С такими самоуверенными людьми мне еще не приходилось встречаться, поэтому я после его слов просто не нашлась с ответом. – Ты просто упрямишься… Что я не понимаю что ли… У вас, у девчонок, так бывает. Упретесь рогом и с места не сдвинешь… – Тебе виднее, – я поняла, что спорить с ним бесполезно, и поэтому просто шагнула к двери. – Ты извини, но мне надо Лёшку найти… – Слушай, – Северов внезапно оказался совсем рядом, поймал меня за руку и сощурился подозрительно довольно, словно собирался мне какую-то гадость сказать. – А ты же пялилась на меня вчера на ПП. – Я? – Смотрела-смотрела, не отпирайся! Я всё видел. – теплые пальцы забрались под манжету и осторожно погладили внутреннюю сторону запястья. – И как? Понравилось, любишь подсматривать? – Дурак, – я вырвалась из его захвата и попятилась. – Во-первых, не пялилась, а смотрела. И не на тебя, а на твою подружку. Джинсы у неё хорошие, а я, в силу обстоятельств, лишилась всего своего гардероба. Север самодовольно улыбнулся, не поверив ни одному моему слову. И правильно сделал, что не поверил. – А во-вторых, если кто-то обнимает кого-то в общественном месте, то пусть потом он не удивляется, что у его маленького спектакля были невольные зрители. Север хмыкнул, совершенно точно пропустив мои слова мимо ушей. Выглядел он как человек, пришедший к каким-то своим определённым выводам. И не уверена, что мне хотелось знать, что он там себе напридумывал. – Давай сделаем так, – он внезапно наклонился ко мне и прошептал. – Через неделю просто скажи мне, что согласна. Со своей стороны обязуюсь не издеваться и не ржать очень громко. Шипучие леденцы чили. Глубокий вдох. И мысленные пощёчины, сопровождаемые словами: «Воспитанные девушки не матерятся!» – Тебе пора, – я распахнула двери, а он неспешно отодвинулся от меня, подмигнул и, шагнув за порог, со общил: – Она в Дом пошла. – А? – Нюня твоя сказала, что встретится с тобой в Доме. Я задохнулась от гнева и беспокойства. Просила же её не ходить туда без меня. – Какие же вы гады! – Что? – Северов на миг утратил свою невозмутимость и посмотрел на меня недоумённо и рассеянно. – Пока мы с тобой тут разговаривали, Лёшка что, была там одна? Он схватил меня за руку, лишая возможности немедленно бежать на подмогу. – Да ничего не… – Ей десять лет, – прошипела я, вырываясь. – И если хоть один местный Мастер Ти хотя бы посмотрит на неё… Северов чертыхнулся и вдруг потянул меня на выход. – Балда! Зачем позволила ей вступить в Корпус? – Я не позволяла. – Надо было сразу сказать. Зверь, паразит мелкий… – Не понимаю, – на один его шаг приходилось два моих, и я злилась и задыхалась. – Должна будешь, – предупредил Северов, коварно улыбнувшись. – С ней, конечно, ничего не случится. Все-таки вы в вместе пришли, но подстраховаться стоит. Мало ли что Светке в голову придет… – Светке? – я споткнулась, но Север ловко меня поймал, не позволив упасть. – У вас Мастер Ти женщина? А так вообще можно? Ведь… Парень посмотрел на меня странно. – Откуда, говоришь, ты к нам перевелась? – Не скажу, это не твоё дело. – Ну-ну… Светка, как ты правильно догадалась, действительно Мастер Ти. И, чтобы знала, в Детском корпусе она не одна. Их у нас целый табун. Десять человек… Не зеленей. Никто тебя там и пальцем не тронет. Ну, если сама не захочешь, конечно. Сама? Да ни за что в жизни! – Правда, – Север легонько подтолкнул меня к выходу из общежития. – Абсолютно не из-за чего переживать. Не скажу, что я ему поверила, но выхода у меня всё равно не было. Не так мне виделся первый визит в новый Дом, я надеялась, что к встрече с Мастером успею подготовиться, но сейчас придётся действовать наобум. В свете дня Детский корпус выглядел не так зловеще, как ночью, но всё равно мрачновато. По-военному симметрично, по-детски небрежно. И в чем-то, пожалуй, даже пугающе. И больше всего меня страшила мысль о его оторванности от всего остального мира. Всё-таки материк я не покидала раньше. Как и полагается военной академии, если верить историческим документам, выстроен Корпус был по принципу классического укрепления. Стены по периметру, четыре обзорные вышки и строгое расположение внутренних зданий. Левый сектор жилой, правый – учебный. А в центре огромная площадь, выложенная потрескавшимися от старости плитами, и флагшток, на котором вообще не было никакого флага. Угнетающее зрелище. Серые проплешины бетона. Кирпичные казармы, переоборудованные под общежития ещё в прошлом веке, выглядели убого и требовали уже не ремонта. Перекошенными окнами они грустно смотрели на равнодушное небо, безмолвно крича: «Добейте нас! Пусть на наше место придут новые». Но нет. В Корпусе своих не бросают. И этим товарищам тоже, видимо, суждено умереть своей смертью. – Говорят, весной