Обычно Пол не прощается. Мелисса укладывает в большой чемодан джинсы и кофточки. На полупустом туалетном столике только нескольких фотографий. Безумно красивый Пол широко улыбается в день их свадьбы. Мелисса рядом с ним – такая юная, с неуверенной улыбкой на губах. Она оставляет этот снимок и забирает два других. На одном – Иззи с Полом на снежном склоне, на другом – они же в море. Мелисса засовывает рамки с фото между своих вещей. Иззи захочет оставить их себе. И видеться с Полом, когда они оформят развод. – Развод, – с колотящимся сердцем тихо шепчет Мелисса. Она укладывает одежду Иззи в чемодан поменьше, торопясь поскорее уйти. Пол может вернуться за чем-то и застукать ее. Из всей косметики она забирает только баночку с кремом для лица, оставив все тюбики с тональными кремами в выдвижном ящике. Кошка сопротивляется, но Мелисса заталкивает ее в переноску и замирает, оглядываясь по сторонам. Все-таки трудно покидать насиженное место. Она не была здесь счастлива, но этот дом давал кров ей и Иззи. Лине тоже. Мелисса быстро строчит вторую записку: Заказчик пригласил меня в Бретань. Иззи и Лину беру с собой на рождественский шоппинг. Позаимствовала твою машину. М. Пол придет в ярость, но она будет уже далеко и не пострадает. Ложь поможет ей выиграть время. Мелисса располагает переноску на пассажирском сиденье, сумку бросает назад, пристраивает рядом папку с бумагами и уезжает. На глаза наворачиваются слезы, и она не сдерживает их. Это слезы усталости, облегчения и печали. Следует остановиться – она почти не видит дорогу, машину заносит на поворотах. Чтобы переноска не упала, приходится придерживать ее рукой. Когда машина кренится, Мелисса слышит, как в багажнике перекатывается что-то тяжелое. Утром на шоссе она этого не заметила, потому что не совершала резких поворотов на скорости. А вдруг Пол соврал насчет клюшек для гольфа? Он много врет, в багажнике может грохотать что-то еще. То, что он хотел вытащить и спрятать. Остаток пути Мелисса преодолевает очень медленно. Ехать недалеко, но машину нужно вести осторожно. Когда она поворачивает, ее сердце бьется о ребра, а во рту пересыхает от другого, более сильного страха. Грейс Блейк, ссутулился на пассажирском сиденье, опустив глаза и насупив брови. Грейс близко и чувствует запах его страха, запах уже мужского пота. Присмотревшись, она замечает, как выросли руки сына, как четко обозначились на них мускулы. Она пропустила этот момент его взросления. Скоро Блейк станет подростком, уже начинают бурлить гормоны, подталкивающие его к безрассудствам. – Твой учитель поверил в историю о секаторе, а вот я не до конца. Грейс помешал тот взгляд в кабинете мистера Ричардса. Блейк смотрел, словно проверяя, одурачил ее или нет. Его кулаки сжимаются крепче, он не шевелится и не поворачивает головы. Мальчик так неподвижен, что даже не понять, дышит ли он, но Грейс знает – в любую секунду ее сын может выскочить из машины и исчезнуть в окружающей темноте. – Все в порядке, Блейки. Я не сержусь, просто беспокоюсь. На самом деле Грейс в ужасе. Блейк что-то скрывает, хотя его объяснение случившемуся кажется убедительным. Грейс придвигается ближе к сыну, стараясь говорить рассудительным тоном. – Эрик подтвердил твои слова. Наверное, все так и было. Учитель поверил, но я же твоя мама. Есть что-то еще, ведь так? Блейк опускает веки, Грейс на мгновение умолкает, а потом невольно повышает голос. – Ты в опасности, Блейк. Папа говорил с тобой об этом несколько месяцев назад. Если ты и вправду носишь с собой оружие, существует огромная вероятность, что когда-нибудь его используют против тебя самого. Блейк отворачивается к окну и выжидает. Грейс подается вперед и кладет ладонь на его сжатые кулаки. – Я твоя мать. И я на твоей стороне. Она чувствует, как горит его кожа, представляет, как взмокли ладони. Блейк резко отдергивает руки. Должно быть, он охотнее расскажет правду Мартину, но тот наверняка обратит все в шутку. Грейс придвигается еще ближе. – Если исчезает ребенок, под подозрение в первую очередь попадают самые близкие люди – родственники и друзья. Когда в школе узнают о нашей дружбе с семьей Евы, начальник службы безопасности, о котором говорил мистер Ричардс, сразу смекнет, что к чему, и выдвинет подходящую версию, пусть даже неправильную. Ты знаешь, что полиция вытворяет с людьми вроде нас. Тебя могут