Какое-то время Фабиан хранит молчание. — Да, вероятно, так и есть, — отвечает он чуть погодя. — А ты откуда знаешь? Подъезжает Эйр, паркуется рядом с машиной Санны и выползает наружу. Санна завершает разговор. — Где ты пропадала? — раздраженно спрашивает она у напарницы, тоже вылезая из машины. — Сорян, — отвечает Эйр и протягивает ей дубликат фотографии детей в масках. — Алис решила, что неплохо бы сделать копию снимка. Пошли. Она кивает головой в сторону дома Инес Будин. Булыжная мостовая на тихой улочке чисто выметена. Весь квартал выглядит как готовая декорация к старомодной детской телепередаче. На открывшейся им безлюдной, красиво освещенной улочке царит тихая идиллия. Она словно ждет, что вот-вот из какой-нибудь двери вывалит ватага светловолосых и голубоглазых ребятишек и пустится в пляс на мостовой. Эйр косится на Санну, это сравнение уже готово сорваться у нее с языка, но она замечает, как сильно та наморщила лоб. Эйр уже успела достаточно изучить напарницу, чтобы знать, что это признак мучительной головной боли. Эйр сдерживается и ничего не говорит, просто продолжает идти бок о бок с коллегой. Дыхание обеих превращается в пар на свежем морском воздухе. — Что такое? — спрашивает Санна, когда Эйр нервно оглядывается, как будто что-то услышав. — Ничего. — Должно быть здесь, если номер дома верный, — Санна кивает в сторону деревянного дома из темных просмоленных досок. Желтые окна, яркие, как цветочки рапса, и много резных деталей. Эйр думает, что дом тоже отлично вписывается в декорацию. У высокой изгороди торчит жиденький розовый кустик. Несколько его веток обломаны, вероятно, проезжающими мимо автомобилями, а уцелевшие закиданы щебенкой и глиной. За изгородью проглядывает маленький палисадник. Он совсем зарос, словно завернулся в кокон. Годы забвения превратили его в джунгли, состоящие из мясистых лиственных растений, широко раскинувшихся кустарников, высохших стеблей мальвы и лаванды, поникшей на давно ставших ей тесными клумбах. В одном из углов садика притулился полусгнивший сарайчик для инструментов, его дверь то и дело хлопает на ветру. Подойдя к двери дома, Санна вежливо стучится. Никакого ответа. Эйр бесшумно встает у двери рядом с ней, потом смотрит в окно прихожей рядом с входной дверью. — Фу-ты черт! — восклицает она и вытаскивает оружие. По полу тянутся два параллельных кровавых следа. Они лежат так ровно, что кажутся узкой ковровой дорожкой. Следы ведут из комнаты за закрытой дверью по всей прихожей и дальше вверх по лестнице всего в паре метров от места, где они стоят. — Высылайте подкрепление, адрес я вам отправила, — тихо произносит Санна в трубку. — Сообщите Экену. Мы не ждем вас. Заходим. Они проходят в прихожую, стараясь не ступать на кровавые полосы. Комната, из которой начинается или в которую ведет кровавая колея, — это конторское помещение, жалюзи здесь опущены. Внутрь попадает совсем немного света, но его достаточно, чтобы осветить маленькое пространство комнаты. Единственным украшением служит висящий на стене диплом Инес Будин, подтверждающий ее образование в области социальной работы. Ящики письменного стола выдвинуты, дверца сейфа распахнута. Посреди комнаты брошена перевернутая книжная полка. Из прихожей след ведет на лестницу и исчезает наверху. Тишина. Ни шороха. Санна и Эйр обмениваются взглядами. Потом начинают аккуратно подниматься вверх по лестнице. Они проходят через спальню с низким скошенным потолком. Кровавый след заканчивается у чердачной двери. Открыв ее, они находят еще одну лестницу, ведущую на чердак. Там царит кромешный мрак. Лестница крутая, ступеньки на ней узкие. Эйр хватается за холодную стальную трубу, чтобы удержаться, и пытается пальцами нашарить выключатель. Ей никак не удается его нащупать, и тогда Санна протискивается мимо нее на лестницу. Слышится скрежет и дребезжание, потом все стихает. — Полиция, — произносит Санна. — Покажите руки. Эйр наконец находит выключатель и зажигает свет. Она выпрямляется и смотрит вверх на лестницу, выставив над собой пистолет. Ее взгляд устремляется чуть дальше того места, где находится Санна. В том месте, где заканчивается лестница и