Мелисса ждет, склонив голову. – Мы все позволили себе то, чего делать нельзя. Все мы, – решительно начинает Ева. – Это первое. А второе… – Ее голос начинает дрожать. – Прошел год, мы стали друзьями, только вот какая штука… – говорит она сквозь слезы. – Я не знаю, что сейчас с этим делать. Эрик всегда говорил, что нужно следовать велению сердца. Но… – Она вытирает глаза рукавом и пытается улыбнуться. – Как, черт возьми, это осуществить, если твое сердце разбито? Она выходит из кухни, и через несколько секунд стучит входная дверь – Ева отправилась разыскивать своих детей. Дрова в камине почти догорели. К Мелиссе подходит Ной и кладет голову ей на колени. Она радуется ее теплой тяжести и ласковому взгляду пса. Солнце склоняется к горизонту, его косые лучи падают на висящие над плитой медные сковороды, и те вспыхивают, как пламя. Глава 18. Апрель; в тот же день Грейс Грейс протягивает полицейскому стакан лимонада и спрашивает, не против ли он подождать снаружи. На его запястье татуировка. Подтянутая фигура, красивые глаза. Полицейский встает у самой двери, широко расставив ноги. – Извини, подруга, мне надо оставаться рядом. Через минуту девчонка обо мне забудет. Вот-вот приедут полицейский фургон и социальные работники. Иззи пока еще в старом бальном зале. Это просторное помещение с желтыми стенами и глубокими нишами будто специально предназначено для того, чтобы в нем секретничать. Кажется, что слова взлетают к пыльному лепному потолку и исчезают в паутине, скрываясь от посторонних ушей. Грейс разливает лимонад в остальные стаканы и придвигает к окну два кресла. Садится в одно из них, откидывается на спинку и расслабляется. Или делает вид, что расслабилась. Иззи нервно ходит кругами по залу, словно животное в клетке. – Может, присядешь? Выпей лимонада и успокойся. – Грейс указывает на стоящие на столе стаканы. Иззи садится в кресло спиной к двери и пристально смотрит на Грейс. К лимонаду она не притрагивается. – Ты очень толковая, Иззи, и очень изворотливая, – кивнув, начинает Грейс. – Мы все посчитали, что это натворил Пол. Диадема в машине – очень хитрый ход. Ты не оставила своему отцу никаких шансов. – Не забывайте об издевательствах, – криво усмехается Иззи. – Он заслужил наказание. Грейс замирает с поднесенным ко рту стаканом. На место встает еще один фрагмент головоломки. – Он и так уже был под судом, зачем ты затеяла еще и это? – Мне хотелось абсолютной уверенности. Я искала стопроцентный довод, и этот подошел лучше некуда, – смеется Иззи. Она немного оттаяла. Полицейский был прав: она полностью о нем забыла. – Вы бы видели его лицо. – Твой отец любит тебя. Ты хоть понимаешь, что наделала? – Он чудовище, – резко бросает Иззи. – Он издевался над мамой. И получил по заслугам. – Ты тоже над ней издевалась, – замечает Грейс и тут же осекается. Все-таки Иззи – ребенок. Надломленный ребенок. Она могла не сознавать, что ее ложь усугубит состояние матери. – Не притворяйтесь, что вам есть до нее дело, – огрызается Иззи. – Вы видели, что она постоянно напугана, но не задумывались, откуда ее страх. О нас, о детях, вы даже не вспоминали. Все вы, взрослые. – Ее лицо краснеет от злости. – Мы жили как на необитаемом острове, а вам было плевать, лишь бы мы вам не мешали. Эти слова ранят Грейс, как брошенные камни – те самые, с острыми краями, которые она видела под кроватью на чердаке. Неужели они все вели себя столь беспечно и легкомысленно? – Я дала вам шанс, – сердито продолжает Иззи. – Кое-что сделала, чтобы вас расшевелить. – Что сделала? – Грейс не уверена, что Иззи ответит, но та уже расходилась. – Я подбила Блейка украсть ключи от вашей квартиры, но вы не заметили. Вам, похоже, было все равно. – Ты ошибаешься, очень даже не все равно, – отвечает Грейс. «Окажись они в день нападения на связке с остальными, – продолжает