Вывеска на учреждении отсутствовала. Высокое крыльцо, две лестницы, разбегающиеся в разные стороны, две двери – для входа и выхода. Рабочий день был в разгаре, но двери постоянно хлопали: туда-сюда сновали сотрудники. Здание находилось на улице Октябрьской, пересекающей Красный проспект. Рядом – кинотеатр, знаменитый в городе дом «Под часами», на другой стороне – образцы конструктивизма и модернизма с яркими архитектурными достоинствами. «Сибмашпроект» занимал обычное пятиэтажное здание из силикатного кирпича. Ландшафт исторического центра он явно не украшал. Примитивный параллелепипед без выступов и карнизов – все гладко, ровно, даже оконные проемы выполнены заподлицо со стенами. – За работу, слуги государевы, – объявил Кольцов, первым покидая «Волгу». – Пойдем выяснять, кто тут продал черту душу. Прошел дождь, асфальт уж подсыхал, выглянуло солнце. Автостоянка перед зданием была заполнена едва наполовину. Автомобилей в личном пользовании граждан было немного. А имеющиеся редко использовались для поездок на работу. Люди предпочитали давиться в общественном транспорте, который курсировал весьма нерегулярно. За дверьми был небольшой холл. К посту охраны вела лестница. «Удобно: поставить пулемет и отбиваться от диверсантов», – машинально подметил Михаил. Попасть в здание было непросто: работала пропускная система. Дежурили два вахтера в серой униформе: один молодой, другой в годах – невысокий, ладно сбитый, лысоватый. Лицо его было непроницаемо, как у сфинкса. Удостоверения сотрудников КГБ не произвели впечатления. Вахтер лаконично бросил: «Подождите», сел за стол, открыл журнал и начал изучать последние записи. Видимо, соответствующая имелась: снисходительно кивнул, разрешая пройти через турникет. Молодой вахтер при этом скромно помалкивал. За постом находилась камера хранения личных вещей. Наверх уходила широкая лестница. Площадку за нижним пролетом венчал гигантский фикус в кадке. Лифт, похоже, отсутствовал или предназначался не для всех. Кольцов отошел к лестнице, стал наблюдать за работой вахты. Основной поток сотрудников давно схлынул. Но проходная работала. Люди предъявляли пропуска, вахтеры делали отметку в журнале. Для выходящих процедура была аналогичной. Подбежал мужчина, сказал, что на минутку: родственник ждет на входе. Вахтер оказался непреклонен (еще бы, за ним наблюдали с лестницы), без пропуска не выпускал. Чертыхнувшись, молодой человек поскакал обратно – за забытым документом. Вошла молодая женщина, стала запихивать в ячейку пухлый сверток (видимо, где-то выбросили дефицит), предъявила вахтеру для досмотра сумочку. Каблучки зацокали по лестнице. Гриша Вишневский проводил точеную фигурку задумчивым взглядом, смутился, перехватив укоризненный взгляд начальства. Порядки в учреждении были сравнительно вольные. Хотелось верить, что это не относится к режиму секретности. Досмотр вносимых и выносимых вещей, в принципе, осуществлялся. Лысоватый вахтер, к которому сотрудники обращались уважительно «Валентин Сергеевич», опытным глазом осматривал людей. Пришел командированный в шляпе, стал бормотать, глотая слова. Вахтер не поленился выйти в холл, показал товарищу дверь с надписью «Отдел пропусков». – Вперед, – скомандовал Кольцов, – наш этаж – третий. В западном крыле – разработчики проекта, в восточном – епархия директора Богомолова. К сведению: Первый отдел – на втором этаже. – А вы подготовились, Михаил Андреевич, – хмыкнул Швец. На третьем этаже была обычная коридорная система. Стены обиты панелями, причем давно, на полу – линолеум с пузырями. В маленьком фойе на столике стояли гвоздики в вазочке и фото в траурной рамке. Погибший Запольский был солидным мужчиной: скуластое лицо, строгий взгляд. У столика мялись две молодые женщины, перешептывались: «Господи, Владимир Кириллович умер? Когда?» Пугливо покосились на незнакомцев, заспешили по своим делам. – Странная особенность у наших людей, – пробормотал Вадим Москвин. – Если кто-то умирает, первым делом спрашивают: когда? Не «как», «почему», а именно «когда»? Самый бестолковый вопрос. Ну какая тебе разница когда? Что от этого изменится? У открытого окна рядом с надписью «Не курить» курили сотрудники, что-то живо обсуждали (явно не смерть Запольского). Из двери восточного крыла вышел полноватый человек, выронил из папки бумаги, сел на корточки, стал собирать. Следующая дверь была открыта. Там высился частокол кульманов. Шла политучеба – такой же неизбежный элемент трудовой деятельности, как производственная гимнастика. Лектор (очевидно, сотрудник того же отдела) сидел за столом и вслух зачитывал передовицу газеты «Правда». Напротив расположились сотрудники, внимали с постными лицами. Несколько человек остались за кульманами – кто-то отдыхал, пользуясь