Новость была настолько значимой, что наступило продолжительное молчание. – Умолчим, сколько инстанций пришлось обойти и на кого надавить, – продолжал Москвин, – но зато имеем факт. Болезнь развивалась второй год, Мышковец держала свой недуг в секрете. Даже от дочери. Наблюдал ее знакомый врач, поэтому информация не просочилась. От химиотерапии Галина Сергеевна отказалась, но перепробовала массу других средств, включая колдуна. Тот ее лечил, но не вылечил… – А кто-то еще верит в это мракобесие? – проворчал Вишневский. – Ты удивишься, – хмыкнул Швец, – верят многие. Иные даже считают, что им помогло. – Врачи дали Мышковец два месяца, – добавил Москвин. – Потом метастазы – и все. Болезнь, увы, неизлечимая. А свой лимит ремиссий она уже выбрала. – Минуточку, – нахмурился Кольцов, – Галина Сергеевна не производила впечатления смертельно больного человека. – У всех по-разному, – пожал плечами Москвин, – еще немного – и все бы проявилось. До этого не дошло, и люди запомнят Галину Сергеевну здоровым человеком. – У кого-то остались сомнения? – Майор обвел присутствующих испытующим взглядом. – Мышковец – не первая, кого нам подставляют. Принимаем по умолчанию: Штейнберг и его хозяева также владеют полной информацией. Назначается встреча – не знаю, каким образом, да это и не важно. Штейнберг избавляется от слежки и берет такси. Способ спорный, но, с другой стороны, его видит только водитель, а так бы увидели многие. То, что будут следить за Мышковец, он не учел. Такое случается даже с опытными людьми. Они остаются в машине, происходит диалог. Не знаю какой, но предлагаю версию: «Вам осталось немного, Галина Сергеевна, примите сочувствия. Не спрашивайте, кто мы и откуда знаем. Вы человек неглупый, сами догадаетесь. Зачем вам умирать в мучениях? Сделайте это в расцвете сил, прямо сейчас. Признайтесь в работе на американскую разведку и отразите этот факт в предсмертной записке. И уходите из жизни любым удобным для вас способом. Вашу дочь и внучку оставят в покое, даже подкинут деньжат. И у сына в Израиле будет меньше проблем. Подумайте хорошенько, Галина Сергеевна. Все равно вы умрете. Можете отказаться. Но тогда за будущее ваших близких никто не поручится. И несчастья с ними будут происходить на ваших глазах. Один лишь шаг, Галина Сергеевна, и всем станет хорошо. Это несложно. Вы все равно под подозрением, за вами следят. Не забудьте про признание в записке – без подробностей, комитетчики поймут. И вот эту пачку с сигаретами возьмите, только не курите. Спрячьте в доме, но не очень далеко. И не надо ее разбирать, чтобы посмотреть, что там внутри. И не тяните резину. Лучше это сделать в предстоящие выходные». Примерно так, друзья мои. В милицию или к нам Мышковец, конечно, не пошла: от рака мы не лечим. Уверен, Штейнберг был убедителен. Держу пари, что мысли о суициде посещали фигурантку и раньше, но несерьезно… Присутствующие молчали. Морщил нос скептично настроенный Некрасов. – Специально для Фомы Неверующего, – добавил Михаил. – Станет ли женщина с таким диагнозом работать на чужую разведку? Деньги-то когда тратить? Если идейная, то может, но Галину Сергеевну советская власть не обижала, родственников не раскулачивали и не репрессировали. Нормальная честная гражданка. Но в данном вопросе допустила ошибку. Не знаю, как сына, а дочь с внучкой мы бы защитили. В общем, морально подготовилась, написала записку, как просили, – и вниз… – Блин, как так можно? – пробормотал впечатленный Славин. – Незнакомый мужик запугал и… – Все равно умирать, – пожал плечами Швец. – Но не сразу же… – Время пролетит незаметно. – Что у нас со Штейнбергом? – Михаил повернулся к Некрасову. – Сидит в квартире. Отдыхает в выходной, как