Не было у меня ни мамы, ни старшей сестры, ни мудрой бабушки, которой я могла бы поведать о боли. Когда я закончила свой рассказ, то чувствовала себя так, словно вытрясла всю душу. Усталость и какая-то опустошенность охватили меня. Не было сил даже пошевелиться. – Чего-то ты совсем заледенела. Погоди-ка, – Зоя Павловна взяла свою сумку. Порылась в ней и достала открытую плитку шоколада. – На вот, поешь, – зашуршав фольгой, Зоя Павловна разломила шоколадку. Я несмело взяла дольку и положила себе в рот. Сладко. Вкусно. Жаль только, что горечи это не убавляло… – Ты, Лиза, с горяча не решай все, – тихо начала Зоя Павловна. – Да я уже решила, – я сдавленно улыбнулась, – сказала, что не поеду с ним. Зоя Павловна тоже взяла дольку и запихнула её себе в рот. – Когда он уезжает? – Сегодня, если еще не уехал, – я вздохнула. – Зоя Павловна, неужели всегда так? – Как? – она внимательно посмотрела на меня. – Так больно? – выдохнула я. – Лиза, дорогая моя, – в глазах Зои Павловны стояли слезы, – когда любишь – всегда больно. Потому что сердце-то чувствует. И самую большую боль приносят те, кого мы больше всего на свете любим. – Я не знаю, что мне делать. Я запуталась. И в квартире той больше жить не могу. А к отцу с бабушкой не вернусь. – Переезжай ко мне, – Зоя Павловна кивнула, – я серьезно. Места хватит. Ты сама знаешь, ты мне как дочка. – Я так не могу, – я вымученно улыбнулась, – нехорошо так. – Нехорошо оставлять человека в беде. Ты, давай, подумай. Но я тебя поддерживаю. Туда, к бабке и отцу лучше не возвращайся. А то, не дай Бог, кто-то из них устроит беду, и ты там сгинешь… Нет, Лиза, не иди к ним! Подумай сегодня, а завтра придешь на занятия, скажешь. Я тебе унывать не дам. Буду обучать кулинарным азам. Кто знает, может, мы с тобой еще ресторан свой откроем? Зоя Павловна, как всегда, пыталась найти во всем хорошее, только в этот раз я не испытывала энтузиазма от её слов. – Я подумаю, – пообещала я. – Но сейчас пойду туда, на квартиру. Посплю. Подумаю. Говорила, а признаться не могла. Я хотела скорее вернуться на квартиру лишь по одной причине. Надеялась, что Искандер приедет попрощаться… Все еще надеялась, не смотря ни на что. – Хорошо, Лиза. Договорились. Еда дома есть? – Да, – не совсем уверенная, что смогу что-то съесть сегодня, ответила я. Попрощавшись с Зоей Павловной, я вышла на улицу. Холодный воздух пах снегом, но его, как и прежде, не было. Серость, царившая кругом, настроения не прибавляла. Ничего. Все временно. Стиснув зубы, я пошла по дорожке. Завернула за угол и едва не налетела на Аленку. – Алена? – я непонимающе посмотрела на подругу. Лицо её было в какой-то боевой раскраске. Густо подведенные глаза, темная, почти черная помада… И сама она смотрела на меня… Враждебно. Не иначе, как тетя Вера поведала ей о своей любви к Искандеру. – Я, – Аленка обернулась, махнула рукой, и из кустов вышел долговязый, наголо обритый парень, и двинулся в нашу сторону. Черная куртка, военные штаны и высокие берцы, которые с каким-то грохотом шли по дорожке… Скинхед. Голову мою обожгла страшная догадка. – Вань, это она, – с безумной улыбкой протянула Аленка, – она спала с нерусским. По светлому лицу Вани пробежалась улыбка, полная предвкушения. – Надо наказать, чтобы не путалась со всякими хачами, – пробасил он и протянул в мою сторону лапища. Я дернулась в сторону, но Аленка толкнула меня прямо к скинхеду. – Что, сучка, понравилось тебе? – обдавая мое лицо пивной вонью, вопросил он. Напуганная, я не могла сказать и слова. Только смотрела расширенными от ужаса глазами в чужое лицо, и видела монстра, жаждущего причинить мне страдания. – Давай, Ваня, – подначивала Аленка, – накажи эту шлюху. Чужие пальцы схватили меня за правую руку и дернули с такой силой, что я закричала от боли. На фоне моего крика раздался хруст. Все закружилось у меня перед глазами, и я почувствовала, как стала оседать на землю. Ваня-скинхед замахнулся, чтобы ударить меня ногой, я сжалась, готовясь к мучительной боли, но крики Зои Павловны остановили этот ужас. – Вы что делаете?! Алексей Иванович! Звони в милицию и скорую! ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ – Вот такие дела, – Михаил Потапович, врач-травматолог поправил на большом носу очки. Вздохнул, посмотрел на меня, а потом – на Зою Павловну. – Миша, не томи, говори уже! – потребовала она. Щеки её были красными, глаза блестели, и я не на шутку забеспокоилась о том, что Зое Павловне тоже понадобится медицинская помощь. В местную больницу нас привезла скорая. Вкололи обезболивающее, сделали рентген, и вот теперь доктор, Михаил Потапович (очень шло ему имя-отчество, потому что он, правда, был похож на медведя) выносил свой вердикт. – У пациентки перелом лучевой кости. Сейчас пусть проходит в процедурную, наложим гипс. – Господи, – Зоя Павловна выдохнула. – А смещения там нет? – Нет, слава Богу, – доктор нахмурился, – тут еще сотрудники милиции пришли. Хотят взять показания. Я их у себя в кабинете посадил. В общем, как закончите с гипсом, приходите. – Михаил Потапович, – нарушила я свое молчание. Голос у меня звучал едва различимо, и сама я себе казалась бледной тенью, которая вот-вот растает в больничном коридоре. – Да, Елизавета? – улыбнулся он. По-доброму так. Как любящий отец. – А когда обезболивающее подействует? – Минут через пять-десять. Надо потерпеть. Я кивнула. Видимо, терпеть – придется мне в ближайшие месяцы наверняка. Едва передвигая ногами, в сопровождении Зои Павловны, я доковыляла до процедурного кабинета.