Брр, и все это запивается ледяной колой! Будь я матерью этого ребенка, ни за что не стала бы кормить этой мусорной едой. Но меня никто не спрашивает, остается только смотреть, как ребенок запихивает в себя остывшую картошку. Марина прохаживалась вдоль окна, у которого мы сидели. Вдова с кем-то увлеченно беседовала по телефону. Причем при разговоре Лазарева прикрывала рот рукой, как будто боялась, что я прочту по губам. Кстати, она правильно опасалась — считывать с губ я умею. Ох, не нравится мне происходящее! Не нужно быть великим математиком, чтобы сложить два и два и получить предсказуемый результат: у Марины Эдуардовны кто-то есть. Иначе почему вдова так негативно отреагировала на завещание? Причина может быть только одна — в случае замужества Марина лишается содержания. А денег Лу ей и так не видать — до совершеннолетия девочки ими заведует Сташевич, а когда Луизе исполнится восемнадцать, думаю, она сама будет в состоянии распорядиться капиталами. И любящей мамочке здесь точно ничего не светит. Вдоволь наговорившись, Марина вернулась за дочкой. После разговора Лазарева слегка успокоилась и повеселела, видимо, вдвоем с сообщником уже разработала какой-то план. Зато Луиза всю дорогу капризничала и ныла. Уже на подъезде к коттеджному поселку девочка вдруг резко побледнела, и ее вырвало прямо матери на колени. Обивка сиденья, платье Марины — все было испорчено. Лазарева дала дочери такой подзатыльник, что голова девочки мотнулась вперед, и ребенок едва не ударился о спинку переднего сиденья. — Свинья! Посмотри, что ты наделала! — кипятилась Марина. Лу только тоненько подвывала. Шофер косился на хозяев в зеркало, пытаясь на глаз определить ущерб, нанесенный автомобилю. Наконец проехали стеклянный «стакан» с охраной. Едва мы затормозили у дверей, Марина выскочила и принялась бумажными салфетками оттирать платье. Я выбралась наружу, открыла заднюю дверцу, подхватила хнычущую девочку на руки и понесла в дом. — Мамочка, мне уже лучше, — пробормотала Луиза. Девочка действительно выглядела не такой бледной. У меня все внутри кипело. Нельзя, ну, нельзя кормить маленького ребенка такой гадостью! Поднявшись в комнату девочки, я обнаружила, что няня Мариванна снова отсутствует. На вопрос, куда запропастилась женщина, мне ответили, что та отпросилась навестить внучка. Стиснув зубы, я привела ребенка в порядок — умыла (кажется, у меня стало получаться намного лучше), переодела в чистое. Тут в комнату ворвалась Марина. Хозяйка успела сменить испорченное платье. Оглядев апартаменты дочери, Лазарева поморщилась — с утра здесь было не прибрано, на ковре валялись игрушки, кроватка не застелена, на полу шкурка от банана. — Где эта дура нянька? — недовольно спросила меня Марина. — Поехала навестить внука, — честно ответила я. — Марина Эдуардовна, я знаю в нашем городе отличное агентство по подбору персонала, может быть, стоит обратиться туда и… — Не лезьте не в свое дело, — оборвала меня Лазарева. — Думаете, я не знаю, зачем законник вас ко мне приставил? Думаете, я поверю в эту фигню — охрану моей дочери? Кто вообще в здравом уме поверит, что Лу нужна охрана? — И зачем же, по-вашему, я здесь нахожусь? — подчеркнуто вежливо поинтересовалась я. — Чтобы шпионить за мной, вот зачем! — торжествующе выдала хозяйка. — Он ведь меня терпеть не может, этот старик. После смерти Лёни он вообще на меня взъелся. Что я ему сделала, а? Лазарева похлопала накрашенными ресницами. При полном параде она нравилась мне еще меньше, чем без макияжа. Обычно вид у Марины Эдуардовны был просто неухоженный, а в праздничном варианте — откровенно вульгарный. И где Леонид Лазарев умудрился повстречать эту девицу?! — Но раньше Сташевичу хотя бы ко мне в дом ходу