Ева Ева наблюдает. Наблюдает за Соррель, Поппи и даже за Иззи. Ей нужно всех оберегать. У нее под глазами темные круги, потому что она вскакивает по ночам и проверяет, как там дети. Иногда ложится рядом с Соррель, обнимает ее и смотрит, как в лунном свете густые ресницы дочери отбрасывают тени на ее щеки. Днем снаружи без умолку ревет бензопила. Ева видит из окна, как, в последний раз взмахнув зелеными ветвями, на землю падают спиленные деревья. После школы и по выходным Блейк помогает выкорчевывать корни и вырывать кусты. Эрик очень устает, без Игоря его рабочие дни тянутся дольше. Похоже, он оставил свои мечты о японском саде. Вечера проходят в молчании, он рано ложится спать, иногда сразу после ужина. Поппи читает гораздо больше, чем прежде. Она не расстается со старыми книгами, которые когда-то читала ей Ева: «Домик в лесу», «Далекое волшебное дерево», сказки Роальда Даля и сборники комиксов «Бино». Это непритязательное чтиво она усваивает как легкую еду или питье. Об Эше она почти не говорит, как и Соррель, которой объяснили, что брат улетел на небо и не вернется. Отрывки воспоминаний всплывают в ее сознании, как обломки затонувшего корабля: стеклянные тарелки в Греции, морские купания, подаренная на Рождество кукла. Ева попросила детей ее не торопить, все слушали и кивали. Боль от потери Эша возвращается к ней с новой силой, словно налетевший и нарастающий по мере приближения шторм. Днем она еще терпима, но по ночам терзает Еву до изнеможения. Та едва способна доползти по лестнице до спальни. Если бы не дочери и подруги, она бы уже сдалась. Эрик никогда не упоминает имя сына. Ева знает, что он думает о нем, когда с мрачным лицом стоит у окна и, сжав кулаки, глядит на окруженный оградой загон для осликов. Время обсуждать ее роман давно прошло. Ева сомневается, что он волнует Эрика. Связывающая их ниточка настолько истончилась, что, если и оборвется, никто из них не заметит. Возможно, она уже оборвалась. Грейс Письма Мартина адресованы всем троим. Грейс читает их вслух за ужином. – «…переполненная аудитория. Слушают так, словно от этого зависит их жизнь. По вечерам я хожу в парк, чтобы писать. Маленькие обезьянки на деревьях пытаются стащить мои сэндвичи, они напоминают мне Чарли». – Так нечестно! – взрывается Чарли. – Почему ему можно в отпуск, а нам нет? – Это не отпуск, – напоминает ей Грейс. – Папа преподает и зарабатывает для нас деньги. – Он наблюдает за зверюшками. У него пикники в парке. Грейс смотрит на обиженное лицо Чарли. Сейчас дети могли быть с отцом, глядеть на обезьянок, подставлять лица горячему солнцу и вдыхать запахи Африки. Если бы все было по-другому, если бы Мартин повел себя иначе. – Мы тоже можем устраивать пикники в парке. – Только мы? – спрашивает Блейк. – Если хочешь, – обрадовавшись, отвечает Грейс. – Не-а. В квартире беспорядок. Они убирают ее вместе, Грейс старается ничего не подчищать, когда дети ложатся спать. В супермаркете ей дали должность менеджера на полставки. Обедает она дома, а потом пишет за одним столом с детьми, когда те делают уроки. – Что случилось с Эшем? Грейс сидит рядом с Чарли, которая читает в постели, и поправляет упавшие на ее лоб волосы. Теперь ей разрешается делать это только перед сном. – Он утонул, ты же знаешь. Это жуткий несчастный случай. – Все так говорят, но неизвестно, правда ли это. – Возможно, все было немного иначе. – Грейс выключает ночник у кровати. – Иззи говорит, что это мог сделать ее отец. – Что? – Она просила не болтать. Она вспомнила, что накануне вечером Пол очень разозлился на Эша и уехал пораньше на другой день. А потом Эша нашли. Так что он мог. – Чарли шумно вздыхает. – А кому она все это рассказала? – Мне и Блейку. Поцеловав Чарли на ночь, Грейс выходит на балкон и стоит, любуясь закатом. На небе ни облачка. Уже апрель. Скоро начнется еще одно долгое и жаркое лондонское лето. Мартин написал, как купался в водохранилище Кариба и видел на сафари слонов. Чарли Грейс об этом не рассказала. Пола допрашивали по поводу гибели Эша семь месяцев назад, а потом еще раз. Полицейские полностью уверены, что произошел несчастный случай. Надо будет попросить Чарли не повторять слова Иззи при Поппи, Соррель и Еве, чтобы лишний раз не бередить их раны. Грейс ждет, пока скроется солнце, и в сумерках южного Лондона зажгутся фонари. На парковке внизу никого. Смотрительница дома не солгала, банда подростков испарилась. В пяти тысячах миль отсюда, в Зимбабве, уже ночь. Там темнеет внезапно, без долгих сумерек, которые она успела полюбить в Англии. Грейс покидает балкон, плотно закрывает за собой дверь и садится писать. Мелисса Пол наклоняется над столом в комнате для свиданий и хриплым голосом спрашивает: – Как там Соррель? Мелисса глядит на него, не веря своим ушам. Его адвокат сказала, что он хочет сообщить нечто важное. Он повторял эту просьбу много раз, и Мелисса наконец согласилась