так сильно, да, но с ней это значило нечто большее, чем просто секс, потому что теперь у него были права как мужа на нее. Джеймс также признал, что его чувства к Селесте были уникальны с самого первого момента, когда он увидел ее. Она запала в его сердце так или иначе, как стрела, выпущенная из лука Купидона. Он сел на кровать рядом с ней и обнял ее, прижав лицо к ее шее и вдохнув ее опьяняющий цветочный аромат. Она проснулась и сонно произнесла его имя: – Джеймс? Джеймсу нравилось, как Селеста произносит его имя, легкий французский акцент вместе правильным английским произношением, что имело смысл, потому что ее люди имели глубокие связи с благородными домами Франции. Несмотря на их новое богатство, семья Дюбуа имела родословную, которая, вероятно, сбила его с ног, по документам. Никто не мог придраться к ней как к невесте, хотя не то чтобы он заботился о том, что думали другие. Черт, его отец никогда не уклонялся от раздач советов на протяжении многих лет. – Быстренько женись и заведи наследника, как только ты вступишь в наследство, сын. – Джеймс унаследовал титул более двух лет назад, и был только один способ, о котором он знал, чтобы зачать наследника. Он потратил много часов, думая о Селесте и каково это чувствовать себя в ней, иметь ее дико, пока его бушующие желания не успокоятся до такой степени, что он мог бы нормально думать снова. Джеймс должен был признать, что в последнее время он был совсем не близок к «нормальному» состоянию. Он использовал всю свою нормальность, мечтая о том, чтобы иметь ее каждую ночь в постели и радость затеряться с удовольствием в ее молодом теле. Но что, если она не понимает его потребностей? Что, если она ненавидит секс ... или его? Cелеста не была проституткой, зарабатывающей на жизнь тем, что развлекать мужчин. Она была невинной девушкой, не имеющей опыта и знаний о способах плотских удовольствий, и он тоже много думал об этом. Он должен был наставлять ее. Прежде чем он спас ее в ту ночь, он никогда не уделял женщинам особого внимания на общественных мероприятиях или проституткам из борделей, которых он предпочитал, когда это было необходимо. Но тогда он никогда не хотел женщину так, как он хотел Селесту. Вероятно, она была самым большим шоком в его жизни. Найдя ее той ночью, а затем, когда она была в его объятиях и в безопасности, он обнаружил, что не хочет отпускать ее. Он не смог отпустить ее, поэтому единственной альтернативой было жениться на ней и сделать своей. Джеймс был еще больше удивлен, когда она приняла его предложение даже без намека на колебания. Он беспокоился, что она может плохо относиться к тому, как они впервые встретились, вспомнив о ее травмирующем испытании и желая забыть все об этой ночи, даже о своем своевременном спасении. Но не его смелая Селеста. Она никогда не показывала, что ассоциировала с ним неприятные воспоминания о ритуале Клуба Адского Огня и его ухаживания. Наоборот, на самом деле. Она часто называла его, mon beau sauveur, мой прекрасный спаситель, что делало ее еще более замечательной в его представлении. Вполне вероятно, он был очень удачливым человеком, и теперь пришло время показать ей все, что он чувствовал. – Мне нравится видеть тебя в своей постели, Селеста, – мягко сказал он ей, прижав ладонь к ее щеке, чтобы он мог видеть ее глаза, и она могла видеть его. – Ты принадлежишь ей. Она прижала щеку к его ладони, прежде чем сказать, – Тебя не было здесь, когда я вошла, и поэтому я ждала тебя. – Она выглядела такой уязвимой и мягкой, когда смотрела на него. – Я просто закрыла глаза на мгновение и, полагаю, заснула. Я знаю, мне нужно было кое–что организовать, и мне потребовалось больше времени, чем я думал, но теперь я здесь. Она улыбнулась ему, как будто была счастлива увидеть его, и стрела Купидона только что погрузилась в его сердце. – Так ты проснулась, красавица, потому что я пока не хочу спать? – Да, проснулась, – прошептала она, ее глаза расширились, когда он провел рукой по ее пышной груди через шелк ее ночной рубашки и нашел ее сосок пальцами. Он схватил его, пока тот не затянулся в красивый бутон розы, который ему нужно было почувствовать под его языком. – Хорошо, – сказал он, когда потянулся, чтобы взять жесткий сосок в рот, – потому что в этой кровати есть чем заняться, прежде чем мы отойдем ко сну. Она изогнулась, когда он прикоснулся, по сути, подтянул ее грудь к нему еще ближе. Он просто сосал ее сосок через шелк, ткань добавила трение, когда пропиталась его слюной и крепко держала ее. Он не собирался кончать с ней, пока эта досадная «девственная проблема» не окажется позади. – Потому что я возьму тебя сейчас, а на этот раз меня не остановит ни рай, ни земля. Селесте было уже все равно, что Джеймс делал с ней. Ничего смущающего не беспокоило ее сейчас, потому что все было слишком хорошо, чтобы волноваться. Он не терял времени, развязывая шнурок на шее ее ночной рубашки и убирая его, срывая платье с плеч, чтобы предоставить ее грудь его голодным глазам. – Ты такая красивая, – сказал он с благоговейным трепетом. Фактически, он, казалось, был ошеломлен ее грудью и потратил равное количество времени, щедро целуя каждую из них, уделяя больше внимания ее соскам, чем чему–либо другому. Снова и снова он вбирал один из болящих сосков глубоко в рот, прежде чем отрываться, чтобы выпустить его с посасыванием и следами его зубов. Он доводил до боли, пальцы перехватывали соски, когда его рот прекращал сосать. Сосал один сосок и дразнил другой пальцами, покручивая и щипая сморщенную плоть, пока Селеста не хныкала под ним почти бессвязно от избытка чувств, которые она испытывала. Это было так приятно. Джеймс контролировал ее, и Селеста ничего не могла сделать, кроме как согласиться на большее. Он дал ей это. Ее ночная рубашка поднималась по ее телу все дальше и дальше, пока не была полностью снята с нее и куда–то отброшена, вероятно, на пол. Она чувствовала прохладу