не было. Лёня никогда его сюда не приглашал, всегда по делам ездил в контору. А после его смерти законник к нам зачастил. И чего ему от нас надо? Почему он не может оставить нас с Луизкой в покое? — тоскливо протянула Марина. Я могла бы ответить, что Сташевич выполняет волю Елизаветы Михайловны и беспокоится о малышке, но промолчала. Я телохранитель. А если Марине Эдуардовне нужна психологическая помощь, пусть идет к психотерапевту, благо в нашем провинциальном Тарасове их несколько десятков, не меньше. — А теперь мне в собственном доме покоя не будет, — зло бросила Лазарева. — Так что обойдусь без ваших советов. Тут взгляд госпожи Лазаревой упал на Луизу. Девочка сидела на полу и вдумчиво ковыряла в носу. Вид у малышки, честно сказать, был довольно противный. С полуоткрытым ртом девочка выглядела просто слабоумной. А может, у ребенка попросту аденоиды? Девочка и так раздражала мать, а сейчас Марина вышла из себя без всякой причины. Впрочем, причина была — завещание, которое часом раньше зачитал Сташевич. — У-у, зараза! Лазарева приблизилась к дочери и уже занесла руку для привычного удара… Я перехватила ее приемом, который использую для таких случаев — ничего особенного, выглядит прилично, однако, если попытаешься вырваться, вывихнешь себе сустав. Марина Эдуардовна побагровела. — Вы чего себе позволяете! — прохрипела хозяйка. — Ты кто такая, блин? Фальшивые хорошие манеры — самая непрочная вещь на свете. — Телохранитель вашей дочери, — довольно жестко ответила я. — Ее безопасность — приоритет. Если понадобится, я защищу ее от любого, кто захочет причинить ей вред. Даже от вас. Марина тяжело дышала. Взгляд ее мог прожечь дыру в обшивке космического корабля, точно лазер. Луиза смотрела на нас с интересом. — Да, и еще: подчиняюсь я не вам, платите мне не вы, и отчитываюсь я тоже не перед вами. Вот теперь я сказала все, что хотела. По телу молодой женщины прошла дрожь, Лазарева закусила губу и опустила взгляд. Все, счет один-ноль в мою пользу. Как обычно. Теперь Марина не поднимет руку на девочку, по крайней мере, в моем присутствии. Марина вырвала руку, разумеется, когда я это позволила, и пулей вылетела из комнаты. — Катя-а! Катю-ю-ха-а! — донесся снизу ее зычный голос. Ну, совершенно как в лесу! Впрочем, меня это не касается. Катюха, которую звала хозяйка, была домоправительницей. На мой взгляд, девица была слишком молода для такой должности. В хозяйстве она не слишком понимала, зато умела подольститься к хозяйке. Обслуга в доме побаивалась и ненавидела фаворитку, но возражать не смела. Вчера, дождавшись возвращения домоправительницы с затянувшегося шопинга, я обратилась к ней с просьбой провести генеральную уборку в комнате Луизы. Полог у постели был откровенно пыльным, окна грязными. Судя по всему, Луиза привыкла к этому образу жизни, но ведь нельзя держать ребенка в таких условиях! Похожая на кошечку Катя вскинула сделанные в салоне густые брови и выдала: — Вы мне не указывайте. У меня хозяйка есть. Когда она скажет генералить, тогда будем убираться. А пока идите, делайте свою работу, а я свою. Я решила, что, скорее всего, Катерина — одна из «подруженций» Марины Эдуардовны, и та после свадьбы пристроила ее на непыльную должность. Наемный работник не позволил бы себе так нахально хамить мне. Не прошло и десяти минут, как взвизгнули тормоза, и из гаража на хорошей скорости выехала розовая машинка. Госпожа Лазарева отбыла по делам. Я повернулась к Луизе. Девочка по-прежнему сидела на полу, опустив почти в колени зареванную мордашку. — Эй, Лу! — позвала я. Маленькая миллионерша подняла на меня полные слез глаза. — Я не буду плакать, — проговорила девочка. — Мне нельзя плакать. А то придет медведь и меня съест.