– Я заплачу, сколько бы это ни стоило. Мелиссе советуют выбрать приют подальше от места пребывания насильника, по возможности – за пределами Лондона. Куда бы они хотели отправиться? Мелисса быстро скользит взглядом по карте, висящей над столом Пола, и перебирает названия городов: Оксфорд, Брайтон, Гилфорд, Чичестер. Красные кружочки расплываются и пляшут перед глазами: Ридинг, Суиндон, Бат, Солсбери… Последний кружок замирает. – Можно в Солсбери? Я буду работать неподалеку и смогу ее навещать. Да, конечно, подожду. Мелисса ставит телефон на беззвучный режим и крадется в спальню. Пол лежит на спине с открытым ртом и широко раскинутыми руками. Ключи он вчера обронил на пол. Мелисса поднимает их и на цыпочках выскальзывает в коридор – телефон завибрировал, надо ответить. Ей сообщают, что в Солсбери готовы принять Лину, если та об этом попросит. Одна из постоялиц говорит на месопотамском диалекте, но знакома и с некоторыми другими. Есть надежда, что они смогут друг друга понять. Мелисса записывает номер приюта в телефон. – Лина позвонит по дороге, нам надо немедленно выезжать. Спасибо. Огромное спасибо. Часы на столе Пола показывают семь утра. Если не будет пробок, в Солсбери они приедут к девяти. Когда Мелисса вернется, Пол уже уйдет на работу. Она соберет вещи и встретится с Иззи у Евы. У них начнется новая жизнь. Большой белый шкаф для бумаг в кабинете Пола заперт на замок. Мелисса один за другим открывает ящики письменного стола и быстро перетряхивает документы, счета и конверты. В нижнем ящике под пустыми бутылками из-под виски она обнаруживает красный шерстяной мешочек, который Иззи связала Полу для самых важных вещей. Внутри, как и предполагалось, оказались ключи от шкафа: Пол всегда выполняет желания дочери. Паспорт Лины припрятан на третьей полке сверху. Темно-синий, с золотым фениксом на обложке. Лина Лахуд. С фотографии смотрит юное, полное надежд лицо. Ей пятнадцать лет. Всего пятнадцать. Мелисса, борясь с подкатившей тошнотой, обшаривает остальные полки и не находит ни визы, ни разрешения на работу. Заперев шкаф, она кладет ключ обратно в мешочек, а мешочек в ящик стола. Возвращает случайно сдвинутые предметы на место и выключает свет. Зажав паспорт в руке, она на цыпочках поднимается на третий этаж. Дверь в комнату Лины закрыта. Мелисса тихонько стучит. Ответа нет. Лина, наверное, тоже роется в вещах, решая, что взять, а что оставить. – Я нашла тебе убежище, – шепчет Мелисса. Она надеется услышать звук закрываемого ящика и направляющихся к двери шагов, но в комнате тихо. Она снова стучит и шепчет громче: – Надо немедленно уезжать. Молчание в ответ. – Можно войти? Мелисса толкает дверь. Кровать аккуратно застелена, плед из кухни лежит на покрывале. Лина исчезла. Ева Ева отрывает голову от кухонного стола, стук становится все громче и громче. Наверное, она заснула на несколько минут, хотя не хотела и даже не думала, что это возможно. Эрик бросается к двери, спотыкаясь на ходу. Он тоже почти перестал спать. Ева слышит его шаги в холле. Затем отодвигается засов, открывается дверь и что-то говорят голоса – негромкие, серьезные, женские. Эрик возвращается на кухню, оглядываясь по сторонам, словно растерялся в незнакомом доме. – Игорь отказывается открыть дверь полиции, его хотят допросить повторно. Мне предложили его успокоить. – Игоря? От потрясения Еву мутит, ее будто ударили по лицу. Секунду спустя она удивляется самой себе. Все сходится до жути. Этот человек наблюдал не за ней, на самом деле он следил за Соррель. Смотрел на малышку из-за деревьев в саду, подглядывал из темноты в освещенные окна, выжидая момент, когда вся семья отвлечется. А чем отвлечь семью, как не гибелью младшего ребенка? Ева следует за Эриком в холл. У двери ждут четверо полицейских: двое мужчин и две женщины. – Зачем вам Игорь? – спрашивает Ева у индианки. – Что он натворил? – Боюсь, мы пока не вправе разглашать эту информацию. – Кажется, сотрудница полиции искреннее сожалеет. Ева чувствует, как ее лицо каменеет. Непослушными руками она натягивает пальто, пока Эрик заталкивает ноги в ботинки. Она собственными глазами видела, как Игорь посадил Соррель к себе на плечи после того, как та