все люди. За домом следит лейтенант Макаров. Начнется движение – доложит. – Московское руководство дает «добро» на задержание Штейнберга, – сообщил Михаил оглушительную новость, – с нюансами, оговорками, но – согласно. Теперь же, после новостей о Мышковец, само начнет нас торопить. – Ну наконец-то, – выдохнул Вишневский, – признали то, что и так понятно. Эту тварь надо брать и колоть. Мы знаем, что он убил Романчука, поспособствовал гибели Мышковец, наверняка замешан в смерти Запольского и Золотарева. Живет в чужой стране и творит, что хочет, а над нами просто издевается. А еще он знает наверняка, кто такой Звонарь… – У Штейнберга дипломатическая неприкосновенность, – напомнил Михаил. – Такую публику можно брать только с твердыми основаниями. У нас таковых нет. Все рассуждения – вилами по воде. Будет как всегда: ушат помоев на нашу страну, обвинения в произволе, в нарушении прав человека. Жизнь наших товарищей за рубежом может осложниться. Поэтому поступаем хитро. Брать фигуранта при свидетелях нежелательно. Будем пасти, ждать подходящего момента. Пусть Штейнберг просто пропадет. Милиция объявит его в розыск, сделает вид, что ищет. Штейнберга изолируем, выжмем информацию. В арсенале достаточно средств, облегчающих понимание. Потом его найдут в стельку пьяного, с провалами в памяти. Пусть обвиняют, а мы докажем, что его не трогали. Дорожка извилистая, скользкая, но надо по ней пройти… Присутствующие оживились: вот это дело. Все понимали: не от хорошей жизни, другого способа вскрыть агентурную сеть уже не оставалось. – Пройдем по дорожке, товарищ майор, – заверил возбужденный Москвин. – Четко пройдем между Содомом и Гоморрой, ничего не зацепим. Офицеры замолчали, вопросительно уставились на товарища. Что-то булькнуло в животе Вишневского. – Может, между Сциллой и Харибдой? – неуверенно предположил Некрасов. – Да какая разница, – отмахнулся Москвин, – все равно пройдем. Засмеялись как подорванные. Москвин надулся. – Ход твоих мыслей понятен, – сказал Кольцов, – грамотно рассуждаешь. А товарищи в свободную минуту объяснят разницу. Она небольшая, но есть. Совещание окончено, товарищи, готовимся к завтрашнему дню… Глава одиннадцатая Пошла вторая неделя командировки, а воз оставался и ныне там. Выдержка подчас изменяла, хотелось сорваться, наорать, дать кому-нибудь в глаз. Гражданин не самого непьющего вида оттолкнул майора, ступившего на пешеходный переход, засеменил на другую сторону бульвара. В руках позвякивали сетки с пустыми пивными бутылками. Михаил подавил желание догнать и двинуть, как следует, пошел, как положено, по «зебре». Но светофор уже замигал, напряглись машины, ждущие зеленого сигнала. Он вскинул руку, чтобы не вздумали рвануть, перепрыгнул через бордюр (или все же поребрик?). Гражданин с бутылками свернул на аллею. Штейнберг в сером плаще, со спортивной сумкой на плече неплохо сливался с местностью. Воскресным утром прохожих было немного. Штейнберг остановился, испил воды из автомата, дежурно проверился, нет ли слежки. Вадик Москвин пристроился за киоском в тридцати метрах от объекта, подмигнул Кольцову. Тот нахмурился. Приказа выполнять работу в легкой развлекательной форме не было. Впереди на аллее с отсутствующим видом курил Алексей Швец. Он работал на упреждение, в любой момент мог перекрыть объекту дорогу. Брать шпиона на виду у всего города не спешили – мера крайняя. Немец остановился на полупустой автобусной остановке. Это было некстати: шапки-невидимки сегодня не выдали. Но, к счастью, шпион передумал, двинулся дальше. Михаил пересек дорогу, переглянулся с идущим параллельным курсом Вишневским. Работали всей группой, что было не очень здорово, но, учитывая способности