она про себя, – я успела бы спрятаться в квартире, и на меня не напали бы. Я бы несколько недель не шарахалась от каждой тени, не оттолкнула бы от себя Мартина. И заметила, что происходило с Мелли и Соррель». – Чтобы попасть в дом Евы, мне ключи не понадобились, – с презрением продолжает Иззи. – Я просто вошла и взяла кольцо, пока они занимались сексом, – смеется она. – У Евы, наверное, глаза на лоб полезли, когда она заметила пропажу. – Выражение лица Иззи меняется, в голосе слышатся нотки раздражения. – Я по ошибке выпустила в сад собаку, и та устроила кавардак у них в сарае. Будь Ева поумнее, она бы что-то заподозрила. – Иззи хмурится. – А найти кольцо должны были вы. Я специально подложила его в вашу в постель. Мартин, наверное, успел его спрятать, иначе вы не ошалели бы от фотографий. Грейс закрывает глаза. Она предпочла бы обнаружить кольцо. Снимки, которые показала Иззи, до сих пор стоят перед ее глазами, причиняя неутихающую боль. – А еще я уговорила Блейка стащить у вас деньги. – Иззи прищуривается, словно выискивая признаки страдания в глазах Грейс, но ту вдруг охватывает жалость. За все деньги мира не купишь того, чего не хватало Иззи. Она нуждалась в спокойной обстановке в доме и в родителях, которые любят друг друга и заботятся о ней. Все дети этого хотят, включая Блейка и Чарли. Сердце Грейс сжимается от накатившего на нее чувства вины. – Он делал все, что я велела. Абсолютно все, – торжествующе заявляет Иззи. – Например, крал ножи? Иззи небрежно пожимает плечами. – Я сама их дала, мы с ними играли. – Как? – Вы, наверное, и сами знаете. – Спустя секунду она качает головой. – Хотя вам лучше не знать. – А ты расскажи. Иззи грациозно поднимается с кресла и становится у открытого окна. На лужайке Соррель и сотрудница полиции бросают мячик Ною. Поппи сидит неподалеку, прислонившись к Еве, которая опустила голову. Иззи не видит ее лица. Вдали еле-еле слышна полицейская сирена. Или это ей кажется? – Расскажи мне об играх, – повторяет Грейс. Должно быть, у них совсем не осталось времени. Иззи оборачивается, в ее глазах торжество. Она решила не говорить о синяках, ожогах, порезах и испачканных кровью камешках под кроватью. Зачем? Молчание – это оружие. Последнее, что у нее осталось. Тени на лужайке становятся длиннее. Под деревьями, там, где высыпали из бутылочки землю с могилы Эша, они совсем темные. Дети возвращаются в дом, из холла доносится гомон. – А Эша зачем? – тихо спрашивает Грейс. – Неужели чтобы просто поиграть? Она не ждала ответа, но и не была готова увидеть на лице Иззи мимолетно мелькнувшее и тут же исчезнувшее нетерпение, смесь раздражения, недовольства собой и сожаления, какое чувствуешь, когда знаешь, что мог бы сделать лучше, будь у тебя больше времени. Иззи могла выйти сухой из воды, если бы ее план осуществился, если бы Соррель погибла. И дети сейчас играли бы наверху подальше от глаз взрослых: Иззи, Поппи, Чарли и Блейк. Грейс и Мелли готовили бы ужин. Ева, дважды пережившая горечь утраты, скорее всего, отказалась бы приехать, но позволила бы дочери провести каникулы с лучшей подругой. Грейс и Мелли, сидя на кухне и потягивая вино, считали бы, что дети в порядке, что они просто играют в свои игры. Грейс вздрагивает. В доме не топлено, весной вечера холодные, и уже начинает темнеть. Подъезжает полицейский фургон. Из него выходит женщина в форме, за ней – другая, в штатском, наверное, соцработник, которого они ждут. Чуть позже Грейс стоит с детьми у входной двери и наблюдает, как Иззи уводят. Следом шагает Мелисса с наспех собранными сумками в руках. В последний момент Иззи оглядывается на мать, и они вместе садятся в фургон. На свой последний вопрос об Эше Грейс так и не получила ответ, в головоломке по-прежнему отсутствует последний фрагмент. «Дети рождаются варварами, – сказал когда-то