеяться на то, что она призывает удачу на имя их народа. Костер догорает, и постепенно люди расходятся по своим домам. Подойдя ближе, Ньял говорит тихо о том, что они с Ингве отведут Йорунн и Руну в конунгов дом, и Ренэйст кивает, шепнув в ответ слова благодарности. Хейд уходит с ними – Олаф ярл обещал ей место в Звездном Холме, и на решение его, безусловно, повлиял Ньял. Разве может отказать он меньшему сыну в спасении чужой жизни? Быть может, именно в Звездном Холме сможет она найти свое место, и тогда жизнь для Хейд заиграет новыми красками. Для них всех настает новое начало. Возможность взять поводья в свои руки и распоряжаться собственной судьбой так, как заблагорассудится. Покинув объятия возлюбленного, Ренэйст подходит к пепелищу, к костям, что остались вместо ее брата, и снимает с пояса мешок, перетянутый алой шерстяной нитью. В него собирает она прах Витарра, чтобы после развеять его над соленой водой. Все началось с воды, в воде же и закончится. Вновь оказавшись подле нее, Хакон накрывает плечи невесты ладонями сильными, оглаживая их мягко и бережно. – Ты в порядке? – спрашивает он едва слышно, пусть подле них никого больше нет. Никто не услышит, но Хакон все же осторожничает. Нет. Нет, не в порядке, но сказать о том она больше не может. Лишь в стенах их дома сможет правительница дать слабину, показать истинные свои чувства. Но знает, что этому мужчине может доверить она всю ту тьму, что клокочет в ней. Потому, кивнув, показывая, что все хорошо, опускается Белая Волчица на колени и вытирает руку, испачканную прахом, о снег. Тяжко дышать становится, тяжко думать. Это ведь ее брат, то, что некогда было Витарром. Не смогла она стать брату близкой сестрой из-за обстоятельств, в которых оказались они по чужой вине. И ей стоит встретиться с причиной их бед до того, как покинет Исгерд ярл материк. – Проследи за тем, чтобы останки Витарра получили должное обращение. Мне нужно проводить наших гостей. Хакон кивает, показывая, что сделает все, что только она попросит. Нежная улыбка против воли касается бледных губ, Ренэйст смотрит на него устало, положив чистую ладонь на его лицо. Оглаживает щеку, покрытую темной бородой, и, подавшись ближе, касается губами его губ, вознаграждая своего будущего конунга трепетной лаской. Трепетное это касание не длится долго, и, отстранившись, Ренэйст смотрит долгие секунды в голубые его глаза, следом за тем отходя в сторону. Затянув потуже алую нить, вешает кюна мешочек с прахом на свой пояс и направляется к Великому Чертогу. Исгерд ярл находит она именно там. Ярл вздрагивает, стоит тяжелым двустворчатым дверям распахнуться, и оборачивается, глядя на нее коварным зеленым взглядом. Йорунндоттир расправляет плечи, гордо подняв голову, увенчанную царственным обручем, и шагом медленным, шагом волчьим движется к ней. Исгерд пятится назад, качает бедрами при каждом шаге и все змею напоминает, извивающуюся плавно. Только что волку до змеи? – Неужто похороны закончились уже? – спрашивает Исгерд обманчиво спокойно. – Тебе бы то было ведомо, если бы ты была на этих похоронах, – отвечает Ренэйст ей в тон. Помнит она разговор с Витарром, произошедший накануне сражения их в стенах Великого Чертога, и другими глазами смотрит на Исгерд. Нет в Ренэйст страха и трепета, что испытывала она по отношению к ней раньше. Нет уважения; лишь жгучая ненависть, обжигающая ледяным дыханием. Безусловно, не все беды в их жизнях – ее рук дело. Только вот если бы не яд, пущенный ею в вены слабовольного ее отца, быть может, их с Витарром жизни сложились бы совершенно иначе. Каждый сам принимает решения. Каждый за свои поступки ответственность понести должен. И Ренэйст сделает все, чтобы Исгерд за свои заплатила. – Не люблю похороны, – Исгерд следит внимательно за тем, как Ренэйст проходит мимо нее, величественная и царственная, направляясь к трону, – потому и не посетила их. Да и корабли нужно снарядить в обратный путь. Прошу простить меня. – О, я понимаю. После того как твой кнорр затонул подле Звездного Холма по пути из Дениз Кенара, возвращение должно даться тяжело. Многое придется оставить в Чертоге Зимы, – Белолунная садится на трон, принадлежащий некогда отцу и деду ее, взмахнув своим меховым плащом и укладывая руки на резные подлокотники. – Так печально. Поняв смысл ее слов, Исгерд бледнеет. Никто не знал о затонувшем корабле, никто не знал, откуда держал он свой путь. Сама ярл до сих пор не ведала, где же ее кнорр; списывала на то, что задержались они в пути. Только вот как сумела Ренэйст пересечь океан? Откуда знает о том, что случилось с ее кораблем? Как узнала, откуда