Час спустя Эйр, подтянувшись на руках, вылезает из воды и растягивается на мостках на маленьком городском пляже. Она лежит так некоторое время, давая ветру обсушить влажную кожу. Раздается металлический грохот, как будто кто-то наступил на большую бочку на пристани. На берегу все тихо, в здании купальни ни в одном окне не горит свет. Вымотавшаяся, с подступающей к горлу тошнотой, Эйр слышит чей-то смех на берегу. Несколько парней стоят рядом с ее обувью и одеждой и с любопытством разглядывают ее. Эйр осознает собственную наготу, хотя это не вызывает у нее желания прикрыться. Вместо этого она спокойно направляется к своим вещам. Парни отступают на шаг назад. Один из них шепчет что-то и получает от другого резкий тычок в грудь. Она успевает только подумать, как же безответственно было отправиться сюда, не заехав в управление и не оставив там оружие. В этот момент один из них отделяется от группы и выступает вперед. Он высокий, крепкого телосложения, с густой бородой и пышной шевелюрой, волосы на висках выбриты. Взгляд шарит по ее обнаженной груди, а потом утыкается в промежность. — Ты в норме? — спрашивает он. — Блин, мы тут сдрейфили немного. Собрались копам звонить, как увидели твое шмотье. А потом глянули в бумажник, а ты сама коп. — Теперь можете валить, — спокойно отвечает Эйр. Она тянется к своим вещам, незаметно проверяет куртку. Пистолет на месте, Эйр вздыхает с облегчением. Быстро натягивает на себя одежду. Но почти теряет равновесие, надевая кеды, соленая вода прыскает из носа. Один из парней хватает ее за руку, чтобы поддержать. — Слышь, с тобой точно все норм? Опять этот парень с бородой, он ухмыляется. — Спасибо, — отвечает Эйр, выдергивает руку и надевает обувь, — сама справлюсь. Когда она отходит от парней, в ушах звенит. Голова идет кругом. Обычно, когда она доводит тело до крайней точки, то чувствует что-то вроде опьянения. На этот раз в груди зарождается паника. Ей становится холодно, она натягивает капюшон на голову и прибавляет шаг. Уже выйдя за пределы гавани и свернув в переулок, она слышит за спиной чьи-то шаги. Эйр оборачивается, но сзади никого нет. Она доходит до середины улицы, где немного светлее, достает телефон и звонит Сесилии. На том конце включается автоответчик, и она неуклюже запихивает телефон поглубже в карман, чтобы не потерять. На плечо опускается чья-то тяжелая рука. Она оборачивается. Перед ней снова тот же бородатый парень. — Слышь, я решил пойти за тобой. На случай чего… В его взгляде холод и чувство затаенной досады, отчего Эйр ясно ощущает собственное бессилие. — Эй… — он подходит совсем близко. — Нет… Слышно приглушенное бормотание где-то в темноте. Эйр успевает подумать, что их несколько, прежде чем замечает, что он переместился ей за спину. Он накидывает руку ей на шею. Она пытается высвободиться, в голове проносится мысль о смерти. Парень рывком затаскивает ее на маленькую парковку в переулке. Эйр силится скинуть его руку, но при каждом движении кажется, что он готов сломать ей шею, она чувствует, что вот-вот задохнется. На парковке он прижимает ее к стене и сдавливает горло одной рукой. Другой расстегивает молнию у себя на штанах. Он придвигается вплотную. От него несет пивом. Борода колет щеку, когда он прижимается к ее лицу. Голос у него напряженный и резкий: — На колени, бери в рот и соси, пока я не кончу… Остановишься раньше времени — череп размозжу об стену. Усекла? Ее парализует страх, кажется, что она потеряла ощущение реальности и оцепенела, оставаясь при этом в полном сознании. Он грубо хватает ее за волосы и отступает на шаг назад, чтобы освободить ей место. В тот момент, когда он тащит ее вниз к земле, что-то происходит. Она опускается на колени, закрывает глаза и видит себя будто со стороны. Земля словно начинает трястись. Эта дрожь передается ее телу, адреналин резко поступает в сердце и разливается в груди. — Ну давай… — выдыхает он. Она покорно подается вперед, чуть ерзает, чтобы показать, что ей нужно больше пространства. Он ослабляет хватку и наклоняет ее голову вперед. Вместо того чтобы открыть рот, она делает головой выпад вперед и бьет его точно в пах. Парень с воплями выпускает ее волосы и хватается за мошонку. В следующее мгновение Эйр вскакивает на ноги и швыряет его на колени. Она вытаскивает пистолет, хватает его за волосы и приставляет пистолет к губам. Парень дрожа открывает рот, и металл проскальзывает внутрь. Эйр проталкивает его как можно глубже, пока не вызывает у него рвотный рефлекс. Она снимает пистолет с предохранителя. Потом смотрит в широко распахнутые глаза парня. Колени ноют, как от ожога. Она отходит на шаг назад, поднимает руку и бьет его пистолетом наотмашь по лицу. В гостиной темно и тихо. Заметив Эйр, Сикстен спрыгивает с дивана и любовно пихает ее головой в бедро. На журнальном столике записка от Сесилии. Она сбежала. Эйр