упала, ее маленькие ножки болтались по обе стороны его бычьей шеи. Уже тогда она почувствовала беспокойство. Если Игорь хоть пальцем тронул ее дочь, она его убьет. Ева наконец надевает пальто и бежит вслед за остальными, скользя шлепанцами по прихваченной морозом земле. Темное небо кажется подцвеченным красной краской. Если Игорь виновен, она раздобудет пистолет и застрелит мерзавца. Пуля проделает аккуратную дырочку в его широкой груди. Она выстрелит дважды. Нет, много раз, а потом уйдет прочь, не оглянувшись. Ева бежит за группой людей впереди, с трудом ориентируясь в пространстве. Коттедж Игоря стоит за сараями, огражденный от дома рядом сосен с густыми бурыми нижними ветвями. Ева многие месяцы, даже годы проходила мимо, не глядя в его сторону. Полицейский открывает калитку. За деревьями тихо, словно под землей. Лужайка тщательно подстрижена, дорожка вычищена, даже почва на клумбах лежит комочками одинакового размера, похожими на посыпку на торте. Безупречный, но пугающий порядок. Как на тюремном дворе, за которым следит какой-то одержимый чистотой надзиратель. А чем одержим Игорь? Эрик стучит в дверь. – Игорь, это я, Эрик. Не пугайся. Дверь приоткрывается на несколько дюймов, в проеме появляется хмурое лицо Игоря. Ева тратит немало сил, чтобы не оттолкнуть его в сторону и не вбежать в дом, выкрикивая имя дочери. – Все в порядке, – быстро говорит Эрик. – Это, наверное, ошибка. – Игорь Ковальски, – прерывает его самый высокий полицейский, – прошу вас проследовать в полицейский участок. У нас возникло несколько вопросов по поводу исчезновения Соррель Кершоу. Игорь, по-прежнему хмурясь, распахивает дверь. В пижаме он выглядит толще, под рубашкой виднеется брюшко. Рыжая щетина оттеняет мертвенную бледность лица. – Уверен, скоро все разъяснится. – Эрик обходит полицейского и кладет руку Игорю на плечо. – Я поеду в участок с тобой. Игорь смотрит на стоящих перед ним людей, его бульдожье лицо вытягивается. Он выглядит встревоженным и виноватым. Эрик снимает куртку и заботливо укрывает его широкие плечи. Ева вздрагивает при мысли о том, что могли натворить эти мощные мышцы. Эрик верит, что Игорь не сделал ничего плохого. «Человек невиновен до тех пор, пока не доказана его вина», – сказал бы он Еве своим размеренным тоном, но ее ощущения остались бы прежними. Игорь выглядит виноватым, потому что так оно, вероятно, и есть. – Я тоже поеду. – Ева делает шаг вперед и берет Эрика за руку. – Хочу быть там, чтобы узнать сразу. Как только он все расскажет… – Тебе нужно остаться здесь. Ради Поппи. У нее все должно быть как всегда, – тихо отвечает Эрик. – Я позвоню, когда появятся новости. Он прав, и Ева это знает. Поппи нуждается в том, чтобы ее мать находилась рядом. Дома, а не там, где ей так нестерпимо хочется – у стен полицейского участка, где она станет ломиться в двери и молить, чтобы ей хоть что-то сказали. Ева смотрит, как Эрик торопливо шагает вслед за Игорем, которого уводят полицейские. Она могла бы догадаться. Говорят, что преступником часто оказывается кто-то из близкого окружения. Тот, кто был рядом с самого начала – в доме или неподалеку. Ева порывается войти в коттедж, но женщина-полицейский преграждает ей путь, закрывает дверь и прислоняется спиной. – Сожалею, но вам туда нельзя. – Что он сделал с моей дочерью? – Официальное заявление появится позже. Извините, но больше я пока сообщить не могу. Ее лицо выражает сочувствие, однако она остается на месте. Задыхаясь, Ева отступает назад. Надо срочно что-то придумать. Грейс поможет, она знает, что делать. Ева спешит по дорожке мимо стоящей у ворот невысокой сотрудницы полиции обратно на кухню. На столе лежит ее раскрытая сумочка, содержимое высыпалось наружу: кошелек, расческа, ключи от машин. С фотографии в бумажнике улыбаются три счастливых детских лица. Ева всматривается в лежащие на столе предметы, словно их, эти реликты канувшей в прошлое жизни, выкопали из-под развалин. В тишине она вспоминает слова Игоря: «…так вот почему я не нашел его под капотом». В тот далекий теплый весенний день, когда он столь неудачно пошутил, жизнь играла буйством красок, а она, Ева, еще была счастлива. Схватив ключи, она бежит к машинам