моментом; женщина средних лет втихушку работала, закрываясь кульманом, как щитом, рейсшина совершала плавные движения по бумаге. Покосилась на мужчину в дверях, смутилась, прервала работу – словно замеченная за чем-то недозволенным. Михаил аккуратно прикрыл дверь, чтобы не мешать процессу. – Формалисты чертовы, – бурчал недовольный Москвин. – То ли дело в наше время. Читали политинформацию – заслушаешься. А эти – пробубнили статью из газеты, галочку поставили: мероприятие провели, идейный уровень подняли. Сами, что ли, не могут эту статью прочитать? – Но сами ведь не будут, – резонно возразил Кольцов. Проектный институт жил своей обыденной жизнью. Поскрипывали кульманы, приглушенно гудела копировальная машина. За дверями, обитыми панелями, ковалась оборонная мощь страны – в принципе, без иронии. К директору Богомолову Михаил направился один, оставив подчиненных в холле. Секретарша успела произнести: – Вы записаны, товарищ? Глеб Илларионович занят, просил не беспокоить… – но, всмотревшись в документ, сменила тон: – Да, конечно, проходите, товарищ. Нас уже поставили в известность, – и быстро сняла трубку, чтобы предупредить шефа. Хозяин кабинета производил впечатление. Рослый, мясистый, хотя и не толстый, одетый в дорогой костюм – явно не от местной фабрики имени ЦК Союза швейников – он поднялся из-за стола, подошел пружинящей походкой, пожал Кольцову руку. Лицо у товарища тоже было мясистое, хотя и не отталкивало. Директорский стол был завален бумагами – явно не для вида: человек работал. – Проходите, присаживайтесь… – У мужчины был сочный запоминающийся баритон. – Позвольте еще раз взглянуть на ваше удостоверение… Михаил Андреевич. Нас предупредили о грядущем визите сотрудников КГБ. Кажется, мы догадываемся, чем это вызвано… Хотите чаю, кофе? – Спасибо, Глеб Илларионович, в другой раз. Можем полчаса поговорить в спокойной обстановке? – Да, конечно, – директор вздохнул и виновато улыбнулся. – Только скажу секретарю, чтобы никого не пускала… Он не лебезил, не пресмыкался – это импонировало. Вел себя вежливо, достаточно сдержанно, украдкой присматривался к собеседнику – как и собеседник к нему. Визит сотрудников комитета не предвещал ничего хорошего – для этого не нужно иметь семь пядей во лбу. В глазах директора Богомолова пряталась настороженность. Он не был таким простым, как хотел казаться. – Несколько вопросов, Глеб Илларионович. Это не проверка работы вашего учреждения – такими вещами наше ведомство не занимается. – Отвечу на все вопросы, – кивнул директор, – если они входят в зону моей компетенции. – Наш визит связан со смертью вашего заместителя Запольского Владимира Кирилловича. – Да, это страшная трагедия… мы к ней оказались не готовы. В шоке, просто не верится… – Директор сидел за столом, казался спокойным, но ноготь среднего пальца выбивал маршевую дробь по плексигласу. – Еще в пятницу мы разговаривали с Владимиром Кирилловичем, решали рабочие вопросы. Он говорил, что в субботу поедет на рыбалку со своим родственником из милиции… – То есть он не делал секретов из своих планов? – А что в них секретного? – Богомолов недоуменно пожал плечами. – Владимир Кириллович заядлый рыбак. Я в шутку называл таких, как он, «психами»… Это действительно невосполнимая утрата для его семьи, для всего нашего коллектива… Владимир Кириллович был компетентным и грамотным работником, вникал во все детали, был дотошным к любым мелочам… – Он занимался проектом «12–49»? Директор немного растерялся и в первую минуту не нашелся, что ответить. – Все в порядке, Глеб Илларионович, вы ничего не нарушаете. Проект «12–49» – ЗРК «Гранат» и стратегическая ракета КС-122 для этого комплекса. Занимался ли Владимир Кириллович этим проектом? На двери напротив он видел табличку: «Запольский В.К. – заместитель директора». Ее еще не сняли. На что-то надеялись? – Да, мой заместитель курировал этот проект, – подтвердил Богомолов. – Он знал его от и до. Это заказ особой важности. Он лично формировал коллектив разработчиков, дробил его на секторы, организовывал работу. Теперь придется искать замену Владимиру Кирилловичу… – Директор немного побледнел. – Простите, до сих пор не укладывается в голове. Мы работали вместе четыре года… Завтра состоятся похороны, надо выделить деньги на поминки, отправить на кладбище часть сотрудников… – В пятницу он вел себя как обычно? – Совершенно, – уверил Богомолов. – Настроение у Владимира Кирилловича было приподнятое. А почему вы спрашиваете? – насторожился вдруг директор. – Насколько мне известно, произошел несчастный случай на рыбалке: Владимир Кириллович неловко поскользнулся, разбил голову… – Есть основания полагать, что произошло убийство. Фраза была тщательно выверена. Ее следовало произнести. И ничего