не в силах читать все, что сестра понаписала там. Она знает, что это значит. Теперь это лишь вопрос времени. Скоро каждый день в жизни Эйр превратится в тягостное ожидание новостей: жива она или ее нашли мертвой на какой-нибудь парковке или в номере дешевого отеля. Ей кажется, что ее сейчас вырвет. Сикстен вопросительно смотрит на хозяйку, когда за той захлопывается дверь ванной. Она включает душ. Стягивает футболку. Смотрит на свое отражение в зеркале. Белая майка, несвежая от соленой воды и пота, липнет к телу. Она срывает остальную одежду и заползает под душ. Стоит без движения, позволяя воде омыть затылок и спину, потом выкручивает кран, пока вода не становится обжигающе горячей. Воздух густеет от пара. Она зажмуривается и тонет в горячем облаке. Сикстен ходит туда-сюда за дверью, нервно переступает у порога. Эйр хватается руками о стену и оседает вниз, слезы текут по щекам, ее плач заглушается шумом воды. Внезапно в ванную входит Сесилия со спортивной сумкой, висящей через плечо. Она бледная, как труп. Сесилия протягивает Эйр свой телефон и включает запись. Автоответчик записал все, что случилось этим вечером: звонок не прервался, когда Эйр опустила телефон в карман. Шум недавней уличной сцены вторгается в маленькую ванную. Сесилия ставит сумку на пол. Как была, не снимая одежды, она влезает под душ и опускается рядом с Эйр. Обвивает шею сестры руками, загораживая ее от струй обжигающей воды. 25 Громкий стук в гаражную дверь. Санна выныривает из сна, в горле сухость, она, пошатываясь, идет к двери и открывает. Какое-то время уходит на то, чтобы понять, откуда она знает стоящего перед ней человека. Это высокий худощавый мужчина официального вида. Он кажется ей знакомым, но только когда он отводит взгляд в сторону, отвлеченный лаем соседской собаки, она вспоминает свой визит в католическую церковь. Перед ней отец Исак Бергман. Санна пропускает его внутрь, и он усаживается на колченогий стул у кровати. — Я пробовал звонить… — оправдывается он. Санна бросает взгляд на мобильный, на экране несколько пропущенных вызовов. Бергман раскачивается на стуле. — Ваш номер зарегистрирован по этому адресу. — Что вам нужно? — устало спрашивает Санна и опускается на кровать. Он сцепляет руки и подносит их к своим тонким губам. — Вообще-то, я собиралась сегодня к вам, — продолжает Санна и открывает сохраненную на телефоне видеозапись. — Хочу показать вам одну вещь, мне кажется, это обряд экзорцизма, который провели… — Я пришел поговорить о детях, — обрывает он ее. Она поднимает на него взгляд. — Каких детях? — Детях на той картине, которую вы мне показали. — Вы сказали, что не знаете, кто там изображен, — напоминает она ему. Взгляд Бергмана блуждает по стене. — Так о чем вы хотели поговорить? Из внутреннего кармана он извлекает бумажный пакет. Осторожно открывает его и достает оттуда фотографию. Потом все так же осторожно протягивает ей. — Я просматривал пришедшую за неделю почту. Вот это лежало в конверте, письмо анонимное. Ни штемпеля, ни подписи, кто-то, видимо, пихнул его под дверь канцелярии. Как только я это увидел, сразу понял, что там изображено. Фотография пострадала от сырости. Санна аккуратно подставляет ее под свет, стараясь не касаться изображения — тонкая фотобумага кажется такой непрочной. А потом она вглядывается в сам снимок. Семеро детей стоят на постаменте из каменных плит. За их спинами выветренная от непогоды, оштукатуренная известняковая стена. Тонкая, но хорошо заметная трещина в штукатурке тянется по стене поверх их плеч. Маленькое окошко со стеклом в железном переплете тускло поблескивает над их головами. Мальчики все босые, в легких кальсонах, на некоторых надеты футболки или майки. На девочках купальники и резиновые сапоги. На всех детях, кроме одного мальчика постарше, который держит руку за спиной, маски животных. Собака, осел, коза, свинья, лиса и павлин. Все дети измазаны толстым слоем темной грязи. Кровь. Мальчик без маски тоже весь в красной жиже, испачкано даже его лицо. У него темно-карие глаза, зрачки такие большие, что глаза кажутся почти черными. Кое-кто из детей держит что-то в руках. Маленькие темные шарики, от которых вниз между детскими пальцами тянутся склизкие жилистые ниточки. У Санны к горлу подступает тошнота. Это глазные яблоки. Видимо, глаза животных. — Это было летом, — начинает Бергман. — Я только приступил к работе здесь и был в отъезде на одной конференции. Мой предшественник организовал летний выезд для детей. Он решил, что некоторым из них будет полезно изобразить семь смертных грехов. Ну, чтобы дать им представление о смысле жизни, о ее ценности. Но что-то пошло не так, как должно было. Совсем не так. Борясь с тошнотой, Санна разглядывает снимок. Бергман опускает глаза в пол. — Порой Господь посылает нам бóльшие испытания, чем мы способны осмыслить, — тихо добавляет он.