Часть 50 из 103 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Двое спецназовцев, что стояли по бокам мавзолея, нырнули вниз, но Мэтьюз остался стоять.
Долгий, затянувшийся момент ничего не происходило. Никто не разговаривал и не двигался.
Неужто бомба? И бомба ли?
Анджело отбросило на спину, но вот он сел.
Слава богу. Сидит вроде как цельным куском, не взлохмачен, не изрешечен, ни огня, ни дыма.
Все абсолютно безмолвно – не считая доносящегося из склепа змеистого шипения.
Тошнотворно-сладкий растительный запах Мэтьюз уловил за полсекунды до того, как Анджело зашелся кашлем и воплями, неистово царапая себе лицо и пытаясь скинуть жилет.
Мэтьюз опознал этот запах: герань.
После одиннадцатого сентября их всех прогоняли через ускоренный курс по химическим реагентам. Запах герани ассоциируется с одним из самых смертоносных химикатов Первой мировой войны – люизитом.
– Химреагент! Всем надеть противогазы!
Он скинул с себя рюкзак, рванул молнию, нашаривая обеими руками противогаз, и тут глаза зажгло.
Он попытался вызвать подмогу, но горло перехватило судорогой, напрочь лишая его дара речи. Внутри что-то тошнотно взбухало.
В наушнике бушевала какофония – сдавленные хрипы… вопли… надсадный кашель… кого-то рвало… и паника, паника.
До этого момента он подмерзал, но теперь, с проникновением незримого газа под бронежилет, кожу, ускоряясь и усиливаясь, пронимал жар – сперва что-то вроде солнечного ожога, затем жалящие пчелиные укусы, и вот уже с него словно заживо сгрызали кожу.
Сопли, слезы, слизь струились по лицу; полминуты, и Мэтьюз уже бешено катался по земле.
Несмотря на муку, он все же поднялся на ноги – ведь надо помочь своим, пресечь эти вопли – но с началом ходьбы он осознал и проблему: газ начал проникать в роговицу глаз.
Зрение было почти на нуле.
Колени подогнулись, и он грянулся оземь.
Надо вызвать подкрепление. Медиков. Вывести отсюда людей.
Но с каждой секундой боль и паника становились все нестерпимей, а рот Мэтьюзу безудержно распяливал вопль.
Лютер
2 апреля, 03:11
Лютер наблюдает за этим побоищем через свой айфон, синхронизированный с несколькими нетбуками, размещенными вокруг склепа Фрэнкса. На нетбуках камеры ночного видения, а сами приборы работают на батарейках. Еще один фокус, усвоенный от кудесницы Алекс Корк.
Зрелище поистине завораживает. Ну чем не священный День воздаяния? Истошные погибельные вопли. Истерия. Люди рвут на себе одежды, но от жгущего плоть люизита не укрыться и не спастись. Кашель и отхаркивание из полыхающих легких. Рвота. Кровь. Падение.
В какой-нибудь другой день Лютер упивался бы этим зрелищем до последнего содрогания последнего павшего.
Пересматривал бы снова, и снова, и снова.
Но это всего лишь разминка перед главной частью.
Лютер отходит за надгробие и набирает по айфону Джек.
Джек
2 апреля, 03:11
Чудовищные вопли из Хербова микрофона были такими пронзительными, что он был вынужден убавить громкость. Этот звук настолько ошеломлял, что я оцепенело впилась в плечо Фину – иначе бы, наверное, не устояла на ногах. Контакты через айфон Лютер перенял у Алекс Корк. Теперь он шел по стопам еще одного старого соперника, шизоида по прозванью Химик. Каких еще отродий прошлого он думает вытащить из ада?
Прибыла вторая команда спецназа – в полной экипировке, чтобы вызволить пострадавшую первую группу. Помимо этого, Херб вызвал парамедиков из Центра контроля заболеваний.
У меня зазвонил сотовый. Номер не определен. Звонок я встретила молчанием, просто нажав кнопку связи.
– Слышишь ли ты меня наконец обоими ушами, Джеки? – проворковал в трубку голос Лютера. – Ты могла это предотвратить. Не допустить смертоубийство, всего лишь остановив меня. Вот чего я хочу, Джеки. Чтобы ты меня остановила. Найди меня, приди ко мне одна, а не то умрут еще многие. Очень многие. Газ проведен по всему этому месту. Тебе будет дан свободный проход. А если кто-нибудь по недомыслию за тобой последует, то я спущу на них всех моего попрыгунчика.
Он ушел со связи.
Херб гаркал в рацию какие-то приказы, отказываясь высылать подкрепление, пока его люди как следует не экипированы. Лично я знала, что у Макглэйда, например, имеется скафандр для работы на зараженных объектах, но до его дома отсюда ехать неблизко.
– Лютер сказал, что даст мне безопасный проход, – сказала я Хербу в паузе между его криками.
– В аду безопасных мест не бывает, – отсек он.
Фин и Макглэйд высказались в том же ключе, к ним присоединились и Том с Роем.
– Ребята, – обратилась я к ним, – меня он убивать не собирается. Я ему нужна живая.
Херб насупился еще сильней:
– Еще чего. Во-первых, мы не знаем, что это за газ; насколько он летуч, как поражает. Я только что вызвал Национальную гвардию. Не хватало тебе еще носиться по темному кладбищу в надежде наткнуться на…
– Надежды мне не нужно, – перебила я. – Мне известно, где он.
– Вот как? Тогда скажи.
Я покачала головой:
– Если послать к нему копов, Лютер их всех положит. Он так и сказал: всех, кроме меня.
Херб нервно отмахнулся:
– Джек…
– Херб, у нас есть шанс положить этому конец. Отделаться от этого сукиного сына раз и навсегда. Меня он убивать не собирается. А вот я, безусловно, так и горю желанием его прикончить.
Все бессловесно вперились в меня.
Когда-то я распоряжалась людьми, и они меня слушались. Не только потому, что я была старшей по званию. А потому, что моим приказам, моим суждениям они доверяли. Сейчас я поочередно изучала лица этих мужчин, пытаясь показать, что я по-прежнему та же.
Быть мишенью и беременной словно подразумевало, что в лидеры я не гожусь. А вот не тут-то было.
– Считай, что в этой игре я с тобой, – сказал Том, вынимая из наплечной кобуры свой «глок».
– И я, черт возьми, – солидарно кивнул Рой.
Фин с Гарри тоже вынули оружие.
– Мы этому мудозвону яйца отчекрыжим, – не преминул съязвить Макглэйд.
– За тобой, Джеки, я пойду хоть в преисподнюю, – сказал мне Фин. – Ты это знаешь.
Я поглядела на него озадаченно:
– Ты серьезно?
– Абсолютно. И ты была права.
– Насчет чего?
– Насчет моих потуг тебя контролировать. Я люблю тебя, и хотя мне ужас как не хочется, чтобы ты туда шла, но именно такой твой поступок делает тебя женщиной, которую я люблю. Смелую, бесстрашную. Единственно, чего я хочу, это тебя оберегать.
Одолев в себе слезливую растроганность, я произнесла: