Я же, вместо того, чтобы задуматься к чему может привести такое безалаберное поведение, активно изучала жизнь в Корпусе, училась и вязала всё своё свободное время. К утру пятницы серое пончо с тонкими чёрными вставками было готово. Лёшка сказала, что оно офигенное. Данила же в своей характеристике был более конкретен: – Тепло, функционально – сама поймёшь во время первой же ночёвки в поле. А главное, унисекс. Мне нравится, – посмотрел на меня одним из тех самых своих взглядов и добавил: – Очень-очень нравится, – ловко перехватил мою руку и прижался к ней губами. – Оль, ты же видишь… Нет. Нет-нет-нет! Ничего не вижу и видеть не хочу. Пожалуйста, Данька, давай оставим всё, как есть!.. – …видишь, что я с ума от тебя схожу… – Дань… – Нет, подожди, не перебивай. Я готовился. Я думал. Много. С самого понедельника, когда ты попросила помочь тебе с химией… Ёлка, ты совсем не умеешь врать! Я вдруг почувствовала себя актёром в незнакомой пьесе, когда рампы зажжены, занавес поднят, полный зал зрителей не сводит с тебя глаз, а ты просто не понимаешь, что происходит. – Э-э-э… – И это до чертиков приятно! – продолжил Данила, прожигая меня счастливым взглядом. – А потом шапочка эта… – Даня! – я зажмурилась и застонала. – Я же объясняла! – Да-да, я помню. Я же сразу тебе сказал, что я всё понял! – его слегка глуповатая улыбка говорила о том, что ни черта он не понял. А если и понял, то совсем не то, что я хотела сказать. Следующие его слова только убедили меня в этом предположении. – И про химию, которая тебе якобы не нужна, и про рекламу, и про натуру… Ты такая выдумщица! Давно, когда Тоська ещё была Тоськой, а не моей Тенью. До Башни Одиночества и даже до Цезаря, потому что Цезарь тогда ещё не был Цезарем, но уже всё говорило о том, что он им станет. Во время одного из очередных переходов Сашка оставил нас в какой-то усадьбе. Не знаю, кто с нами там был, далеко ли был Цезарь, где мы были, была ли там охрана – была конечно, просто я не помню – вообще ничего не помню, кроме одной светлой комнаты с окнами до пола. Там были горы игрушек, и мы играли там целыми днями, а потом с нашей нянькой случилась странная штука: она вдруг застыла посреди комнаты столбом, выпучив глаза и, кажется, даже не дыша. Стояла так до тех пор, пока на наш голодный, захлёбывающийся горем крик, не явился мужик в резиновых сапогах и с косматой бородой. Он всплеснул руками и хмуро констатировал: – Кататония. Да, примерно так я себя чувствовала: беспомощной, замершей в пространстве и времени. И обязательно с выпученными глазами. Я выдумщица? И я уже не говорю о том, что я – кто угодно, но не Олька… Я? Данила притянул меня к себе за руку и ласково прижался губами к моей щеке. – Не понимаю, почему ты смущаешься и, если честно, это твоё право. Ты от того только более очаровательной становишься… В общем, я всё сделал сам. – Сам? – мой псевдокататонический приступ, слава Цезарю, действительно был только псевдо. – О чём ты говоришь? – О разрешении, конечно! Данька полез в карман за сложенным вчетверо листом бумаги, на который я после только что произнесённой речи вообще не обратила внимания. Котик без предупреждения притянул меня к себе вплотную для поцелуя. Я сработала на инстинктах. И моим инстинктам, вероятно, показалось что самое лучшее, что они могут сделать в этой ситуации – это засветить со всей силы в глаз. – Уй! – Данила шарахнулся от меня в сторону. – Ты с ума сошла? Во мне немедленно подняла голову недремлющая совесть. – Ты мне глаз подбила! – не знаю, чего в его голосе было больше: удивления или обиды. Он недоверчиво смотрел на мои руки и, по-моему, не мог поверить в то, что они способны нанести удар такой силы. – Сумасшедшая, – проворчал Котик, прикладывая к глазу золотой пэп, и я уже собралась просить у него прощения. – Я же всё по правилам… даже заявление Мастеру на писал… Следующие пятнадцать минут стали одними из самых ужасных в моей жизни. Новость первая. Я узнала о том, что в Книгу надо заглядывать всё-таки