на встречу. В последний раз. Возможно, это очередная уловка. Зачем ему расспрашивать о малышке, которую он оставил умирать? Мелисса молча качает головой. – Память еще не вернулась? Мелисса не отвечает. – Ладно. А как Иззи? Мелисса поджимает губы. Он, наверное, спятил, если думает, что после всех издевательств она станет отчитываться перед ним о состоянии дочери. Возможно, так оно и есть, некоторые сходят с ума в тюрьме. Его шею опоясывает глубокая багровая полоса. – Один заключенный стащил из мастерской кусок проволоки, – объясняет Пол, перехватив ее взгляд. – Думал, не выживу. Так вот, насчет Иззи. Я беспокоюсь о ней, очень. Она лечится у психотерапевта? Пары вокруг них сближают лица и прикасаются друг к другу. Два одинаково одетых мальчика с уложенными гелем волосами воюют из-за пачки чипсов, пока их родители перешептываются, держась за руки. Пара рядом молчит. Девушка зевает, ей явно наскучило. Вероятно, она тоже здесь в последний раз. В волосах Пола все больше седины. Мелисса прежде думала, что поседение от стресса – всего лишь эффектный оборот речи. Кожа на руках Пола грубая, ногти обкусаны и изломаны. На предплечьях наплывающие один на другой синяки, старые и посвежее. Совсем как те, что он ставил Мелиссе. – Послушай, Пол. – Она смотрит ему в глаза так, как раньше никогда не смела, даже в самом начале их семейной жизни. – Ты раз и навсегда потерял право расспрашивать о дочери. Пожалуйста, скажи адвокату, чтобы она больше нас не беспокоила. Пол подается вперед, но Мелисса и не думает отступать. Если это игра, она ее не проиграет. Его лицо напрягается и покрывается темно-красными пятнами. – Это ты меня послушай. Иззи солгала. Я ничего не делал, совсем ничего. Я пальцем ее не тронул, клянусь. Я не виноват. Нет и нет. – Сейчас он походит на прежнего Пола, вот только в его голосе скорее отчаяние, чем злоба. Его слова льются сплошным потоком. – Она все выдумала, подстроила. Все, что она наговорила, – сплошное вранье. И в похищении Соррель я не замешан. Иззи больна, наверняка больна. Это единственное объяснение. Ты должна ей помочь. – Он повышает голос. – Обещай, что найдешь кого-то, кто сможет это сделать. Меня, конечно, оправдают, когда полиция копнет глубже, хотя, если честно, я куда больше переживаю за Иззи, чем за себя. – Мне противно тебя слушать, Пол. – Придется. Ради Иззи. Чего она, черт побери, добивается? Зачем ей возводить на меня напраслину? И как Соррель оказалась в нашем морозильнике? Бессмыслица какая-то. Я сижу в камере, а в это время настоящий преступник разгуливает на свободе. Это очень опасно. Опасно для Иззи. Пол крепко сжимает кулаки, но Мелисса не шевелится. Они смотрят друг на друга. Пол тяжело дышит, на его шее надулись вены. Некоторое время спустя он медленно откидывается на спинку стула и, прищурившись, спрашивает: – Где вы собираетесь жить? Мелисса спокойно глядит ему в глаза. Ничто не заставит ее ответить на этот вопрос. Она мысленно возвращается к неожиданно прозвучавшему на прошлой неделе телефонному звонку. С того дня она снова и снова прокручивает в голове последовавший за ним разговор, словно перебирает припрятанные сокровища, с помощью которых изменится вся ее жизнь. – Мы посетили дом. Мне очень понравилась ваша работа. – В голосе Жан-Клода, кроме акцента, ясно слышится радость. – Почти ничего о нас не зная, вы угадали все наши пожелания. – Я видела фотографии вашего дома во Франции и прочитала между строк. Это было нетрудно, – ответила Мелисса, прижимая к уху телефон и глядя через окно кухни. В доме стояла тишина, дети играли в саду. – Очень рада, что вам понравилось. – Все просто замечательно. Большое вам спасибо. – Не за что. Я полюбила ваш дом, эта работа в буквальном смысле меня спасла. Мысли об особняке не оставляли ее несколько недель. Она тщательно реставрировала кухню, ванные комнаты и старинные кровати, собственноручно смешивала краски, выбирала изящные шторы. Когда все сложилось воедино, дом стал похож на произведение искусства. – У меня есть еще одна новость, – чуть помедлив, продолжил Жан-Клод. «У него закончились деньги. Он продаст дом, и новый хозяин все перекрасит, а мебель переставит или вовсе выбросит», – предполагает Мелисса. – Мы решили еще на два года остаться во Франции. Сыну нужно жить рядом с больницей, чтобы регулярно повторять курсы лечения. – Я понимаю. Очень жаль это слышать. – Ей действительно жаль. Она оказалась права – дом выставят на продажу. – Вы не хотели бы там пожить? – Что-что? – Она не ослышалась? Мелисса крепко сжимает трубку. – Не могли бы вы повторить? Что вы ска… – Я по натуре собственник. Мне хочется сохранить все как есть. Мы переедем в Англию не скоро, а дом не должен пустовать, в нем должны жить люди. И вы как раз нуждаетесь в жилье. – Откуда вы узнали? Не следовало спрашивать, надо было рассмеяться и отшутиться, но ее сердце заколотилось. – Прочел между строк.