Проходя через пустынный ресторан, где официанты уже застилали свежими скатертями столы, ставили фужеры и раскладывали на завтра приборы, она чувствовала приближение неловкого момента. Через десять секунд они окажутся на тротуаре, и в воздухе повиснет вопрос, кончен вечер или это лишь его начало. Переспать с Робом она не согласится – это она знала точно. Но чтобы чуток, на сон грядущий, накатить у него или у нее? В этом, собственно, ничего дурного нет. Роб толкнул дверь, и они вдвоем вышагнули в прохладу весенней ночи. Сунув руки в карманы, Джессика остановилась возле бордюра, вполглаза высматривая такси, а вполуха ожидая, не предложит ли он чего. – Как здорово, что я все же решился спросить, свободен ли рядом с тобой стул, – сказал Роб. – Да, в самом деле хорошо, – откликнулась Джессика. – Вечер реально был приятный. «Ну давай же, продолжай. Я шлю тебе сигнал. Если б я хотела, что на этом у нас всё, я бы уже распро…» – Слушай, а что, если мы, несмотря на поздний час, немножко прогуляемся? Ты не против? Роб протянул руку (пока самый отважный ход с его стороны), и она немножко расслабилась. – Прогуляться? А что, классная идея. Она взяла его за руку, чувствуя под рукавом тугие веревки мышц. – Допустим, к реке, – предложил Роб. – Ночь-то какая дивная. По Вест-Фултону они направились на восток; облака в ночном небе мутновато подсвечивались отражением городских огней. – Забавно, – произнес Роб, когда они проходили под автострадой Кеннеди. – Я уже три понедельника подряд провожу как сегодня. И хоть бы одна из женщин пригласила меня присесть. Ты первая. – И хорошо, что так поступила, – сказала Джессика. – Я тоже часто так выхожу. – Сама, одна? – Ну да. Ведь… так сложно с кем-то познакомиться. – Познакомиться с тем, с кем надо. – Точно, – грустно усмехнулась она. – Все такие неискренние. Фальшивые. – Эпидемия современности, – вздохнул Роб. – Никто не говорит, что у него взаправду на уме. Эдакая игра наших дней. Состязание, кто кого перемудрит. – Здесь мы с тобой абсолютно совпадаем, Роб. Улицы были тихи, последние кутилы выползали из баров и разбредались в поисках своих машин или ночных такси. Впереди высился помаргивающий огнями муравейник даунтауна с дремливыми в этот час громадами зданий; потягивало промозглой, ощутимой на запах сыростью реки. Они тронулись вверх вдоль Северного канала, где стылым стеклом струилась Чикаго. На полпути через мост на Кинзи-стрит Роб остановился, и они вдвоем, облокотившись о парапет, стали смотреть вниз, на плавность течения. На мерцание огней центра. Удобный момент молчания. А возможно, что и хорошее предзнаменование, разделенное при первой встрече. Роб указал на старый железнодорожный мост Кинзи-стрит: – Ты когда-нибудь видела его вблизи? В смысле, с берега? – Я пешком на ту сторону вообще никогда не ходила. – Ну так давай? – В самом деле? – А что, идем! Сухим и твердым пожатием он взял ее за руку, и они, убыстрив шаг, двинулись через мост, а затем на юг по набережной. Роб шел так целенаправленно и быстро, что Джессика за ним едва поспевала. – Ты уверен, что туда пускают? – спросила она со спины. – Ну а как же. Город наш. Шел третий час ночи, когда они подошли к основанию старого моста. Он вздымался к небу своими разведенными створками, застывшими над рекой под углом в сорок пять градусов. Где-то вдали провыли сирены, но в остальном город был, можно сказать, благостно тих. Прямо-таки снежное затишье, как после метели. Нет даже машин, кроме одного белого минивэна возле бордюра. Роб с вкрадчивой нежностью ее приобнял. Накренив голову, она припала к его