Лео взял меня за руку. Я открыла глаза и увидела, что он улыбается и медленно кружится вместе со мной. Наши движения повторяли покачивания корабля. Я снова дала себе волю, и ветерок взъерошил мне волосы. Ну и что с того? Мы танцевали. Я слушала ритм. Я не знала, кто из нас вел. Мелодия вот-вот должна была закончиться. Ноты удлинялись. Да, это был конец. Теперь мы слышали только гудок, говорящий нам, что пришло время идти ужинать. Май 1939 года «Газета де ла Куба» Пятница, 19 мая Прошлая ночь выдалась трудной. Мы едва не потеряли маму. Я понимала, что должна быть готова к этому. Я могла потерять мать в любой момент и стать сиротой внезапно, еще до того, как мне исполнится двенадцать. Но такого не могло быть. Мама не могла поступить так со мной, тем более в день моего рождения, потому что тогда во все последующие праздники я бы вспоминала ее и меня охватывала бы печаль. Папа допоздна засиживался с капитаном в его каюте, и эти таинственные встречи беспокоили маму. Отец всегда возвращался сгорбленным, с поникшими плечами: мужчину, который когда-то был самым элегантным в Берлине, сейчас кренило к земле, как изможденного горбуна. Маме было плохо всю ночь. Мне пришлось оставить ее одну в ванной, я не могла вынести ее вида: казалось, она разваливается на куски. – Ничего страшного. Иди спать. Утром я все объясню. Очевидно, она знала что-то, о чем не решалась мне сказать. Что мы потеряли все наши деньги? Что огры готовятся к вторжению в Америку и скоро пересекут Атлантику? Что у нас не осталось никакого выхода и они будут поджидать нас в порту Гаваны? Даже через закрытую дверь я слышала, как ее рвало. Согнувшаяся над унитазом и сотрясаемая внезапными приступами тошноты, она выглядела такой хрупкой, что испугала меня. Невыносимая вонь проникала из туалета в ее каюту, а затем и в мою. Я накрыла голову подушкой, чтобы закрыться от звуков рвоты и запаха. В конце концов я заснула. На следующее утро все выглядело так, будто ничего не произошло. Мама была бледной и, возможно, с более тщательным макияжем, чем обычно. Она вымыла волосы и надушилась тонкими, незнакомыми мне духами. Этот новый аромат, смешанный с запахом морской соли, озадачил меня так же сильно, как и ее чудесное выздоровление. Мама поняла это и попросила меня и папу сесть рядом с ней. Ни духи, ни запах ее мыла, ни средство для волос не могли стереть ночной запах зловония из моей памяти. – У меня есть для тебя новость, – сказала она приглушенным голосом. Это была хорошая новость. Обязательно должна быть хорошая. И в этот момент я вспомнила, что перед тем, как мы поднялись на борт, она обещала мне сюрприз. Встреча с Лео заставила меня забыть о мамином обещании что-то мне рассказать. Она посмотрела на папу, а затем перевела взгляд на меня. Просто расскажи нам свою новость, мама! – Я ждала до сегодняшнего дня, потому что хотела быть совершенно уверена. Мама снова сделала паузу. Затем посмотрела на нас с озорным блеском в глазах, будто приглашая нас отгадать загадку. – Ханна, – сказала мама, глядя на меня и не замечая папу, – ты больше не будешь единственным ребенком! Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она пытается мне сказать. Мама в положении! Вот почему ей было так плохо! Она не беспокоилась из-за встреч папы с капитаном – это были мужские дела. У меня будет братик или сестренка! – Где родится ребенок? – единственный вопрос, который я придумала задать. Как глупо с моей стороны. Мне следовало сказать что-то более подходящее для девочки моего возраста. Я должна была проявить эмоции, подскочить к маме и обнять ее. Трубить повсюду: «Я больше не буду одна в семье! Как чудесно!» Закономерность, по которой в семье Штраус всегда было не больше одного ребенка, нарушилась. Новый Розенталь присоединился к сообществу нечистых. Папа наклонился, чтобы нежно поцеловать маму, но также без выражения эмоций. – Мы еще не знаем, на сколько останемся в Гаване. Ребенок родится в конце осени. Мама была счастлива, что ребенок не родится немцем. Она собиралась избавиться от этого рокового груза, который ее семья несла из поколения в поколение и который теперь исчез, как по волшебству. – Сегодня вечером мы будем проходить мимо каких-то океанских островов. Будет видна береговая линия, – сказала я, чтобы нарушить тишину, возникшую из-за этой неожиданной новости. Родители посмотрели на меня так, будто не поняли. Или как будто думали: «Она точно наш ребенок?» Папа подошел к маме сзади и, притянув ее к себе, обнял. Мой комментарий остался без ответа. Они уже знали, чего ожидать от меня: я была глупым ребенком. Но они не должны были слишком расстраиваться: скоро родится новый Розенталь, который оправдает их ожидания. Иногда мне казалось, что это я родилась по ошибке. Я была им не нужна. Новый вопрос, который подняла мама, родители должны были решать вдвоем, так что мне было лучше оставить их наедине с новым ребенком. Я взяла фотоаппарат и вышла на палубу. – Господин Адлер все еще болен, – напомнила мне мама, хотя она и не думала, что я пойду и поприветствую их сама. Я попыталась сфотографировать пассажиров второго класса, но увидела, что камера их нервирует. Некоторые выглядели испуганными, другие принимались позировать, когда