держал он свой путь? Исгерд щурится, смотрит на Ренэйст настороженно. Не юная, доверчивая девчонка сидит перед ней на отцовском троне, нет. Взрослая, умудренная опытом женщина восседает на троне, что принадлежит ей по праву, и смотрит холодными волчьими глазами. Приподняв подбородок, Ренэйст смотрит внимательно на нее, следит за каждым движением, и ничего не сможет укрыться от ее взгляда. Неожиданно на губах ее, тонких и бледных, вдруг расцветает снисходительная улыбка. От улыбки этой по телу Исгерд проходит холодок, все внутри нее клокочет, но ярл не из тех, кто явно покажет свои эмоции. Новоявленная кюна и без того смотрит куда глубже, чем должна была бы. Потому, расправив плечи, Исгерд устремляет взгляд на Ренэйст, пытаясь найти в ее броне хоть одно слабое место. Но страдания, через которые пришлось кюне пройти, закалили ее. Даже о крошечной трещине и мысли быть не может. Непоколебимая, словно скала, Ренэйст возвышается над Исгерд, и одному только Одину, будь он жив, известно было бы, что творится в ее голове. Только Ренэйст – и Одину. – Мудрый правитель должен принимать верные решения исходя из обстоятельств, в которых может оказаться, – отвечает ярл, складывая руки за своей спиной, – потому не тревожьтесь, кюна, мне по силам принять взвешенное решение. Вам, как новоявленной правительнице, еще предстоит тому научиться. Ренэйст щурится, взгляд ее становится холодным. Медленно поднимается она на ноги, заводит руку за спину, совсем так, как сделала до этого сама Исгерд, и плавным, звериным шагом спускается вниз с постамента, на котором расположен трон, постепенно приближаясь к женщине, стоящей перед ней. Ни одна из них не хочет уступать другой, вот только власть сейчас находится в руках Волчицы. Некогда солнцерожденная рабыня, повернувшая судьбу в нужное ей русло, упустила столь удачно сложившиеся обстоятельства. Если бы Ренэйст не вернулась, кто знает, может, Исгерд удалось бы заполучить Чертог Зимы, а следом за ним – весь материк. Не сразу, но постепенно. Она желала полной власти, намерена была стать той, в чьих руках соберется весь север. Умело распорядившись чужими судьбами, включая жизнь собственной дочери, Исгерд установила бы везде свои порядки. Только вот Волчица, сумевшая выжить, бороться будет до конца. Известно ей слишком много, и Исгерд достаточно умна, чтобы понять – ее в покое не оставят. Ренэйст сделает все для того, чтобы отомстить. – На этот счет не тревожься, – Ренэйст останавливается на расстоянии вытянутой руки; если бы Исгерд смогла достать нож, то сумела бы вскрыть ей глотку. – Мое путешествие многому научило меня, и люди, которых я встретила, оставили на мне свой след. Что я и умею, так это решения принимать. – И все же ты слишком юна, а твой будущий муж не сведущ в вопросах правления. Ганнар Покоритель мертв, Йорунн никогда к правлению близка не была. Вам обоим нужен наставник, который сумеет подсказать и направить. – Неужто себя предложить хочешь, Исгерд ярл? – Ренэйст фыркает насмешливо, издевки и не скрывает. – Советчиков у нас будет более чем достаточно, и потому не нужно за нас волноваться. Лучше отправляйся на Три Сестры. Они замолкают, и Исгерд дышит тяжело, едва сдерживая гнев. Да как смеет эта девчонка дерзить ей? Щенок, возомнивший себя взрослым волком! Убедить себя силится ярл в том, что нет в Ренэйст угрозы. Как только выйдет она замуж, как только попадет в мужскую власть, так сразу позабудет обо всем, что ныне в ее голове. Только вот один раз она уже недооценила упрямую девчонку. Быть может, с самого начала следовало относиться к ней куда более серьезно. – Подумалось мне вдруг, – в голосе Ренэйст нет искренности, лишь угроза скрытая, и Исгерд смотрит на нее, ожидая, что же она скажет, – что будущий супруг мой никогда не видел острова. Помнится, любила я проводить время на Трех Сестрах. Уверена, Хакон с удовольствием согласится полюбоваться красотами архипелага. Сделав шаг, коснувшись плечом плеча Исгерд, Белолунная стискивает его своими пальцами, словно бы силясь сломать ярлу ключицу. Поморщившись, Исгерд сдерживается и лишь расправляет плечи, с холодным спокойствием принимая угрозу. Нет, не угрозу. Объявление войны. Губы Ренэйст едва ли не касаются ее уха, когда выдыхает она роковые слова: – Подготовь для себя питье, которым опоила моего отца, и жди нас. Кюна толкает ее рукой, вынуждая отойти от себя, и, окинув Исгерд холодным взглядом, направляется к выходу из Великого Чертога. Ярл ничего ей не отвечает. Она смотрит Ренэйст в спину и думает о том, что вскоре узнает, на что способна рассерженная волчица. На пристани все почти готово к отплытию.