и по очереди поднимает капоты, но обнаруживает только двигатели, брызговики, покрытые жирной грязью провода и темные трубки, извивающиеся, словно кишки. Ева захлопывает капоты. По пути к дому она наклоняется над цветочной клумбой, и ее мучительно рвет. Это мог быть не Игорь. Не исключено и нечто похуже. Соррель забыла, что мама в постели, и вышла ее искать. Девочка брела по дороге, ее развевающаяся юбка мелькала в сумерках, как флаг. Кто знает, какое чудовище могло притормозить у обочины, в каком грузовике она сейчас, в каком подвале, в какой лодке? Взрослый может продержаться без пищи тридцать дней – Ева, вся дрожа, находит это в Интернете, – а без воды и того меньше. О детях никакой информации нет. Ее терзает страх – гигантская птица с изогнутыми крыльями и острыми когтями. Она заставляет себя встать под душ, а потом натягивает одежду, словно на кого-то другого – на старуху с негнущимися руками и ногами. Когда раздается телефонный звонок, ее сердце сжимается. Она прислоняется лбом к оконному стеклу и отвечает, задыхаясь, будто только что вбежала в дом. – Странные новости, неожиданные, – начинает Эрик и умолкает. – Что значит – неожиданные? – пугается Ева. – Что он натворил? – У Игоря под кроватью нашли несколько вещей Соррель. Говорят, он сложил их аккуратной стопкой. Ева держится за подоконник, ноги слабеют. – Что именно? – У нее пересохло во рту, в голове роятся вопросы, ужаснее которых не придумать. Красная куртка? Ее юбка? Трусики? Грязные и рваные? В крови? – Ничего из того, что было на ней, когда она пропала, – быстро отвечает Эрик. – Его еще допрашивают. Перезвоню, когда узнаю больше. Внизу открывается и закрывается входная дверь. Ева видит из окна, как наружу выходят дети: Блейк, Поппи, оглянувшаяся посмотреть на нее, Иззи и Чарли. Их сопровождает Мартин. Грейс наблюдает с порога, как все усаживаются в машину. Поппи, должно быть, согласилась поехать в школу, поддавшись на уговоры Иззи, которая посчитала, что ей нужно отвлечься. Будто это возможно, когда ты переполнена горем и буквально кричишь от страха. Выдержит ли Поппи сегодняшний день? Ева решает позвонить учительнице и сказать, что тотчас заберет дочь, если та захочет вернуться домой. Она видит, как Мартин кивает Грейс, прежде чем сесть в машину. Сверху он выглядит по-другому – округлые плечи, выпирающий живот. Ева поворачивает голову, ее взгляд скользит в сторону сада и дальше – туда, где за сараями плотно растут сосны. Она никогда не рассматривала их как следует, а теперь видит, что они темнеют грязным пятном, которое портит пейзаж, как ошибка в тетради, которую тщетно пытались стереть. Грейс Грейс ждет на пороге, пока дети усаживаются в машину. Блейк возвращается в дом и сразу выбегает со своим с рюкзаком. В окне наверху мелькает бледное, как у призрака, лицо Евы. Знает ли она, что Грейс все известно? Как только машина исчезает из виду, она спешит внутрь и взбегает по лестнице. – Игорь в полиции, – говорит ей Ева с застывшим от страха лицом. – У него под кроватью были вещи Соррель. Теперь там охрана. – Черт. – Грейс садится на кровать рядом с Евой. Она мельком видела Игоря, когда приехала вчера вечером, могла бы окликнуть его и спросить, чем он занят. Может, все обернулось бы иначе? Она помешала бы его планам. В наступившей тишине слышится хруст гравия. Ева вскакивает и выглядывает в окно. – Одна из полицейских уходит, – шепчет она. Грейс присоединяется к ней. Шотландка спешит по подъездной дорожке, она хмурится и что-то говорит в мобильник. – Хочу обыскать его дом, – шепчет Ева. – Полиция могла упустить что-то важное. – Я с тобой. Снаружи их обдает холодом. Пригнувшись, они стараются одолеть порывы сырого ветра. Надеть пальто они не додумались и сразу же промокают под мелким дождем. Под ногами скользкий каменный пол веранды. Несколько месяцев назад здесь собиралась компания, на столе красовались лютики и таволга, вокруг костра плясали дети. Ева и Мартин флиртовали уже тогда. – Я спала с Мартином. – Щеки Евы вспыхивают, ее настигли те же воспоминания, от отчаяния и спешки ее тайна вырвалась наружу. Она просит прощения? – Знаю. – К горлу Грейс подступает злость, жгучая и лютая. – Со вчерашнего дня.