– Почему не знаешь? – он чуть сощурил глаза. – Тебе, правда, не ясна причина? – я привалилась плечом к стене. – Ситуация с тетей Верой все переменила, Искандер. Не знаю, может, если бы ты сказал мне до всего, объяснил… Она ведь – не просто тетя, а двоюродная сестра моей покойной мамы. Ты должен был сказать! Искандер смерил меня холодным взглядом. – Лиза, я не понял тебя, ты что, считаешь, что я должен был отчитываться перед тобой? Может, мне тогда стоит огласить тебе весь список? Я задрожала от его слов, а Искандер, не замечая этого, продолжал: – Я – взрослый мужчина, Лиза. И Вера – тоже взрослая женщина. А ты – маленькая девочка, которая напридумывала себе сказочной мир, в котором все должны быть благородны и добры. Так не бывает, Лиза! Меня затошнило от его слов. Чувствовала себя униженной, глупой, жалкой… Но точно не любимой. – Ты прав, – я с грустью посмотрела на Искандера, – я – маленькая девочка, которая напридумывала себе сказочный мир. И то, что ты меня любишь, я тоже напридумала. – Хватит цепляться к словам, Лиза. Ты хочешь, чтобы я сказал то, в чем не уверен? – требовательно вопросил Искандер, и я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Не уверен. Это уже звучало иначе, чем «не знаю». – Я не поеду с тобой, – чувствуя, как по щекам побежали слезы, выдохнула я. Сказала – и обреченность обняла мою душу. Сил на то, чтобы справиться с ней, у меня не было. – Я правильно тебя понял, Лиза? Ты отказываешься ехать со мной в Москву? – Искандер перестал моргать. – Я ведь уезжаю туда, вероятно, с концами. Не на неделю, Лиза. Сердце сдавило в груди, и дышать снова стало сложно. – Я не принуждаю тебя, чтобы ты была со мной, но я думал, что ты согласишься, – добавил Искандер. Я опустила глаза. Не могла больше выдерживать пронзительного взгляда. – Я теперь не могу быть с тобой, – прошептала я. Секунда молчания, пронзительной пыткой вскрывавшей мне вены… А потом – его ответ. – Понял, – раздался звон ключей, брошенных на тумбу. ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ Я проковыляла до кухни. Прижалась лбом к холодному окну, и увидела лишь, как машина, в которой сидел Искандер, зло дернулась, и покатилась по дороге… Сердце застонало от боли, и слезы – очередным горячим потоком – хлынули из моих глаз. Машина уже давно уехала, а я, захлебываясь от горечи и слез, продолжала стоять возле окна… Сколько так я пробыла – не знаю. Ноги мои заныли, голова закружилась, и я, нехотя, отлипла от окна и побрела в комнату. Все тут теперь казалось мне чужим. Стены, словно укоряя, сдавливали со всех сторон. Обессиленная, я рухнула лицом в диван. Скомкала под своими пальцами подушку, уткнулась в неё, и закричала… Весь мой хрупкий мир рухнул, как карточный домик. Я ненавидела в тот миг и тетю Веру, и Искандера, но больше всего на свете – себя. Я чувствовала себя обманутой и позволившей себя обмануть, наивной, эгоистичной, глупой… Но больше всего – нелюбимой. Не достойной любви. …Следующим утром я едва не проспала. Впрочем, неудивительно, учитывая, что этой ночью я почти не смыкала глаз, и заснула только под утро. До последнего, я ждала, что Искандер придет ко мне. Как одержимая, прислушивалась к шуму, и как тогда, мне слышались его шаги… И сердце, замирая от ожидания любимого, ныло и умоляло, чтобы это случилось. Но Искандер не пришел. А это значило одно. Он сделал свой выбор. Могла ли я укорять его за это? Ведь Искандер не любил меня, и неслучившаяся встреча еще больше укрепила это понимание в моем сердце. Насильно мил не будешь. Простая истина, которую мне нужно было принять. Ощущая гул в голове, я сделала себе нехитрый завтрак. Чай и кусок хлеба. Печеньки и прочая, богатая начинка холодильника (привезенные продукты тогда, братьями Искандера) не лезли в горло. Не могла их засунуть в себя! Кое-как привела себя в порядок. Хотя, глядя на себя в зеркало, я понимала, что до слова «порядок» мне далеко. Распухшее лицо, синие тени под глазами, и больной взгляд… Я выглядела ужасно, а чувствовала себя еще хуже. Но даже несмотря на это, понимала – надо идти на занятия. Не потому что я так сильно любила их, нет. Чувствовала – стоит засесть тут, в одиночестве, и боль разорвет мне сердце. Я и так задыхалась этой ночью от неё… Не позволяя себе замедлиться и снова погрузиться в страдания, я быстро переоделась и поспешила на занятия. Холод и серость – отзеркаливая мой внутренний мир, повисли в воздухе. Когда же пойдет снег? Хотелось бы его чистоты, и чтобы на душе так же было – чисто и светло. До института я добралась без приключений. Быстро забежала, сдала куртку в гардеробную, и – бегом наверх. – О, Лиза, доброе утро, а я уж думала, что ты опять прихворала, – с улыбкой приветствовала меня Зоя Павловна. Она так тепло посмотрела, что мне захотелось броситься ей на грудь, чтобы получить утешение. Но, разумеется, я так делать не стала. – Здравствуйте, Зоя Павловна. Немного задержалась, простите, – произнесла я и села за свободную парту. Зоя Павловна кивнула, и, как ни в чем не бывало, начала урок. Вот только когда все занятия закончились, она, окинув меня настороженным взглядом, попросила остаться. Как и в прошлый раз, Зоя Павловна закрыла дверь. Села напротив. Вздохнула – так, что большая грудь, как на волнах, качнулась, и спросила: – Лиза, дорогая, на тебе лица нет. Что случилось? – Ничего, – я попыталась улыбнуться, но мои губы лишь дрогнули, – ничего такого. – Рассказывай! – Зоя Павловна накрыла пухлой рукой мою ладонь. – А руки-то какие ледянющие! Что случилось? Говори, не мучай ни себя, ни меня! Ты знаешь, что дальше этого класса разговор не уйдет. Я вздохнула. Зоя Павловна смерила меня задумчивым взглядом. – Кто-то умер? – Я, наверное, чуток умерла, – силясь не разреветься, прошептала я. – Лиза, ты что, кто тебя обидел? Зоя Павловна встала из-за стола и обняла меня за голову. Это стало последней каплей. – Я, я одна во всем виновата… – разрыдалась я, и все, что бурлило внутри меня, хлынуло наружу. Зоя Павловна с поразительной мудростью слушала меня. Лишних вопросов не задавала, но лицо её, как зеркало, отражало все те эмоции, что творились у неё в душе. Я видела, что она понимала меня, и это было то, в чем я так нуждалась.