Часть 39 из 80 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я, черт возьми, сказала бы «нет», но знание того, что ты рядом со мной, означало бы…»
— Лилибаг, ты не можешь так писать, – говорю я, перебивая Лили, пока она читает для меня свое письмо к Уинтер.
Мы в пути уже двадцать минут, а Лили все еще думает, что написать. Я имею в виду, из того, что я видел, Уинтер заботится о себе больше, чем о ком-либо вокруг нее. Очень жаль, что Лили не знает, что сказать своей так называемой лучшей подруге.
Хотя я не могу ее винить.
— Я не знаю, что ей сказать. Все, что я могу, это сказать ей, какой дерьмовой подругой она может быть.
— Она была твоей лучшей подругой в течение многих лет, должно быть что-то хорошее во времени, которое ты провела с ней. – Я останавливаюсь на красный свет, наконец-то имея возможность как следует рассмотреть свою Лилибаг, пусть даже всего на мгновение.
Лили отрицательно качает головой.
— Всякий раз, когда Уинтер пытается выслушать мои жалобы, она в конечном итоге принижает меня. Ты знаешь тех людей, которые говорят: «Ну, мой хомяк умер сегодня утром», когда ты говоришь им, что умер кто-то из твоих близких?
— Не так, как в этом примере но да.
— Уинтер – одна из них, – Лили вздыхает. — Она говорит мне перестать ныть о депрессии, потому что я «плачу без причины». Она говорит мне перестать ныть о том, как ужасно я себя чувствую, потому что есть люди, которым еще хуже.
— Хорошо, – я пощипываю переносицу, пытаясь найти слова. — Как насчет того, чтобы вместо болтовни о дружбе, просто поблагодарить ее за то, что она отличный друг, а затем сказать что-то вроде «Я просто не хочу больше дышать, лол, – предлагаю я, зная, что это полная чушь.
По крайней мере, это заставляет смеяться Лили. Веселый, счастливый смех, который наполняет мои уши, как музыка.
— Можно также добавить несколько «Lmao».
— Точно.
—Хорошо, я попробую ещё раз.
Проходит еще добрых двадцать минут, пока Лили снова не начинает читать написанное.
«Дорогая Уинтер,
Наша дружба была настоящим парком развлечений, согласись?
Я не думаю, что у меня когда-либо был друг, близкий к тому, кто ты.
Ты веселая, добрая, настоящая тусовщица.
Ты показала мне, что проводить время в одиночестве – все время – это не смысл жизни…»
— Подожди, – приходится вставить мне, — она показала это тебе? Я почти уверен, что это сделал я.
— Это все, что я смогла придумать, Колин. – Она издает разочарованный стон, падая обратно на сиденье, как будто ее только что превратили в жидкость.
—Хорошо. Продолжим.
«Ты вытащила меня в мир, показала мне, что в жизни есть нечто большее, чем то, что я сую нос в какие-то учебники.
К сожалению, эта жизнь не для меня.
Я не такой тусовщик, как ты, Уинтер.
Мне нравится быть наедине с собой.
Мне нравится проводить время в одиночестве, быть дома, закутавшись под одеялом и в сотый раз пересматривая «Блондинку в законе».
Иногда мне хочется быть больше похожей на тебя.
Беззаботной и всегда в движении. Прыжок прямо в другое приключение. Ходить в клубы и начинать тверкать перед первым встречным парнем.
Хотя, если быть честной, я бы, наверное, не стала так просто тверкать перед каким-то случайным парнем.
Давайте будем более реалистичными, хорошо?
Я хотела бы быть более общительной и счастливой, как ты.
Кажется, ты всегда точно знаешь, как подавить свое безумие, справиться с горем и печалью.
Но, к сожалению, это не я.
Я не могу справиться с болью, с которой столкнулась. Я не могу справиться с одиночеством, изоляцией, которую я навязываю себе ради других.
Я отдаляюсь от людей, чтобы не раздражать их своими ужасными чувствами.
И становится слишком много, чтобы взять на себя.
Это слишком много, Уинтер.
Я больше не могу этого делать, поэтому я приняла меры предосторожности. Лишить себя жизни.
Это не имеет никакого отношения к тебе. Это все, что связано со мной и моими чувствами. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я просто пишу тебе это письмо, чтобы ты могла, надеюсь, найти выход, зная, что это не о тебе.
Может быть, мы увидим друг друга в другой жизни.
А пока я желаю тебе всего наилучшего.
Я желаю, чтобы ты стала величайшей актрисой, которой ты так долго хотела быть.
Лили»
— Я думаю, это определенно лучше, чем твоя первая попытка, – говорю я ей, слегка пожимая плечами.
— Это ужасно, – стонет она. — По большей части это ложь.
— Ну, а ты бы предпочла уйти, сказав ей, как сильно ты её презираешь?
— Нет.
Лили подключает свой телефон к моей машине, позволяя себе включить музыку. Она даже не спрашивает, можно или нет. Но давайте будем реалистами, мне все равно.
Лили могла украсть мою машину и загнать ее в ближайшее озеро, и я даже не рассердился бы на нее. Не потому, что она и так слишком много переживает, а потому, что я думаю, что Лили почти не способна сделать что-либо, что действительно расстроило бы меня до такой степени, что я разозлился бы на нее.
Эти чувства пугают меня. Меня пугает, что один человек может заставить меня чувствовать так много разных вещей одновременно, когда я провел последние годы, избегая чувств вообще.
Лили делает меня счастливым, даже не стараясь. Когда я вижу её улыбку и слышу её смех, моя грудь согревается всеми способами, в которые я отказывался верить, и я не знаю, почему.
Но больше всего меня пугает мысль о ее смерти.
–♡–
— Мы останемся здесь на ночь, если ты не против, – говорю я Лили, когда мы заходим в мою детскую спальню. Она стоит посреди комнаты, ошеломленно оглядываясь по сторонам.
Я знаю, что всю свою жизнь жил в роскоши – и я благодарен, что мне никогда не приходилось ни о чем беспокоиться, – но что-то в ошеломленном лице Лили меня раздражает. Не то чтобы я мог винить ее.
— Мы уедем достаточно рано, чтобы я могла увидеть своих родителей завтра? – Она поворачивается ко мне, ошеломленное выражение исчезает с ее лица, и остается только типичная для Лили пустота.
Она всегда смотрит на меня так, будто из нее высосали всю жизнь. Как будто не осталось ни единой искры. Но это происходит только тогда, когда мы одни. Всякий раз, когда мы находимся на открытом воздухе, когда нас окружают люди, Лили выглядит самой фальшиво-счастливой из всех, кого я когда-либо видел. Но затем, когда она действительно хорошо проводит время, например, когда я взял ее на встречу с восходом солнца, ее охватывает искренняя эйфория.
Иногда это как переключатель. Довольно запутанная конструкция, но я здесь, чтобы понять ее. Я здесь, чтобы узнать, что заставляет этот переключатель поворачиваться, пока она не почувствует все волнение в мире. Что заставляет ее чувствовать себя более счастливой, чем она могла себе представить.
— Мы уедем в восемь, – говорю я ей. — Тебе просто нужно сказать мне, где живет твоя мать.
Лили хихикает, падая на мою кровать.