– Что, прости? – В банках. Вы там что-то видели? – громче повторил он. – Что я мог там увидеть? – Не знаю. Что-то страшное. Учитель открыл рот, но вместо слов из его горла вырвался неразборчивый хрип. Когда мистер Крейн ушёл, Тимоти придвинул к стене парту, взобрался на неё и, ёжась от отвращения, снял по очереди все банки с полок. В шкафу за учительским столом он нашёл пустую картонную коробку и быстро поставил банки туда, старательно отводя глаза от образцов, которые были особенно чётко видны сквозь жидкость. Что-то в этих ёмкостях напугало мистера Крейна вчера. Что он увидел? Между всеми этими происшествиями была какая-то связь. Слишком много кусочков с совпадающими сторонами, чтобы не заподозрить, что они складываются в единую картину. К счастью, все банки поместились в коробке. Прогнувшись в спине под её тяжестью, Тимоти пошёл на улицу. Мусорный бак был высотой с него, и его крышка была открыта, но Тимоти внезапно понял, что не может вот так просто взять и бросить коробку внутрь. Да, некоторые образцы были мерзкими на вид, но это не делало их мусором. Не говоря уже о том, что у него не хватило бы на это сил. Поэтому он поставил коробку на землю рядом и, перекрестившись, прошептал: – Покойтесь с миром. Так ему показалось правильно. Кивнув, он отвернулся и пошёл к дому Эбигейл. Глава 16 В жилом комплексе было шестнадцать этажей, что делало его самым высоким зданием в округе. Облицованный светлым камнем, он стоял на углу Шаттер-авеню, к югу от моста. Тимоти медленно пересёк разбитый перед комплексом сад, не отрывая взгляда от возвышающегося над ним здания. Столько окон. Столько штор. Парадные двери представляли собой полотна чёрного железного кружева, а над ними тёмными мраморными плитками было выложено поблёскивающее название: «Мэйфэйр». Тимоти потянулся к ручке, но дверь отворилась без его помощи. – Mi amigo, – поприветствовал стоящий на пороге мужчина, – ты к кому? – Э-эм… К Эбигейл. – Эбигейл? – Она, э-эм… живёт с бабушкой? Миссис Киндред? * * * Он поднялся на лифте и оказался в небольшом коридоре с тремя большими чёрными дверями. У двери «16В» его встретили гавканье и голос Эбигейл: – Хепзиба! Нет! За этим последовали шаги. Дверь открылась, и он увидел её, с грустной улыбкой на лице и в не по размеру большом голубом халате художника. У ног Эбигейл вертелась и громко лаяла серая собачка. Тимоти наклонился, чтобы её погладить, но та убежала назад в прихожую. – Не обращай на неё внимания, она считает себя здесь царицей. – Эбигейл покосилась на собачку. – Верно я говорю? – Хепзиба секунду её послушала и снова разразилась визгливым лаем. Эбигейл закатила глаза и обратилась к Тимоти: – Не стой в коридоре. Она не кусается. – О, я не этого боюсь. Эбигейл изогнула бровь. – А чего же ты тогда боишься? Лицо Тимоти залила краска. – Я н-неправильно в-выразился. Я хотел сказать… Я не боюсь твоей собаки. Вот и всё. – Он переступил через порог. – Хепзиба? Странное имя. Как ты до него додумалась? – Это не я. Бабушка обожает Натаниеля Готорна. Хепзибой звали одну из его героинь, – объяснила Эбигейл. Заметив, что собачка обнюхивает его штанину, Тимоти протянул к ней ладонь, Хепзиба недолго подумала, но соизволила всё-таки её лизнуть. – Ага, ты ей нравишься. – Это хорошо. Она мне тоже нравится. – Тимоти оглянулся и резко почувствовал себя маленьким. – Круто у вас здесь. Прихожая заканчивалась широким арочным проходом в просторную гостиную, заставленную антикварной мебелью. В противоположном её конце были стеклянные двери, ведущие на огромную террасу на крыше, с которой открывался шикарный вид на шпили колледжа на фоне реки и холмов Род-Айленда. Сбоку из прихожей вёл длинный коридор, теряющийся во мраке. – Да, неплохо, – отозвалась Эбигейл. – Тебе здесь не нравится? – Ну, меня никто не спрашивал, хочу я здесь жить или нет. – Она вдруг округлила глаза. – О боже, я говорю как расфуфыренная вредина! Прости. – Нет, всё нормально. – Бабушке очень повезло иметь такую квартиру. И мне тоже, что я могу жить здесь… ну, пока. Просто по ночам… здесь может быть немного… страшновато. – В смысле «страшновато»? – спросил Тимоти, внезапно обратив внимание, как много вокруг тёмных уголков. – Идём. – Не ответив, Эбигейл повела его в столовую. – Можешь оставить свои вещи здесь. У меня уже всё готово на кухне. – Что готово? Она обернулась и смущённо улыбнулась: – Сейчас сам увидишь. Тимоти бросил куртку и рюкзак на стул в конце обеденного стола и последовал за Эбигейл через серию дверей на маленькую, захламлённую кухню. На рабочем столе стояли вразнобой несколько пластмассовых бутылочек, а на плите лежала картонная коробочка. На ней была нарисована улыбающаяся женщина, которая проводила руками по чёрным волосам. Под её точёным подбородком вилась белая надпись «РАСКРАСЬ МЕНЯ В БЕЗУДЕРЖНЫЙ… ВОРОНОЙ ШЁЛК». – Ты хочешь покраситься в чёрный? – Нет, – возразила Эбигейл, беря с плиты коробку и отдавая ему. – Ты меня покрасишь. Хепзиба прибежала со стороны столовой, села в проходе и уставилась на него, будто ожидала представления. – Ты хочешь, чтобы я покрасил тебе волосы? – ужаснулся Тимоти. – Расслабься, никто не ждёт от тебя профессионализма. – Она вздохнула и закатила глаза. – Просто я сама не смогу прокрасить затылок, а в коробке только одна пара перчаток, поэтому делай тогда уж всю голову. Ты же не против? Тимоти задумался. После всего пережитого за прошедшую неделю покрасить новой подруге волосы представлялось плёвым делом. Погодите, «новой подруге»? Так они теперь друзья? – Ладно, – тихо согласился Тимоти. – Отлично! – Эбигейл достала из коробки пару полиэтиленовых перчаток. – Примерь пока. А я смешаю краску. Хепзиба присоединилась к ним у обеденного стола. Эбигейл постелила вокруг старые газеты и села на стул с высокой спинкой. Тимоти взял пластиковую бутылочку с едко пахнущей краской лавандового цвета и выдавил немного на голову девочки. – Фу, ощущение мерзкое! – пожаловалась она. – Прости, – буркнул Тимоти. Он наконец вспомнил, зачем сюда пришёл: чтобы поговорить с Эбигейл о её бабушке. Но как завести разговор? Так и не придумав, он вместо этого спросил: – С чего ты вообще решила это сделать? – Наверное, мне просто захотелось ненадолго стать кем-то другим. Я думаю затем ещё постричься. – Правда? Вообще всё стричь? Под «ёжик»? – Нет, где-то, ну… по уши? У меня есть ножницы в ванной. – Она подняла на него глаза. – Распредели краску по всем волосам, а затем помни их хорошенько, чтобы корни тоже прокрасились. Даже в перчатках касаться геля было неприятно.