начинается чердачное пространство, кто-то лежит, скорчившись в позе эмбриона. Как будто пытается спрятаться. — Встаньте, — командует Санна. — Помогите, — сипит существо. — Встаньте, — повторяет Санна. — Я не могу. Не могу пошевелиться. Вы везде проверили? Она может все еще быть в доме. Она шепчет это возбужденным испуганным голосом. Санна подходит ближе, Эйр следует за ней по пятам. Перед ними лежит Инес Будин, на ней ночная рубашка, ее единственная рука привязана к деревянной балке. Ноги стянуты изолентой. На лбу, ладонях и коленях у нее сильно кровоточащие раны. — Она может еще быть в доме, — сипло выдыхает она. — Тссс, — успокаивает ее Санна. — Сейчас мы вас освободим. Эйр прислушивается к шорохам, проверяя чердачное пространство. На потолке заметны черные пятна плесени, в углу тихо капает вода. На вешалке висят завернутые в полиэтилен старые шубы. Санна делает ей знак обыскать дом, и Эйр спускается вниз по лестнице, все так же держа пистолет наготове. Инес Будин стонет, когда Санна освобождает ее от веревок и изоленты. Она валится вперед, и только после этого ей удается подняться на ноги. — Кто, по-вашему, все еще в доме? — Санна встряхивает ее. — Что произошло? — Она была здесь, когда я проснулась. Я застала ее в офисе. Она набросилась на меня. — Кто? — нетерпеливо переспрашивает Санна. Рот Инес Будин сжимается в тонкую полоску: — Она била меня, больше я ничего не помню, я отключилась, очнулась уже связанной в полной темноте. Она замечает кровь у себя на руках и теле, всхлипывает, и у нее перехватывает дыхание. — Кто она? — Санна предпринимает новую попытку. — Ава Дорн! Ава Дорн. Художница, которая сделала звериные маски для детей. Которая нарисовала картину, хранящуюся в доме Мари-Луиз Рооз. Ава Дорн, которой больше нет. — Она умерла, — произносит Санна вслух. — У вас шок. Дышите спокойнее и… — Она явно не умерла. Санна пытается осознать сказанное Инес, и в то же время понимает, что сейчас перед ней разворачивается сцена жестокого убийства. Даже если оно не было доведено до конца на этот раз, это сделал некто, у кого хватило бы сил на убийство. — Вы все просто двинутые, — Инес Будин внезапно разражается хохотом. — Ава Дорн много лет скрывалась. Она живет в маленьком загородном домишке. Выживает благодаря тому, что один торговец искусством покупает картины у нее напрямую, а соседская ребятня помогает ей. Отличный пиар-ход — взять и внезапно исчезнуть. А потом твои новые таинственные работы вдруг начинают появляться то там, то сям. Все довольны, и она, и ее посредник. И покупатели тоже. Санна не понимает, чему верить. Она открывает рот, намереваясь перевести разговор в другое русло, чтобы Инес успокоилась, но неожиданно для самой себя выпаливает совсем другое: — Что она здесь делала? Инес колеблется. — Так что она делала здесь? — нетерпеливо повторяет Санна. — Ей нужны были кое-какие старые записные книжки. — Что в них было? Инес кладет руку себе на колено. — Раны нужно зашить. Где «Скорая»? Она в смятении рассматривает сломанный ноготь так, словно у нее переломан палец. Санна достает из внутреннего кармана снимок, сделанный в «Рассвете», выставляет его перед собой и вглядывается в лицо Инес в поисках какой-нибудь реакции. Но оно выражает лишь безразличие. — Кто эти дети? — Что это такое? — холодно осведомляется Инес. — Вы знаете, что это фото сделано в лагере. Нам известно, что вы были там и общались с детьми. Как их звали? Инес отталкивает от себя снимок. — Я хочу подать заявление на Аву Дорн за взлом и побои, — она упорно игнорирует вопрос. — Она представляет опасность для окружающих. Санна переводит взгляд с фотографии на Инес, потом обратно на фотографию, думая про себя, что же она за человек. — Это кто? — спрашивает она, указывая на мальчика, стоящего рядом с Мией. — Посмотрите на него. Кто это? Инес не отвечает. Она просто смотрит в упор на Санну, как будто считает ее ненормальной. — Я ничего не расскажу, пока не получу полицейскую защиту, — отвечает она. — Эта карга вломилась ко мне в ночи, избила меня и стащила мои вещи. Поезжайте к ней, нечего на меня нападать. Если вам, конечно, смелости хватит. Она то еще чудовище.