выставить опасным типом. Блейк смотрит мимо, ему наскучили наставления. Или он делает вид, что наскучили. Грейс приступает к самому главному. Ей приходится это сказать. – В полиции могут решить, что ты как-то связан с пропажей Соррель. Она потеряла сына. Грейс понимает это, когда Блейк поворачивается и распахивает дверцу. Он выскакивает из машины и пускается наутек. Сначала кажется, что он помчится дальше по улице, но в последний момент он сворачивает на подъездную дорожку Евы и скрывается из виду. Через минуту к воротам медленно подъезжает «Мерседес» Пола, за рулем сидит Мелисса. К вечеру похолодало, но по спине Грейс стекает пот. Вышло глупо. Мартин справился бы гораздо лучше. Школьный рюкзак Блейка лежит там, куда тот его бросил – на полу под ногами. Грейс поднимает рюкзак, немного колеблется, а потом вытряхивает содержимое на сиденье. Сначала вываливаются книжки, исписанные тетради, учебник географии, ручки, затем несколько пакетов из-под чипсов, а за ними – целый водопад фантиков от конфет. Пустой рюкзак кажется тяжелее, чем обычно. Грейс снова его трясет, однако больше ничего не выпадает. И тут она вспоминает, в каком восторге был Блейк, распаковывая четыре года назад эту полную копию туристического рюкзака Мартина, снабженную множеством отделений и потайных кармашков. Когда Мартин показал Блейку молнию под прямоугольным куском плотного пластика на самом дне, Грейс подумала, что сын станет прятать туда сладости. Теперь она просовывает пальцы в открывшуюся полость и, как и предполагала, нащупывает что-то гладкое, кое-как завернутое в туалетную бумагу, чтобы не скользило. Мистер Ричардс нашел бы это, если бы знал, где искать. Как оказалось, секатор служил для отвлечения внимания, намеренно или нет, а настоящая опасность таилась здесь. Грейс дрожащими пальцами разворачивает бумагу. В ее руках нож – настоящее произведение искусства с гладкой темно-синей рукояткой и длинным сверкающим лезвием. Она поворачивает его к свету. На кромке лезвия виднеется красная линия из мелких точек, более широкая у самого кончика, где она превращается в неровную красноватую полоску, истончающуюся до бледно-оранжевого цвета. Хорошенько присмотревшись, Грейс убеждается, что к лезвию прилипли высохшие частицы какой-то субстанции, беловатой и полупрозрачной, как кожа. Она кладет нож на кучку фантиков. В голове ритмично пульсируют три вопроса: чья это кровь, чья это кожа, кого порезал ее сын? Ева – Соррель! С земли, хлопая черными крыльями, взлетает ворона. Небо царапают голые ветви, день быстро катится к концу. Полицейские с собаками снова прочесали лес, Ева тоже продолжает поиски. На земле под опавшей листвой могут скрываться какие-то следы, что-то мелкое могло зацепиться за сук и остаться незамеченным. – Соррель, отзовись, родная. Ее нога неожиданно упирается во что-то мягкое. Ева осторожно разгребает листья, с выскакивающим из груди сердцем наклоняется к земле и видит округлое тельце, буро-серую шерсть и мягкие уши. Мертвый кролик. Ева переворачивает его ногой, наружу вываливаются внутренности, розовато-лиловые и серые на фоне янтарных листьев. Почувствовав тошноту, она выпрямляется, идет дальше и останавливается у облетевшего конского каштана, растущего на дальнем краю леса, у самой изгороди. Тем майским днем они с Мартином нашли детей сидящими в густой тени такого же дерева. Возможно, этого самого. «Детки в лесочке», – сказал он тогда. Ей следовало воспринять его слова как предостережение. – Где ты, моя дорогая? Скажи, что ты жива. Ева запрокидывает голову и смотрит на парящих в небе птиц, но вскоре ощущает головокружение и, чтобы не упасть, хватается рукой за проволочную изгородь. Внезапно у нее возникает уверенность в том, что Соррель жива, что она ждет, что она рядом. Будто девочка оставила в небе некий след, коснулась деревьев или прислонилась к ограде. Ева закрывает глаза и погружается в молитву. Проходят минуты. Тишину нарушает звук клаксона. Ева видит за деревьями подъезжающий к дому «Мерседес» – машину, на которой Пол забирает Иззи из школы. Сегодня очередь Грейс. Видимо, он недоволен. Нужно оградить Поппи от его раздражения. Ева торопится через лес и луг к дому, но из машины выходит Мелисса, а не ее муж. Выходит одна. У нее что-то с лицом – форма другая, цвет тоже. Мелисса одновременно и кричит, и плачет, хотя ее слов не разобрать. Из