– В полицию обращаться смысла нет, так ведь? Карадек сначала допил кофе, потом ответил: – При таком раскладе, сам понимаешь, им особо делать нечего. Анна – взрослый человек, оснований, что ей грозит опасность, нет, так что… – Ты мне поможешь? Он искоса взглянул на меня. – Что конкретно ты имеешь в виду? – У тебя есть связи в полиции; можно было бы узнать о телефонных звонках Анны, эсэмэсках, проверить ее банковский счет, карточку, траты, расходы. Проанализировать ее… Карадек предостерегающе поднял руку. – Стоп! Не зарывайся! Если бы всякий раз, когда ты ссоришься с подружкой, следователь так принимался за дело… Я в досаде вскочил с табуретки, но Марк удержал меня за рукав. – Погоди, мотылек! Если хочешь от меня помощи, говори всю правду. – Не знаю, о чем ты. Он наклонил голову и тяжело вздохнул. – Не делай из меня дурочку, Рафаэль. Я тридцать лет допрашивал людей. И знаю, когда мне врут. – Я тебе не врал. – Не сказать всей правды – значит соврать. Ты скрыл что-то очень серьезное, из-за чего ты сам не свой. 2 – Па! Я все! – крикнул Тео, протягивая мне бутылочку. Я наклонился к сыну и забрал пустую емкость. – Хочешь еще, малыш? – Кадо! Кадо! – потребовал хитрец. Был у Тео маленький грешок – он обожал палочки в шоколаде «Микадо». Но я не поддержал его страстного порыва. – Нет, старина, «Микадо» едим на полдник. Узнав, что любимого печенья он не получит, мальчик-ангелочек по имени Тео впал в обиду и горе. Он прижал к себе Фифи, плюшевую собачку, верного своего друга, и широко открыл рот, собираясь во все горло зареветь, однако Марк успел сунуть ему только что поджаренный кусок сладкого хлеба. – Получай, хулиган, хлеб вместо печенья! – Плеп, плеп, – заулыбался Тео. Трудно поверить, но у заматерелого полицейского, специалиста по облавам и заложникам, было удивительное чутье на детей. Я познакомился с Марком пять лет назад, когда он поселился у нас в доме. Карадек мало походил на классического детектива, привычного нам по книгам и кино. Однако я сразу проникся к нему симпатией, и вскоре мы стали приятелями. В уголовной полиции так ценили его аналитические способности, что прозвали его Профессором. И когда я писал свой последний триллер, то частенько беседовал с ним. Марк не скупился на всяческие истории из своей практики, давал множество полезных советов и даже согласился прочитать и поправить рукопись. Мало-помалу мы не на шутку подружились. Ходили вместе на стадион «Парк де Пренс», когда «Пари-Сен-Жермен» играли на своем поле. И уж точно в неделю раз сидели с тарелкой суши и двумя бутылками пива «Корона» перед экраном моего домашнего кинотеатра – и смотрели корейские детективы или пересматривали фильмы Жан-Пьера Мельвиля, Уильяма Фридкина, Сэма Пекинпа. Наравне с Амалией, консьержкой из нашего дома, Марк всерьез помогал мне растить и воспитывать Тео. Он оставался с ним, когда мне было нужно сходить в магазин, давал ценные советы, если я вдруг отчаивался и терялся. Он научил меня главному: доверять своему ребенку, слушать его, а не соблюдать правила, и не бояться, что окажешься не на высоте. 3 – «И сделала это я», – сказала мне Анна, когда показывала фотографию на айпаде. – Фотографию чего? – спросил Марк. Мы с ним сидели за столом в кухне. Он сварил нам еще по чашке кофе и теперь смотрел на меня пронизывающим взглядом, не давая опустить глаза. Да, если я хотел от него помощи, мне ничего не оставалось, как выложить ему всю правду. Всю. Самую жестокую и непредставимую. Я понизил голос. Из-за Тео. Хотя сын, конечно же, ничего не понял бы. – Трех обгорелых трупов. – Шутки шутишь? – Нет. Три тела в ряд, одно рядом с другим. Глаза у полицейского загорелись. Трупы. Смерть. Жуть выползла на сцену. Вместо семейных дрязг – расследование для детектива. – Анна впервые заговорила с тобой об этом? – Впервые. – И что ты думаешь о ее участии в этом деле? Я пожал плечами. Но Марк продолжал допрос. – Она показала тебе фотографию и ничего не объяснила? – Я же сказал тебе: я не дал ей такой возможности. Я пришел в ужас. Окаменел. И ушел, не сказав ни слова. А когда вернулся, ее уже не было. Марк испытующе вглядывался в меня, словно хотел убедиться, что все происходило именно так. – Чьи это были трупы? Взрослых? Детей? – Трудно сказать. – Где лежали? В помещении? На столе для вскрытия? На… – Откуда я знаю, черт тебя побери! Они были черные, как головешки! Вот и все, что я могу сказать! Раздутые от жара. Сгоревшие. Карадек продолжал подкапываться под мои защитные укрепления. – Постарайся быть предельно точным, Рафаэль. Представь их как можно яснее. Опиши во всех подробностях. Я закрыл глаза, чтобы вспомнить яснее. Больших усилий не потребовалось – жуткая фотография впечаталась в память навек. Проломленные черепа и грудные клетки, внутренности наружу. Под настойчивым взглядом Карадека я постарался как можно точнее описать мертвые тела со сведенными конечностями, обгоревшей кожей и белыми торчащими костями. – На чем они лежали? – Автоматически хочется сказать: на земле. Но вполне возможно, что на простыне, брезенте… – А как ты думаешь, Анна чистая? Я имею в виду наркотики, психические нарушения, возможное лечение в психбольнице… – Не забывай, что ты говоришь о женщине, на которой я собираюсь жениться. – Отвечай на мой вопрос, ладно? – Уверен, ничего такого и близко нет. Она заканчивает ординатуру. Прозрачна, как бриллиант. – А почему ты тогда стал копаться в ее прошлом? – Ты же знаешь мою историю, Марк! Знаешь, чем кончилась моя последняя любовь. – А теперь скажи, что именно тебя встревожило? Я стал перечислять: – Странная зыбкость в отношении прошлого. У нее словно не было ни детства, ни юности. Крайняя закрытость. Стремление остаться незамеченной, ставшее для нее как бы второй натурой. Нелюбовь фотографироваться. И потом, скажи честно, много ты знаешь молодых женщин, которые не общались бы в Фейсбуке или в какой-нибудь еще соцсети? – Согласен, есть о чем задуматься, – признал бывший следователь. – Но нет конкретики, какая заставила бы в чем-то ее подозревать. – Нет конкретики? А три трупа? – Не горячись. Мы ничего о них не знаем. Она же медик, могла иметь с ними дело на практике… – Тем более нужно раскопать это дело, так ведь? 4 – Уборщица к тебе уже приходила? – поинтересовался Марк.