объекта бесследно исчезать, – нормально. Справа от бордюра оторвалась неприметная серая «Волга» с «гражданскими» номерами и капитаном Некрасовым за рулем. Автомобиль был оснащен «сиреной», но пока ее не выставляли. «Волга» проехала пятьдесят метров и снова прижалась к тротуару. Не оборачиваясь, Штейнберг дошагал до Центрального дома книги, сделал остановку, закурил. Потом свернул за ЦДК. Суетиться не стали, там пропасть было некуда. Но все же двинулись энергичнее. Слева осталась центральная площадь Ленина со знаменитым Оперным театром, гигантской скульптурой вождя и тремя вооруженными сподвижниками (в народе их прозвали «серые люди»). Штейнберг перемещался к выезду на Вокзальную магистраль. Прохожих было немного, проезжали отдельные машины. Объект встал у светофора, чтобы пересечь магистраль. Горел красный, транспорта не было. Большинство советских граждан в таких случаях запросто переходят дорогу. Молодая парочка так и сделала – спокойно ступила на проезжую часть и пошла. Штейнберг посмотрел им вслед и укоризненно покачал головой. Стало смешно. Убивать советских граждан, значит, можно, а переходить дорогу на красный свет – нет? Плохо, что не всех фашистов передавили в сорок пятом… Штейнберг дождался зеленого, двинулся дальше. Что-то было не так. Он не мог не знать, что за ним следят, по крайней мере, это было бы логично для его оппонентов. Замыслил каверзу? Попытается оторваться от «хвоста»? Мелькнула мысль, что не стоит искушать судьбу, надо быстрее брать. Приотстал Швец, уставился на газетную тумбу. Объект проследовал мимо, даже ухом не повел. Снова светофор, перекресток с улицей Советской. На другой стороне – неказистый громоздкий проектный институт «Гипрогаз». Здание типовой постройки отчаянно диссонировало с окружающими его историческими строениями. Институт представлял в плане букву «Г», стоял на двух улицах одновременно. Пришлось приотстать: местность была открытая. Дальше по курсу – Управление железной дороги, ЦУМ… «В гости к Голубевой собрался? – мелькнула интересная мысль. – Нет, вряд ли, Голубева с семейством укатила на дачу – разведка доложила точно. Даже сына взяли, у которого скоро выпускной вечер, масса других дел, и «эта ваша дача» давно поперек горла! К вокзалу подбирается? – Вторая мысль была куда интереснее. – Почуял угрозу, понял, что теперь не отстанут, а в сумке на плече – необходимые в поездке вещи?» Штейнберг пересек дорогу, шел прямо, мимо основного крыла «Гипрогаза». В этом городе НИИ и проектные институты находились на каждом шагу! Фигурант не оборачивался, и это начинало беспокоить. И вдруг он резко сменил направление, метнулся к крыльцу проектного института и забежал внутрь! Михаил оторопел. Институт сегодня не работал, но пройти, наверное, можно. Раскусил, гаденыш! Маневр, к чести шпиона, оказался непредвиденным. Кольцов спрыгнул на проезжую часть и отшатнулся: издавая пронзительный звуковой сигнал, к перекрестку подходил пассажирский автобус. Огонек на светофоре уже переключился, он шел на скорости на свой зеленый. Михаил чуть не выругался. Терялись драгоценные секунды! Но не бросаться же под колеса. Сзади подбежали сотрудники. Маскироваться дальше не имело смысла. Удивленно покосилась молодая женщина, стоящая рядом, на всякий случай отступила в сторону. Автобус проехал, они помчались через дорогу на полной скорости. Заскрипели тормоза, выругался водитель легковушки… «К черту иди, товарищ!» – Вишневский, Славин, на заднюю сторону, быстро! Он может воспользоваться черным ходом, тогда ищи-свищи… И мы уже никогда не встретимся… Двое отделились от группы, перебежав дорогу, припустили вдоль короткой стороны здания. Она оказалась не такой уж и короткой. Вдоль дороги