плечу. Если слиться в поцелуе, то сейчас, пожалуй, самое время – вот так, здесь, совсем одним у реки, будто они единственные, кто не спит в этом роскошном городе. Роб сейчас задумчиво смотрел куда-то вверх, на ажурные стальные конструкции моста. Если сейчас вывести его из задумчивости, поймать его взгляд, то поцелуй непременно произойдет. Достойная кульминация этого щедрого на сюрпризы вечера. – Хочешь скажу, о чем ты сейчас думаешь? – вполголоса, чувственно произнесла она. Знобко-восторженно билось сердце; честно сказать, поцелуев с мужчинами у нее не было вот уже больше полугода. Наконец Роб посмотрел на нее сверху вниз. – Мне подумалось, Джессика, – сказал он, – как красиво ты бы смотрелась висящей на этом мосту, над водой. Хмель сразу рассеялся. Она глядела снизу вверх, оторопело прокручивая его слова. Нет сомнения, она сейчас ослышалась. Но его хватка на плече сделалась крепче, жестче. – Ты думаешь, не ослышалась ли ты? Рот Джессики заполнил непонятный железистый привкус, сердце птицей билось о ребра, а ноги сделались какими-то чужими, ватными. – С удовольствием повторю, – сказал он. – Ты будешь очень красиво свисать с этого моста. Над водой. – Роб… – Я не Роб. Зови меня лучше Лютер. Лютер Кайт. Ты, наверное, обо мне слышала? Если нет, то жаль. Убийств на мне – пробу ставить негде. Она завопила, но вопль тут же пресекла притиснутая ко рту ладонь. Все произошло так быстро и с такой грубой силой: ее голова угодила в изгиб его руки, и он поволок свою жертву в тень, к основанию старого железнодорожного моста. «Баллончик. У меня же есть перцовый баллончик». Он в сумочке, где-то на дне. Она к нему не прикасалась с той самой поры, как купила два года назад после уроков самообороны вместе с Нэнси и Маргарет. Он затащил ее в темень, поднял (Джессика чувствовала пару секунд, что висит в воздухе), а затем она грянулась спиной оземь так, что отшибло дыхание. Перед глазами пропархивали искры, как от бенгальского огня; было трудно дышать, да еще и в голове все путалось от слепой паники. Но левая рука была, слава богу, свободна. Сумочка лежала внизу, и ей удалось двумя пальцами раздернуть на ней «молнию». В этот момент в ухо жарко зашептал голос: – Больше чтоб без воплей. Ты меня поняла? Отчаянный кивок в ответ. – Будешь вопить – тебе же хуже. Намного хуже. Она пихнула руку в сумочку, но доступа к заднему карманчику не было: он был вмят в землю под совокупным весом Джессики и этого чудовища. – Если я уберу руку с твоего рта, ты будешь вести себя тихо? Она снова кивнула, а пальцы уже елозили по головке баллончика, примеряясь, как ладнее схватить. Грудь ходила ходуном. Даже сильные нагрузки в фитнесе, когда пульс, кажется, стучит на пределе, нельзя было сравнить с таким беснованием сердца. Монстр отвел руку, и она впилась в него распахнутыми глазами, между тем стараясь незаметно вытянуть из-под себя зажатый в ладони баллончик. По-прежнему придавливая ее собой, монстр одной рукой обжал ей горло, а другой потянулся и вынул что-то из черного рюкзачка, которого Джессика при нем раньше не замечала. С собой он его таскать не мог. Значит, просто держит его здесь, в этом самом месте. – Я дам тебе сделать со мной все что хочешь, – испуганной скороговоркой зачастила она, стараясь унять дрожь в голосе, – только не истязай меня. Не мучь, ради всего святого. Я никому ничего не скажу, клянусь. Просто хочу жить. Жить хочу, слышишь? Лютер ухватил ее правое запястье. – Дай сюда руки, – скомандовал он. В тот момент как он тянулся к ее левой руке, наружу удалось выпростать газовый баллончик. Палец нащупал кнопку.