– Что это? – Стопроцентный эквивалент хлорида калия. Заключительный препарат, вводимый государством при смертельных инъекциях. Маркетт поглядел на иглу. На прозрачную жидкость в трубочке шприца. – Что она делает? – спросил он. – Останавливает сердце. – А сколько времени… – закончить фразу он не сумел. – Требуется, чтобы умереть? От двух до десяти минут. – А это… больно? – Врать не буду. При остановке сердца возможны болезненные ощущения. Но уж явно не такие, как от того, что находится за черной занавеской. Разговор из сюррелистичного делался откровенно безумным. – Ну а… после остановки сердца я буду в сознании? – Не знаю. Это часть тайны, что лежит за пределом. Граница познания. Согласитесь, это доставляет некоторое волнение. Маркетт тоскливо оглядел бухту, нечеткий дымчатый горизонт. – Я не готов, – произнес он с неистово бьющимся сердцем. – Иное сложно и предположить, – пожал плечами Сайдерс. – В принципе, я мог проделать это где угодно. Но мне подумалось, что вы любили этот город. И захотели бы вот так посидеть, посмотреть на знакомый простор. – Я два года не разговаривал с дочерью. Глупая ссора. – Они в основном такими и бывают. – А у вас… есть семья? – Уже давным-давно обхожусь без нее. – Мне нужно перед ней извиниться. – Хорошо. – Что хорошо? – флегматично отвернулся от окна Маркетт. – Я дам вам ей позвонить. – Вы серьезно? Сайдерс вытащил из внутреннего кармана айфон, посмотрел на экранчик. – Небольшой запас времени у нас есть. Один знакомый мне как-то сказал: убийства не должны совершаться без маленьких любезностей. Какой у нее номер? – О, благодарю вас! Благодарю! Номер воскрес в памяти не сразу; все-таки с их прошлого разговора минули годы. Пока Сайдерс набирал цифры, Маркетт молился. Тоже впервые за долгие годы. Молился, чтобы ее номер не изменился. Чтобы она взяла трубку. Палач продемонстрировал экранчик с ее номером. – Надеюсь, вы понимаете, что в этот разговор входить не должно. – Да. – Если вы попытаетесь спастись, выдать наше местонахождение или еще что-нибудь подобное… – Я понимаю. Конечно же, понимаю. Палец Сайдерса нажал на зеленую кнопку вызова. Он протянул трубку Маркетту. – У вас одна минута, – упредил он. В трубке послышался гудок. Второй. Третий. На четвертом он услышал голос своей дочери и напрягся всем своим телом и душой, чтобы не сорваться. – Алло? – Карли? – Папа? – Крошка моя. Видимо, она расслышала в его голосе слезы. Ну и пусть. – Зачем ты звонишь? С мамой все в порядке? – Да, с ней все замечательно. – Он отвернулся от человека, который скоро лишит его жизни, и придвинулся к тонированному стеклу. – Прости меня, Карли. За все. Ты моя… – Па, я тут кое-чем занимаюсь… Давай я тебе попозже перезвоню, через… – Выслушай меня. Пожалуйста. Я был не прав, Карли. Очень не прав. – Ты выпил? – Нет, нет. Карли, ты моя принцесса. Всегда ей была, и я люблю тебя так, что не сказать словами. Ты меня слышишь? На том конце линии стояла тишина. – Карли? – Я тебя слышу. Пап, у тебя все в порядке? – Да. Просто я… – Он зажмурился, и из-под его сомкнутых век заструились слезы. – Мне нужно, чтобы ты знала, какие чувства я к тебе испытываю. И испытывал всегда. Те летние деньки, что мы с тобой и с мамой проводили в Висконсине, на озере Руни… были лучшим временем моей жизни. Я бы отдал все сокровища на свете, чтобы вернуться туда хотя бы на денек. Я так горжусь тобой, Карли. Теперь было слышно, что она плачет. – Десять секунд, – напомнил рядом палач. – Всё, доченька. Мне пора. – Папа, я хочу тебя увидеть. Через полторы недели я буду в Чикаго. – Я бы очень этого хотел. Прости меня, Карли. Я очень сожалею. – Пап, ты уверен, что все в… Маркетт почувствовал, как трубку у него отнимают от уха. Маркетт отер глаза и с тоской оглядел затуманившуюся панораму бухты. Затем он перевел взгляд на своего палача. – Мне давно надо было это сделать. – Ну, вот вы и сделали. В моей жизни были люди – теперь их давно уже нет, – с которыми мне уже никогда вот так не поговорить. Так что считайте себя везунчиком. Но везучим Маркетт себя не чувствовал. Он чувствовал себя опустошенным. – Ну что, Реджи, пора. Закатывайте левый рукав. Пальцы у Маркетта тряслись так, что он чуть ли не полминуты возился с пуговкой на манжете, пока наконец справился с этим нехитрым заданием. – Скажите мне: вы просто ученый педант или за вашей работой действительно стоит вера? – задал вопрос Сайдерс, когда Маркетт медленно закатывал рукав кремовой рубашки, которую ему на позапрошлое Рождество подарила жена. – Не знаю. – Я ведь и сам изучал шедевр Данте, в деталях. Он меня очаровывает. Кстати, у меня к вам вопрос. – Какой?