пришлют ремонтников, – прокомментировал мое выражение лица Север, а я сказала, не подумав: – Это вряд ли. Цезарь не одобрил финансирование, и все Корпуса с этого года окончательно переходят на самоокупаемость. – Врёшь! – он окинул меня насмешливым взглядом. – Он на такое не пойдёт. Это во-первых. И во-вторых, – Север замедлил шаг, а его взгляд из насмешливого стал задумчивым. – Я очень внимательно читаю «Законодательный вестник». И там об этом ни слова… Оленька, а ты больше ничего не хочешь мне сказать? «Нет конечно!» – Не называй меня Оленькой, – я раздражённо нахмурилась и развернулась на девяносто градусов, чтобы замереть немым истуканом. Этот Дом я видела раньше. Над широким крыльцом нависал кривой треугольный козырёк, украшенный пятью кривоватыми звёздами и большой надписью «Дом детей и молодёжи». Щербатая лестница вела к огромным деревянным дверям, выкрашенным почему-то в зелёный цвет. И эти двери мне были до ужаса знакомы, они годами преследовали меня в кошмарных снах: большие, зелёные, забрызганные кровью. А на крыльце, раскинув руки, лежит безголовое тело, и из открытой раны на шее течет совершенно чёрная кровь. – Что с тобой? – Север удивлённо заглянул мне в лицо. – Ты вообще тут? – Тут… – как объяснить ему, что в Детском корпусе я раньше не была, а между тем он так красочно и так давно живёт в моих снах? Что это, во мне неожиданно проснулся мифический дар провидца? Или это было банальным дежавю, о котором я так много слышала, но с чем мне пока не приходилось сталкиваться?.. – Если ты всё ещё боишься, то имей в виду: здесь к исполнению декрета о «Половой зрелости и сексуальном образовании» подходят спустя рукава. Клянусь, никто твою Нюню и пальцем не тронет. Декрет о половой зрелости. Конечно. Ему было лет двести или триста, если не больше. Как-то до изучения законодательных актов у меня всё руки не доходили, а Сашка и не настаивал. Согласно этому декрету подростки вступали в половую жизнь в четырнадцать лет. Наверное, изначально этот закон должен был защищать детей. А может, я ошибаюсь и романтизирую правителей древности. Может, всё это сразу задумывалось лишь для того, чтобы горстка любителей сладкого имела беспрепятственный доступ к десертному столу. В теории, каждый, кому исполнилось четырнадцать лет, был обязан посещать Дом для сексуального образования. На практике… на одном занятии мне «посчастливилось» присутствовать. Дикость. Глупость. Пережиток. История. Традиция. Канон. К этому можно относиться по-разному. Меня это, к счастью, миновало. Но много ли таких как я в Яхоне? Десять? Сотня? Пара тысяч? Говорят, в некоторых регионах от родителей вообще ничего не зависит. Декрет так глубоко проник в кровь огромного государства, такими сетями оплёл сознание жителей, что захочешь – не вырвешься. Замкнутый круг. Пока ребёнок, ты боишься Дома, но стоит вырасти – ты отправляешь в него собственных детей, потому что так принято. Потому что так поступали твои родители, их родители и родители их родителей. И если к традиции раздельного проживания народ не хочет возвращаться, до последнего отказываясь отдавать своих чад государству, то декрет о сексуальном образовании играет в жизни Яхона большую роль. – Мне плевать, – сказала я и рывком расстегнула молнию на мастерке. – Я не поэтому. Просто не могу туда войти сейчас. Мне надо время, чтобы прийти в себя. Таймаут, чтобы собраться с мыслями и выработать стратегию поведения. То, что мой спутник меня услышал, я поняла только тогда, когда он почти минуту спустя, немного приподнял в удивлении бровь и пробормотал: – Даже так?.. Извини, я понимаю… В таком случае просто подожди тут и не уходи никуда. Я не стала анализировать его слова, мне было искренне наплевать на то, что он подумал. Опустилась на деревянную скамеечку у крыльца и закрыла глаза. Про Лёшку, к своему стыду, я вспомнила только тогда, когда над моей головой раздалось деликатное покашливание. – Ой, – я почему-то смутилась, увидев вчерашнюю девушку. На меня смотрела высокая красивая брюнетка в длинном сером платье в пол, но я точно знала, что там под платьем, находится то, что вчера прилюдно лапал Арсений Северов. – Привет. А ты Севера ищешь, да? – Севера? – тонкие ноздри гневно затрепетали. – Он разрешил тебе называть себя Севером? Я растерялась. И даже не потому, что он мне должен был это разрешить – я надеялась, что мне вообще никак не придется его называть. Но немного удивилась из-за того, как девушка на меня смотрела. В её взгляде было столько неприкрытой злобы, что мне даже страшно стало. – Он не запрещал, – я пожала плечами и отвернулась, всем своим видом пытаясь показать, что разговор окончен. – Он не говорил мне, что ты так на неё похожа, – вдруг произнесла девушка.