Наступает вечер, который постепенно переходит в ночь. В комнате оперативной группы бардак, документы разложены по всем стульям, кофейные кружки, стаканы и блюдца с крошками стоят там и сям на большом столе и на полу. Санна, Эйр и Бернард продираются сквозь финансовые дела Мари-Луиз и Франка Рооз. Перед ними целое море счетов, поступлений и выплат. Ранним утром мобильный Эйр начинает вибрировать и выпадает из кармана. Она отключилась, положив голову на стол. Эйр выпрямляется и осоловело оглядывается кругом. Комната выглядит несвежей, воздух в ней спертый, она здесь одна. Эйр выходит в коридор. Уборщик моет пол шваброй чуть в отдалении, шарканье веревочной насадки по полу напоминает шлепанье крыльев пичуги, которая тщетно пытается взлететь. В мобильном пара сообщений от Сесилии с вопросом, где она. Эйр, потягиваясь, возвращается в комнату, все тело у нее болит. Расследование начинает въедаться во все. В каждую пору. Под кожу. В мозг. Пустой стул Санны стоит там же, где она сидела и работала на протяжении всей ночи, ее же собственный стул и стул Бернарда хаотично перемещались по всей комнате. Она начинает перебирать в сонной голове все время, проведенное с Санной. Ее спокойные и решительные действия. Но вместе с тем еще кое-что. Предохранитель, который может перегореть в любой момент. Она уже видела, как это происходит. Например, когда они нашли Джека. Тогда ее взрывная сущность почти вышла на поверхность. Готовая защитить и в то же время полная бешенства. В остальное время она клокочет где-то внутри Санны, незаметная другим. Эйр думает о том, как она постоянно возвращается к выяснению причин того, почему убийца Мари-Луиз и Ребекки совершил это преступление. Ее вечная зацикленность на причине, объясняющей, почему одни люди желают убивать других. На кухне Эйр пьет воду большими глотками прямо из-под крана, сбрызгивает лицо холодной водой и вытирается рукавом рубашки. — Доброе утро, солнышко, — произносит Бернард, поднимая глаза от телефона. Эйр кивает ему. Он внимательно смотрит на нее. — Я тут слышал, ты совсем не хочешь у нас оставаться? — Кто такое сказал? — раздраженно спрашивает Эйр. — Я знаю кое-кого в Национальном отделе. Сама понимаешь, народ болтает. — Понимаю. Фигню всякую. — Так это правда? — Что? — Ну что ты только и ждешь, чтобы тебя простили за какую-то старую драку и ты смогла вернуться. Обратно на прежнее место? Санна в курсе, что ты свалишь, как только они тебе звякнут? Эйр не хочет ему отвечать. Пусть даже он прав, она не хочет даже думать об этом. Вместо этого она распахивает холодильник. Непочатая упаковка салями Бернарда лежит на полочке. Не говоря ни слова, она извлекает из нее несколько кусков колбасы. Бернард вздыхает, приподняв бровь. — Ну да, — говорит он. — На здоровье. Губы у него в морщинках, как у заядлого курильщика. Голова кажется тяжелой, лысина поблескивает в свете флуоресцентных ламп. Но это добродушный, открытый человек. Кажется, у него нет никаких пороков, разве что дурное настроение с утра пораньше. Эйр удивляется, как же он выдерживал Санну на протяжении всех этих лет. Но он, наверное, знал ее раньше, до того, как она потеряла все, до пожара. Несколько раз она слышала упоминание о пожаре из уст других коллег в управлении, словно они хотели, чтобы она понимала: у Санны было прошлое. В сети она читала, что муж Санны выпихнул ее из окна, чтобы спасти, но не смог вытащить сына или вылезти сам. — У тебя все хорошо? — спрашивает Бернард. Она понимает, что по сравнению с Санной у нее все более чем хорошо. Может быть, зацикленность Санны на том, почему одни люди желают убивать других, связана с этим пожаром. С тем, что поджигатель, который