сарая выбегает Эрик, Игорь следует за ним. Когда Ева подходит, Мелисса стоит у багажника. – …перекатывается из стороны в сторону. Ни один не подходит. – Она по очереди вставляет ключи в замок. – Кажется, я видела, как Пол возился с телефоном. Наверное, поставил особое приложение, он помешан на безопасности… Эрик поворачивается к Игорю. – Ломик, монтировку, что угодно. Для своих габаритов Игорь двигается на удивление быстро. Он мчится к сараю и возвращается с ломиком, который Эрик использует как рычаг. Раздается скрежет, багажник открывается. Внутри лежит сумка, длинная и раздутая черная сумка на молнии, вроде тех, в которых обычно носят клюшки для гольфа. Ева прижимает руку к груди. Эрик наклоняется, медленно расстегивает молнию, придерживая сумку, чтобы та не дергалась от его движений, и осторожно открывает ее. Внутри лежат клюшки для гольфа, дорогие, тяжелые, обернутые плотной тканью. Разной формы и разных размеров. Отец Евы играл в гольф, но она никогда не понимала, для чего нужны разные клюшки. Она помнит, что спрашивала отца, но тот так и не ответил. – Прости. – Мелисса по-прежнему плачет. – Я подумала, пока ехала сюда, подумала… Она не может закончить фразу, но в этом нет необходимости. По ее лицу текут слезы. Ева знает, что подумала Мелисса, она сама думала о том же. Эрик обнимает Мелиссу за плечи. – Все хорошо, Мелли, все хорошо. Из-за отека на лице Мелисса еле шевелит губами. С острым чувством горечи Ева догадывается, что это работа Пола. Жалость оседает поверх ее собственного горя и страха, образуя еще один скользящий слой. Она переводит взгляд на пустой багажник и замечает, что тот не совсем пуст – в углу виднеется что-то округлое и блестящее. Она протягивает руку и вынимает этот предмет. Она сжимает его так крепко, что он хрустит. Острые осколки, осыпаясь, впиваются в ее ладонь. Это диадема. Детская диадема. Часть пятая. Облики, обличья и личины Дети постоянно наряжались. Прикидываясь кем-то другим, они набирались опыта для будущей взрослой жизни. Именно поэтому в детстве играют в игры. Поппи носила расшитый блестками жакет из ящика с карнавальными костюмами. Он хорошо сочетался с ее волосами. Блейк воображал себя воином, Соррель – принцессой. Чарли… Ну, Чарли всегда оставалась собой. А Иззи была красавицей, что само по себе подразумевало поддержание определенного образа. Теперь забавно сознавать, что, умиляясь детскому маскараду, мы, взрослые, были заняты тем же самым. Мелисса повязывала симпатичные шарфики, Ева красилась на барбекю, превращаясь в другую женщину. Я использовала блестки, чтобы скрыть синяки, Мелисса – тональный крем. Пол и Мартин все это время изображали добропорядочных мужей, любящих своих жен, хотя нельзя утверждать, что их маски были одинаковыми, вовсе нет. Детьми двигали совсем другие мотивы. Они не пытались что-то скрывать – как раз наоборот. Поппи отчаянно нуждалась в друзьях. Она хотела, чтобы ее заметили, и это удалось – на нее обратила внимание Иззи. Блейк жаждал приключений и получил гораздо больше, чем рассчитывал. Соррель? Думаю, она стремилась обрести хоть чуточку влияния. Ее почти не принимали всерьез. Я с болью в сердце вспоминаю, как она наряжалась принцессой, а на самом деле шагала прямо в открытый капкан. По крайней мере, она оставила нам подсказку. Глава 13. Ноябрь Мелисса Дом Мелиссы больше ей не принадлежит, она даже на кухне не хозяйка. Все выглядит по-другому без Лины, создававшей здесь уют. Полицейские включают все лампы, и тени вокруг исчезают. – Обычно мы задаем подобные вопросы в участке, но надо спешить. Мы немедленно используем факты, которые вы нам предоставите. Инспектор уголовной полиции Гордон указывает Мелиссе на кухонный табурет. Она садится по другую сторону стола. Ева и Грейс встают справа и слева от нее, словно часовые. Инспектор тоже садится, но и тут остается выше Мелиссы. У него непропорционально длинное туловище и короткие ноги. Двойной подбородок свисает на воротник рубашки, когда он смотрит на Мелиссу сверху вниз. – Не могли бы ваши подруги подождать за дверью? – спрашивает он, хотя эти слова не звучат как вопрос. – Обычно… – Это не обычное чертово дело! – взвивается Грейс. Она подается вперед, опираясь руками на стол. Инспектор Гордон округляет глаза. – Плевать, сколько раз вам приходилось разыскивать пропавших детей. Для нас тут нет ничего обычного.