чаще, чем раз в неделю. Потому что ещё вчера вечером Котик разместил на своих страницах сообщение о том, что я согласилась стать его девушкой. – Но я же не соглашалась! – возмутилась я. – Кто думал, что ты можешь отказаться? – раздражённо выпалил Данила, отнимая от глаза совершенно не помогающий золотой. Новость вторая. Заявления такого рода в Корпусе можно делать только с благословения Мастера Ти. И это благословение Котик исправно получил, воспользовавшись щедрым советом сделать мне сюрприз. Девушкам такие вещи нравятся, оказывается… – А что, романтично же! – он зло засунул монету в карман и посмотрел на меня обиженно. Новость третья. После подобного заявления у того же Мастера Ти необходимо испросить разрешение на секс. – На что? – заорала я, и эхо от моего голоса многократно отразилось от стен вестибюля. – На секс, – буркнул Данила. – Нормальные пары занимаются сексом, любовью, если хочешь, а не колошматят друг друга. – Мы не нормальная пара, – прошипела я. – Я об этом и говорю… – Мы вообще не пара, Данька! Ты спятил? Иди немедленно в Дом и… – Поздно, – Котик вздохнул. Его убежавший в сторону взгляд сказал мне о том, что есть и четвертая новость. – Поздно, потому что ты член другой Фамилии. Я уже подал заявление своему главе. Мне захотелось завыть и зарычать одновременно, но вместо этого я спросила почему-то шёпотом: – И? – Да не пугайся ты, – Котик небрежно махнул рукой. – Светофор сказал, что обо всём договорится… Не бледней ты так! Зелёная почти стала. В самом крайнем случае тебя вызовут для освидетельствования в Дом… А потом делай, что хочешь. Не стану я с тобой… принуждать не буду, если тебя это так волнует. Слегка дезориентированная упоминанием Светофора, который, кажется, тоже имеет ко всему происходящему какое-то отношение, и сбитая с ног благородным отказом Котика от моего изнасилования, я всё-таки смогла уцепиться за главную мысль: – Для какого освидетельствования? – с голосом творилось что-то неладное, теперь из шёпота он превратился в писк. – Не будь ребенком. Ясно, для какого! На предмет заболеваний. Не может же Мастер Ти одобрить официальные отношения без справки от врача. – Я тебя убью. При мысли о том, что врач напишет в справке и как отреагирует на некоторые особенности моего организма, стало дурно. – Оль, ты чего?.. Да ничего же страшного не происходит… Ты что, совсем не хочешь? Мне казалось, что я тебе нравлюсь… Он замолчал под моим злобным взглядом и пробормотал: – Прости. – Идиот! – Я виноват, да? Прости, пожалуйста. Светка сказала, что это так романтично и всё такое… С чего бы мне ей не верить? – А если я не хочу? Парень нахмурился. – У тебя кто-то есть, да? Нелегально? Я так и знал, всё неправильно понял! Но ты же не отрицала. И должна была видеть. – Да не было у меня никого! – я устало закрыла глаза. Жизнь в Корпусе – как пробежка по минному полю без карты расположения зарядов. Каждый следующий шаг может стать последним. – Я просто не хочу, понимаешь? Ни освидетельствования, ни отношений, ни тебя… Вообще ничего и никого не хочу сейчас, понимаешь? – Сейчас? – Данила оживился. – А если не прямо сейчас, а скажем… – и немедленно сдулся, когда мои брови сошлись над переносицей. – Прости. – Я так понимаю, что к врачу мне придется идти в любом случае?.. – Оля! – Иди лесом, Котик. Откуда ты только взялся на мою голову? Вцепившись руками в волосы, я выскочила из Института. В голове звенела пустота, пугая отсутствием мыслей и неизбежностью очевидного. – Оля, подожди! – Данила не внял моей просьбе и выбежал вслед за мной. – Мы что-нибудь придумаем. Я вдруг затормозила, вспомнив, о чем забыла спросить у него: – А при чём тут Светофор? Вспомнилось, как в день моего приезда в Корпус парень заполнял бумаги, как вальяжно в его присутствии вёл себя Север… Северов. Надо срочно идти к Северову. Прямо сейчас, не ожидая шестого дня, и… – Так он же глава моей Фамилии, – проговорил Данила, остановившись на расстоянии трёх шагов от меня и явно опасаясь подойти ближе. – Северов?