истребил ее семью, так и не понес никакого наказания и не дал ей ни одного ответа на ее вопросы. Она скрещивает руки на груди. — Слушай, а ты много знаешь о том пожаре? — Каком пожаре? — отвечает он вопросом и осторожно откашливается. — Знаешь о каком. Есть только один пожар, который мы с тобой можем обсуждать. — Знаю не больше остальных. Он пожимает плечами и берет чашку с кофе. Эйр не сдается, она свербит ему взглядом затылок, пока он не оборачивается. — Тот, кто устроил поджог, что с ним потом случилось? Бернард вздыхает. — По заключению это был несчастный случай. Короткое замыкание из-за старой проводки в доме. — Но ты в это не веришь? Он не отвечает, только смотрит на часы. — Ой, уже так поздно? Она выходит вслед за ним из кухни. Сейчас в его манере появилась какая-то уклончивость, таким она его еще не видела. — Его же звали Мортен Унгер, так? Того, кто это сделал? — Да, вроде как, — он передергивает своими широкими плечами. Из-за того, что обычно они неподвижны, движение выглядит неестественно. — Не знаешь, куда он потом делся? Он все еще на острове? Просто спрашиваю на случай, если мы вдруг на него наткнемся тут. Надо ли мне тогда за нее переживать и вообще что тогда делать? — С чего бы мне знать, где он теперь? — резко отвечает Бернард. — Почему мои расспросы о нем так тебя напрягают? — Вовсе нет. Просто не понимаю, зачем тебе это. Это все давняя история. — Мне любопытно, вот и все. Ну то есть будь я на ее месте, я бы его насмерть забила… — А такое, чтоб Санна даже пикнуть не смела, — отвечает он грубо и останавливается. — Слышала? Он зло и возмущенно смотрит на нее. — Такое дерьмо выслушивать ей стоит в последнюю очередь. Уж поверь. Поняла? Он разворачивается и идет дальше по коридору. Эйр не знает, что ей теперь делать. — Да ладно тебе! — кричит она ему вслед. Он не останавливается, тогда она нагоняет его и хватает за руку. — Ты же явно знаешь, где он. Я ведь слышала. Он все еще тут? Есть что-то, что ты не хочешь рассказывать. Он стряхивает ее руку, но она продолжает настаивать. — Расскажи, что ты такое о нем знаешь, отчего сейчас ведешь себя так странно, — пристает она. — Мне же с ней работать, так мог бы, блин, показать хоть капельку… Бернард вдруг грубо хватает ее за запястье, заталкивает в ближайшую комнату для допросов и прижимает к стене. Он демонстрирует внезапную силу и стремительность. — Хочешь знать суровую правду? — шипит он ей. — Думаешь, твоя черепушка с этим справится? Он облизывает губы, его дыхание пахнет кофе. Эйр зажмуривается с отвращением, и он выпускает ее. — Прости, я… — бормочет он. Она смотрит ему в глаза со злостью. — Что ж тебе так тяжело говорить о нем? — Никто так и не доказал, что это его рук дело. Решили, что произошел несчастный случай. — Да, но разве это не общеизвестно, что именно он устроил поджог? — Санна всю дорогу твердила, что двери были заперты снаружи и что она видела, как кто-то убегал с места происшествия. — Мортен Унгер? Она его видела? Он кивает. — Она была твердо в этом уверена. Незадолго до этого она начала предварительное расследование по делу полуночного пиромана, как его называли. Какой-то псих поджигал дома, в которых жили семьи с детьми. Он всегда кидал внутрь дома что-то типа куклы, деревянную фигурку, обернутую в кучу хлопчатобумажного тряпья или чего-то вроде того. Типа маленькой мумии. Пропитанную бензином. Горящую. Так он и поджигал дома. — Мортен Унгер? — Да. Но его адвокату удалось убедить сторону обвинения в том, что доказательства выдвинуты слишком слабые, выставил все так, будто мы подкинули улики. Предварительное расследование закрыли. — И вскоре после этого сгорела ее усадьба?