Эрик, – их нужно усмирять». У Мелли не нашлось сил, чтобы усмирить дочь. Но, как сказала Иззи, виноваты все. Они ничего не замечали и ни о чем не догадывались. Дети сбиваются в кучку, словно ожидая какого-то знака. Взмаха руки, последнего взгляда из окна удаляющегося полицейского фургона. – Она даже не попрощалась, – разочарованно шепчет Соррель. Глава 19. Май Мелисса – Вы хотите узнать пол ребенка? – спрашивает врач. Мелли ждет, затаив дыхание. Лина отвечает, что знает – у нее будет девочка, и доктор улыбается. Девочка или мальчик, это не важно. Ребенка, зачатого в страхе, встретят с радостью и заботой. С любовью. Датчик скользит по выросшему животу Лины. Перед самыми родами необходимо проверить положение плода. Он немного переношен, но не смещен. Несмотря на опасения гинеколога, все хорошо. Глаза Мелиссы наполняются слезами. Ее собственная дочь сейчас в тюрьме и пробудет там по меньшей мере четырнадцать лет. – Смотри, – шепчет Лина. – Ручки. Руки Иззи пришлось отпустить. Служащие бристольского следственного изолятора были доброжелательны, но строги и тверды. За Мелиссой закрылись тяжелые ворота, дочь осталась за высоким забором. – Погляди на личико, она такая красивая. – Лина теперь говорит по-английски гораздо лучше. Полгода в приюте сотворили маленькое чудо. Девушка уходит одеваться, Мелисса ждет за дверью в коридоре. Когда настало время расставаться, лицо Иззи сделалось непроницаемым. Мелисса ничего и не поняла бы, даже часами вглядываясь в ее прекрасные черты, а времени на прощание почти не осталось. Она обняла дочь, та обняла ее в ответ. Мелисса не плакала, пока не вышла за ворота, а потом уже не могла остановиться. На помощь пришла Грейс, которая забронировала ей номер, встретила в гостинице и сопровождала весь следующий день. Они вместе присутствовали на суде по делам несовершеннолетних, а потом в Королевском суде, куда дело Иззи передали для вынесения приговора. Грейс поддерживала Мелиссу на первой встрече с психиатром и психологами, когда те разъясняли программу лечения Иззи, и держала ее за руку, когда впервые прозвучал диагноз «психопатия». Мелисса ждет Лину и наблюдает за идущей по коридору парой. Их лица склонились над фото УЗИ. Лиц не видно, мужчина обнимает женщину за плечи, они тихонько переговариваются, завороженные магией снимка. Мелиссу они не замечают. Все их мысли заняты предстоящим рождением малыша. Они пока не представляют его трехлеткой или тринадцатилетним подростком и понятия не имеют о сложностях, ожидающих их впереди. Посещать Иззи в изоляторе разрешено раз в неделю – чаще, чем она того хочет. Следователь сказал Мелиссе, что Пол просил свидания с дочерью, но та отказалась. Пара подходит ближе, Мелисса вглядывается в лицо мужчины. В его глазах любовь. Он заботлив, и это главное. У малыша будет добрый и любящий отец. Выяснилось, что Пол не насиловал дочь, а лишь всецело подчинил своей воле, при этом жестоко издеваясь над женой. Он поработил обеих и манипулировал ими. Иззи взбунтовалась, и это больно ударило по самолюбию человека с патологическим стремлением управлять окружающими. Впервые в жизни Мелисса почти жалеет его. Пола отпустили под залог, через несколько месяцев его будут судить за изнасилование в браке. Мелиссе нужно время, чтобы набраться сил. Лина выходит из кабинета врача со снимком в руках. Мелисса смотрит на часы. – До окончания уроков масса времени. День солнечный, предлагаю прогуляться по городу и выпить чаю, а потом осмотреть собор. Чуть позже они гуляют по территории средневекового монастыря. Покой, царящий в этом месте, дарит Мелиссе надежду, что со временем все образуется. Тишину, нарушаемую лишь пением птиц, прерывает негромкий голос Лины. – Интересно, она будет похожа на отца? Несмотря ни на что, я хочу послать ему копию снимка. Мелисса ошарашенно смотрит на девушку.