видели, что я наводила на них фокус, и это портило впечатление, которого я пыталась добиться. В первом классе дело обстояло даже хуже: семьи бесконечно поправляли одежду, а некоторые женщины даже просили меня подождать несколько секунд, пока они поправят макияж. Единственный человек, который не позировал, был Лео. Если он замечал, что я хочу его снять, он останавливался, чтобы снимок не получился смазанным. Я сфотографировала Лео с отцом. Господин Мартин с усталым видом сидел в кресле, укрыв ноги серым одеялом. С последней нашей встречи он постарел. Рядом с ним улыбался Лео, обнимая отца за талию. – Кольцо будет твоим, папа обещал мне, что в Гаване отдаст его мне, – торопливо проговорил Лео. Он частенько говорил путано, и, казалось, только я могла его понять. – У меня будет брат. Мама на третьем месяце. – Сменив тему, я ушла от необходимости благодарить его за кольцо и смогла избежать неловкого момента. – Еще один рот, который надо кормить, – был его ответ. На этот раз я ждала поздравлений, чего-то вроде того: «Здорово, у тебя будет братик или сестра!», но, как всегда, Лео проявил практичность и сразу перешел к сути. Мы первыми поднялись на прогулочную палубу, когда по громкоговорителям объявили, что мы приближаемся к Азорским островам. Мы с Лео встали с моими родителями у перил на левом борте и смотрели на показавшиеся вдали острова. Никто не кричал: «Земля прямо по курсу!», как обычно делали герои приключенческих книг, которые мне доводилось читать. Палубы были заполнены пассажирами, вглядывавшимися в даль в мрачном молчании. Воздух был морозным: наступала ночь. Несмотря на то что Лео клятвенно пообещал, что скоро откроют бассейн, я не могла представить, что кто-то рискнет залезть в воду при таком холодном ветре. До тропиков, где можно было бы загорать, еще было слишком далеко. У меня началась морская болезнь – то ли оттого, что я слишком долго смотрела вдаль, то ли от известия о том, что скоро родится ребенок. Я вдруг обнаружила, что мне приходится держаться за поручень, чтобы не потерять равновесие. Чем ближе мы подходили к островам, тем сильнее мне казалось, что корабль качает то в одну, то в другую сторону. Мама прислонилась к папе. Она чувствовала себя под защитой самого сильного мужчины в мире. Папа прижал ее к себе, но в его глазах мелькнуло что-то, похожее на тревогу. Я попыталась угадать его чувства. О чем отец мог думать, что его беспокоило – чувствовал ли он себя больным или измотанным, или его одолевало сожаление о том, что ему пришлось бороться все это время, и он был готов сдаться. Я не знала, почему ему страшно, ведь мы были вместе. Мы в безопасности, папа. Нам удалось бежать. Германия все дальше и дальше от нас. Мы на полной скорости пронеслись мимо Азорских островов. Когда мы увидели, что они начали удаляться от левого борта, возникло ощущение упущенной возможности, как будто безопасный путь к свободе теперь был недоступен. Каково было бы жить там, вдали от огров? Нам следовало бы купить визы на Азорские острова. Мы могли бы стать их новыми жителями. Конечно, мы бы изменили их название. Вместо Азорских островов я бы назвала их Нечистыми островами. Наши дети говорили бы на изобретенном нами нечистом языке, который отличался бы от нашего родного. Первая в мире страна Нечистия. Именно здесь родился бы ребенок, мой брат или сестра, свободный от несчастья быть немцем, от необходимости говорить на немецком языке. Какое счастье быть нечистым! Не нужно было бы ни от кого прятаться, потому что вокруг не было бы ни одного чистого человека. Только подумай, Лео, просто рай! Лео взял меня за руку. Мои родители ничего не заметили, погрузившись в собственные мысли. Прислонившись друг к другу, они смотрели на горизонт, куда уплывали острова, снова затерявшись посреди мрачной Атлантики. Моя рука замерзла, но Лео согрел ее своей. – У меня есть пара роликовых коньков на завтра. – Лео мог избавиться от любых мрачных мыслей. И я уже представляла, что меня ждет, когда я проснусь утром. – Ты сможешь научиться за час? – спросила я его. Лео взглянул на меня, как бы говоря: «Конечно, научусь, и гораздо быстрее, чем ты думаешь». Его смех был заразителен. Смех был лучшим решением. В тот момент я осознала, что папа наблюдает за мной с тревогой… а я в это время мечтала о Лео и коньках! Думаю, папа, тебе пора прервать молчание и дать нам почувствовать, что ты здесь, с нами, что думаешь о нас. И если что-то происходило бы, ты сказал бы нам, потому что ты знаешь, что я сильная. С тобой мы всегда чувствуем себя в безопасности. Голос отца прозвучал торжественно, когда он коротко объявил: – Мы на полпути к цели. Телеграмма от компании «Гамбург – Америка Лайн» Вторник, 23 мая Сегодня должен был быть вторник. С тех пор, как мы поднялись на борт, никто даже не задавался вопросом, какой сегодня день недели. Нас интересовало только, сколько дней осталось до высадки. Я не могла дождаться, когда наступит суббота, день нашего прибытия в порт. Вдобавок ко всему это был мой день рождения, и он выпадал на вторник, худший день из всех. Впрочем, какое это имело значение? Мы плыли посреди Атлантического океана и будем плыть до пункта назначения еще почти неделю. Я уже даже не считала себя невезучей.