Я шаркала следом, чувствуя себя шаром, из которого выкачали воздух. Ричи завел разговор с копом, дежурившим у двери, а я в это время заглянула в палату. Кровати Гарри и Херба, по роковому недогляду, оказались рядом друг с другом. Но невероятно: эти двое сейчас не грызли друг другу глотки, а, наоборот, улыбались и вели какой-то задушевный разговор. – Привет, ребята. Я вошла и поочередно их обняла. – Эй, Джеки, – с ходу атаковал меня Макглэйд, – Херб-то, оказывается, не знал, что у меня на «Ригли-филд»[65] есть места в клубной ложе. На той неделе мы идем на игру. – Кто идет-то? – не поняла я. – Мы с Хербом. Я уставилась на Херба во все глаза: – Ты с Гарри идешь на бейсбол? Или у меня что-то со слухом? – Ну а как. Мы с ним вынесли за скобки наши различия, и оказалось, что у нас полно общего. Мы оба любим бейсбол. И хот-доги. И Нила Даймонда. И домашнее пиво. Гарри вообще отличный парень. Я тайком глянула на хербовскую карту пациента, что на спинке кровати, – не стряслось ли у него чего с головой. – Да мы б и тебя пригласили, – успокоил меня Гарри, – но извини, у нас мальчишник. Первым делом друзья, а телки уж потом. Верно, босс? – А то. На моих изумленных глазах они чокнулись кулачками. – Давай «бу-бум»! – предложил Гарри. «Бу-бум!» – возгласили они, снова чокаясь и изображая взрыв. У меня, можно сказать, глаза лезли на лоб, но прерывать этот аттракцион неслыханной любви я не решилась. – А Фин где? – В интенсивке, – ответил Херб. – Его оперировали дольше, чем нас. – Мне наложили пятнадцать швов, – с гордой улыбкой сообщил Макглэйд, – Хербу тридцать. По пяти, босс! Держи! Теперь они чокнулись ладошками. Затем опять повтор с «бу-бумом». Мне подумалось: уж лучше б они друг друга не переваривали. А впрочем, на позитиве лучше. – Он в порядке? – спросила я. Херб кивнул. – Да. Почку ему спасли. Шесть часов под ножом, но чувствует себя прекрасно. – Парень двужильный, – подтвердил Макглэйд. – К тому же у него все равно запаска есть. Это ж надо быть таким генетическим чудовищем, уродиться с двумя почками. Фин мужик! За него, чтоб их всех разорвало! Они снова чокнулись кулачками. – Давай «бу-бум»! Бу-бум. Надо было им сказать, что такие излияния чувств уместны наедине, но они, собственно, и были здесь вдвоем. – Пойду проверю, как он там, – сказала я, оставляя их наедине с их мужеской любовью. Эскорт из копов препроводил меня к палате интенсивной терапии; чтобы туда попасть, пришлось подняться в лифте на седьмой этаж. Там на дверях тоже стоял охранник; пришлось соврать, что я Фину жена. Фин спал – серовато-бледный, с трубкой в носу. Когда я поцеловала его в лоб, ресницы у него дрогнули, и он приоткрыл глаза. – Это ты, – шепнул он. – Привет. Как себя чувствуешь? – Отходняк. А так нормально. Они нашли?.. Я покачала головой, чувствуя, как по щеке у меня сбегает слеза. – Ни Лютера, ни нашу дочку. Я чуть наклонилась, взяла его руку, сжала ее. Он слабо сжал мою. – Как там Гарри с Хербом? – спросил он. – У них совет да любовь. Скоро будут свидания друг другу назначать. – А ты-то как, Джек? Из боязни невзначай разрыдаться я сжала губы. – Тот человек, которого Лютер держал на цепи. Может, он что-то знает. Я кивнула, тыльной стороной ладони смахивая слезу. – Что, пойти проявить себя? – спросила я. – В этом тебе нет равных. Я снова поцеловала Фина, на этот раз в щеку. И потащилась разговаривать с Эндрю З. Томасом. Люси Ранее Хромая на обе ноги, она вошла в вестибюль «Скорой помощи», мгновенно приковав к себе взгляды. И были веские причины. Ее платьишко изорвалось и превратилось в лохмотья, смердящие к тому же канализацией, по лабиринтам которой она блуждала в доме увеселений Лютера. А выглядела Люси… Как выглядела. Подшаркав к окошку регистратуры, она ждала, когда медсестра наконец обратит на нее внимание. Но тетка за стеклом на нее толком и не взглянула, а лишь буркнула: – Заполните формуляр и в общую очередь. Люси подалась к стеклу и, птичьи уставившись на тетку своим единственным глазом, гаркнула: – Эй! Мне срочно! Немолодая медсестра наконец подняла на нее взгляд, и при виде эдакой образины глаза ее распахнулись в немом ужасе. По спичечным ногам Люси, скапливаясь вокруг ступней, уже начинала стекать кровь. Своей поднятой трехпалой лапой Люси начала стаскивать через голову платьице, выставляя напоказ швы от бесчисленных пересадок кожи. Часть их она специально вскрыла на парковке, чтобы быть принятой наверняка. Обильность кровотечения была тому необходимым аргументом. – О боже! – выдохнул кто-то из впечатлительных пациентов. Было слышно, как медсестра хватает трубку телефона и в срочном порядке вызывает каталку. Люси думала изобразить потерю сознания, но для вхождения в образ она, видимо, переборщила со вскрытием швов и вскрыла их на парковке больше, чем нужно, так что кровь полила из нее быстрее, чем она рассчитывала или ожидала. Мутное кружение вытягивало из ног силу, и они подкосились. Люси лишилась чувств раньше, чем грянулась об пол.