страшного, что это заявление станет известно коллективу. Интерес комитета к институту при условии несчастного случая малообъясним. Тот же интерес в связи с убийством – логичен. Одна из основных версий случившегося – служебная деятельность потерпевшего. Богомолов побледнел еще сильнее. Но самообладания не потерял. – Позвольте, это какая-то ерунда… – Считаете, КГБ занимается ерундой? – Нет, я не это хотел сказать… – директор замолчал, голова заработала в нужном направлении, потекли мысли – и ни одной позитивной. Лейтмотив понятен: для засекреченного учреждения наступали сложные времена. – Позвольте спросить… Вы уверены, что это убийство? – Это более чем вероятно. – Да уж, обрадовали… – Глеб Илларионович шумно выдохнул, задумался. Михаил не прерывал поток его мыслей, изучал лицо директора. – И уже известно, кто это сделал? – Прорабатываются версии, – уклончиво отозвался Кольцов. – Преступление будет раскрыто. Вспомните, Глеб Илларионович, товарищ Запольский в последнее время не высказывал чего-нибудь необычного о работе института? Может, его не устраивал кто-то из сотрудников? Или он имел претензии к соблюдению режима секретности? – Не припомню. – Богомолов вышел из оцепенения. – Владимир Кириллович был технарем с большой буквы. Замещал меня именно по техническим вопросам – остальные аспекты деятельности учреждения его не касались. Позвольте еще вопрос, Михаил Андреевич. Интерес вашего ведомства… вызван только возможным убийством моего заместителя? – Да, а чем же еще? Вопрос в том, почему его убили? Для кого был опасен ваш заместитель? Директор перестал задавать вопросы. Он умел совершать в голове элементарные действия. Компетентные товарищи прибыли из Москвы – это не секрет. Запольского убили в субботу утром. Чекисты уже летели из столицы. Имели дар предвидения? Директор решил не касаться скользкой темы. И правильно. – Мы намерены поработать в вашем коллективе. И давайте без лишних вопросов, Глеб Илларионович. Нужны пропуска на несколько дней. Сотрудники обязаны искренне отвечать на все вопросы, даже на неудобные. Никакой показухи. Сколько человек задействовано в проекте? – Несколько десятков… Коллектив сводный, полгода трудится в данном направлении. Другими проектами эти люди не занимаются. – Отлично. Именно эти сотрудники нас и интересуют. Они обособлены территориально? – Да, это западное крыло нашего этажа… – Хорошо. Что по первому отделу? – Это епархия товарища Урсуловича… Этажом ниже. В отделе четверо – он и трое подчиненных. Не сомневайтесь, там все отлажено и соблюдается строжайшая секретность. – Товарищ Урсулович из органов? – Да, сейчас он на пенсии. Раньше работал в 5-м отделе областного УКГБ. Идеологические диверсии, понятно… Первые отделы существовали почти на всех советских предприятиях. А уж в закрытых учреждениях – их просто не могло не быть. Режимные подразделения контролировали секретное делопроизводство, обеспечивали режим секретности и сохранность документов. Все печатные машинки, копировальная техника и прочая аппаратура для печати находилась в их ведении. Отделы контролировали доступ к информации, всевозможные публикации. Личные дела сотрудников хранились в этих отделах, а также специальные анкеты, где указывались политические взгляды, отмечались поездки за границу, участие в сомнительных собраниях, мероприятиях, доносы и наветы, сведения о неблаговидном поведении. Секретные материалы делились на три категории: «Для служебного пользования», «Секретно» и «Совершенно секретно». Работники режимных отделов контролировали допуск к этим материалам. Прикомандированные к первым отделам сотрудники КГБ были не редкостью. В основном это пенсионеры – их называли «офицерами действующего резерва». Они и возглавляли эти структуры. – Теперь по отделу, занимающемуся проектом. Как строится работа – в общих чертах? – Технические задания мы получаем из Москвы. Если конкретно – из НИИ приборостроения. Надзор за этапами осуществляют структуры Министерства общего машиностроения. Надзирающих много, но так и должно быть: не троллейбус проектируем, гм… Доставка – фельдъегерской почтой, под охраной. Груз упакован, опечатан, все как положено. В московском НИИ делают все расчеты, составляют электронные схемы: в изделиях, сами понимаете, сложная электронная начинка… В нашем институте дорабатываются узлы и механизмы, мы же проводим компоновку. Кое-что улучшаем, совершенствуем – но только по согласованию с Москвой. Разгонные блоки, система устойчивости изделия в полете – это исключительно наши разработки. Многое приходится переделывать, буквально разбирать по винтикам целые узлы. Вы, может быть, не в курсе, но была череда неудачных испытательных пусков, после которых переделки были просто тотальные… – Используете устройства ЭВМ?