стояли машины – пусть немного, но все же не пустыня. Михаил первым ворвался в здание, наткнулся на тугую дверь. В Москве подобные двери ставили в метро, а в Сибири, за неимением подземного транспорта, – в секретных предприятиях, молотящих на оборонку. Впрочем, у «Гипрогаза», кажется, не было ничего секретного… Москвин и Швец дышали в затылок, наступали на пятки. Открылся вестибюль, украшенный безыскусным панно, будка вахтера, турникет. Пожилой мужчина смотрел на вошедших растерянно, смешно моргал. При виде удостоверений встал по стойке «смирно». – Мужчина забежал, где он? – выдохнул Михаил. – Почему пропустили? – Так у него это самое… удостоверение МВД… – забормотал вахтер. – Сказал, что по важному делу и очень спешит, на пятый этаж ему нужно… Отодвинул меня и побежал на лестницу… Черта с два ему нужно на пятый этаж! Запасной выход ему нужен! А спрячется в здании, да и ради бога, через десять минут тут все будет оцеплено. Происходящее меньше всего напоминало тихое задержание. Михаил прорвался через турникет, бросился к лестнице. Здание пустовало. Так, отдельные личности: технички, дежурные, отпетые трудоголики… Был ли Штейнберг вооружен? Вопрос интересный. Но у сотрудников КГБ в этот день кобуры не пустовали. Михаил в несколько прыжков миновал лестничный пролет, прижался к перилам. Извлек из подмышечной кобуры ПМ, снял предохранитель. Поколебавшись, передернул затвор и вернул на место флажок предохранителя. Сверху не стреляли. Пригнувшись, он перебежал открытое пространство, присел за массивной балясиной. – Черт, не спросили, где тут запасной выход… – пробормотал в затылок Швец. Не надо. Здание возведено по типовому проекту, архитекторы не утруждались. Сколько он перевидал подобных учреждений… Вопрос, знает ли о запасном выходе Штейнберг? – Пошли, – бросил Михаил. – Алексей, поднимешься выше, проверишь третий этаж. Штейнберг – оригинал, может сумничать. Москвин, за мной, пробиваемся к запасному выходу. Огонь на поражение не открывать. По конечностям в крайнем случае – можно. Но только в крайнем! Снова прыжками – наверх. Короткий вестибюль, коридор в два конца. Швец, прижимаясь к перилам, поднимался дальше. Михаил выбежал в вестибюль, завертелся. Правый коридор обрывался через десять метров – тупик. Оставался только левый. Бросились по нему, пригнув головы. Перед кем красоваться? Вторую жизнь за особые заслуги не пожалуют. Распахнулась дверь по курсу, вышла женщина с ведром. Перепугалась, обмерла, еще чуток – и стала бы креститься. Коридор свернул, а дальше раздвоился, будь он неладен! Переглянулись, Москвин кивнул, взял левее. Кольцов шел неслышно, перекатываясь с пятки на носок. Про осторожность забывать не стоило. Двери в помещения были закрыты. В глубине коридора, озаренная светом с улицы, стояла пальма в горшке. Коридор сворачивал. Впереди показался Вадик Москвин. Он шел, закусив губу, сжимая рукоятку пистолета. Чуть не выстрелил, обнаружив впереди фигуру! Вовремя заметил знакомое, облегченно выдохнул. Нечего радоваться, столько времени потеряли! Снова побежали. Поворот, еще один. У двери на запасный выход (все-таки здесь она!) возилась смутная фигура. Освещение в этой части здания практически отсутствовало. Очевидно, выход держали на замке. Штейнберг! Услышав шум, он отпрянул от двери, саданул по ней всем корпусом! Дверь распахнулась. Иностранец пулей вылетел на лестницу. – Попался, гад! – ахнул Москвин и прыжками помчался к двери. – Вадим, осторожнее! Тот не внял, первым перемахнул порожек. Иностранный шпион был падок на сюрпризы. Вместо того чтобы лететь вниз, он спрятался за косяком и, когда на лестницу выбежал Москвин, выставил ногу. Вадим не удержался и с грохотом покатился по ступеням.